Тьма после рассвета - Александра Маринина

терпеливо объяснила она. — Ты еще неделю назад говорил, что он приезжает во вторник, шестнадцатого ноября, в восемь утра с минутами, и ты обязательно должен его встретить на вокзале. Ты забыл, что ли?

— Неделю назад… — рассеянно пробормотал Алексей. — Ну да… Черт! А у меня в голове отложилось, что Серега приезжает восемнадцатого в шесть вечера… А точно, что шестнадцатого в восемь? Ты не путаешь?

— Лешик, я никогда ничего не путаю, — строго произнесла Настя, закутываясь в махровый халат. — Ну нельзя же быть таким расхлябанным, честное слово! Ты же математик, а постоянно путаешь шестерки и восьмерки.

— Асенька, я именно что математик, а шестерки и восьмерки — это детская арифметика.

Он легко выпрыгнул из постели и помчался в ванную, крича на ходу:

— Зато я тебя обожаю! И ты мне за это все прощаешь!

Ну вот, ванная теперь занята надолго, а Настя уже стоит в халате посреди комнаты. И куда себя девать? Снова забираться под одеяло как-то глупо. Она побрела на кухню, поставила чайник, достала из шкафчика банку растворимого кофе, коричневую с рисунком, импортную, по три рубля. В три раза дороже, чем отечественный, зато вкус гораздо приятнее, не отдает кислятиной. Пока чайник закипал, насыпала в чашку одну чайную ложку кофе, две ложки сахару, капнула воды и принялась растирать до состояния темно-желтой сметаны. Когда зальет это месиво кипятком, получится напиток с симпатичной вкусной пенкой. Мамина подруга, научившая Настю такой простой премудрости, сказала, что это называется «кофе по-варшавски». И почему именно «по-варшавски»?

Первый же глоток горячего кофе вкупе с первой сигаретой как-то примирили Настю Каменскую с неприятным ощущением собственной неумытости. Утро получится долгим, обычно по будним дням она встает не в шесть, а в половине седьмого, так что сегодня у нее будет на полчаса больше, чтобы, не торопясь, привести себя в порядок. Эта мысль оказалась приятной и даже заставила невольно улыбнуться. Что ж, если день начинается с улыбки, то, возможно, сегодня ее ждет что-нибудь хорошее!

Чистяков вышел из ванной свежий, благоухающий мылом, шампунем и лосьоном после бритья, мокрые волосы аккуратно зачесаны, глаза сверкают. «Вот что значит быть «жаворонком», — с завистью подумала Настя. — Проснулся и сразу как огурчик. Не то что я, «сова» и засоня. Мне нужно много времени, чтобы начать прилично выглядеть».

— Опять куришь натощак?

— Ты не оставил мне выбора. Если нельзя идти умываться, то что еще делать?

— Могла бы начать завтрак готовить. Или хотя бы делать вид, что готовишь.

Настя от души расхохоталась.

— Леш, да ты чего? Где я — и где завтрак? Первые минут сорок после пробуждения я вообще не человек. И потом, у нас с тобой четкое разделение обязанностей: ты заведуешь кормлением, а я организовываю твою жизнь и слежу, чтобы ты ничего не забывал и не путал.

Алексей меж тем внимательно изучал содержимое холодильника.

— Что в пол-литровой банке? — спросил он.

— Салат. Мама с собой дала.

— Когда?

— Позавчера.

Он достал банку, поднес к носу, принюхался и удовлетворенно кивнул.

— Пойдет. За двое суток пригодность вряд ли утрачена. Почему сама не съела?

— Когда, Леш? Ты же знаешь мою маму, она столько еды всегда дает, что я не успеваю ее оприходовать, пока не испортилась. Там еще жаркое должно быть и котлеты, кажется. Я все это привезла от родителей в воскресенье вечером, а вчера мы ели то, что ты приготовил, — принялась оправдываться Настя, почему-то чувствуя себя виноватой.

Накануне Алексей явился с полной сумкой мяса и овощей с рынка, и в предвкушении отбивных, которые у него получались на диво сочными и вкусными, Настя совершенно забыла о еде, привезенной от родителей.

— Ясно. Что в маленькой баночке? Желтенькое такое…

— Это мед.

— Зачем? — удивился он. — Ты же его не любишь.

— Мама заставила взять. Придумала, что я должна простудиться, дала мед и молоко, велела выпить.

— И судя по тому, что пакет молока так и стоит невскрытый, ты, конечно же, выпила, — глубокомысленно констатировал Леша. — Мы его используем для омлета, все равно прокиснет, если сегодня не употребить. Не сиди над душой, иди умываться, не мешай мастеру работать.

Завтрак получился обильным и вкусным, но на то, чтобы смаковать и наслаждаться, времени уже не оставалось: Алексею нужно было мчаться на ­вокзал.

— Леш, купи в следующий раз толстую тетрадку за сорок четыре копейки, ладно? — попросила Настя, стоя в прихожей, когда он одевался.

— В линейку или в клеточку?

— Без разницы. Тебе самому какие больше нравятся?

— А я-то при чем? — не понял Чистяков. — Тетрадка же для тебя, а не для меня.

— Как раз для тебя. Я ее расчерчу, распишу на каждый день в году и на каждый час в сутках, а ты будешь туда записывать все, что нужно не забыть.

— Откуда такие странные идеи?

— А я видела когда-то такую книжку, очень давно. Кто-то из маминых коллег привез из-за границы. Я была еще маленькая, крутила ее в руках и все не могла понять, для чего это. С одной стороны, вроде бы можно дневниковые записи вести, как в прошлом веке было принято, но вот зачем сбоку цифры — так и не доперла тогда. Удобная же штука! И почему в нашей стране такие не выпус-кают?

— Мы все больше на перекидных календарях записываем, — усмехнулся Алексей. — Дешево и сердито.

— Но календарь с собой не возьмешь, он так и стоит на рабочем столе, а отошел на пять шагов в сторону — и уже все забыл. Так что покупай тетрадку, я тебе сделаю из нее ежедневник, будешь носить в портфеле и уже ничего не перепутаешь, — сказала Настя, обнимая его на прощание.

Она уже почти закрыла дверь за Чистяковым, когда он обернулся и с лукавой улыбкой попросил:

— Если я вдруг опять забуду, напомни, пожалуйста, что в понедельник в пятнадцать ноль-ноль я должен быть в комитете комсомола.

— Зачем?

— Зачем напоминать? Я же говорю: чтобы не забыл и не перепутал.

— Нет, в комитет зачем? Что ты там забыл? Ты же никогда не был активистом.

— Меня посылают в Школу молодых ученых. Все, побежал, пока.

Школа молодых ученых… Что еще за фигня? Неужели есть школы, где человека можно научить быть ученым? Хотя если существует институт, в котором учат быть писателями и поэтами, то, наверное, можно и на ученого выучить. Правда, все классики русской литературы как-то обошлись без этого института…

***

Пока начальник отдела розыска изучал составленные Гордеевым документы, Виктор предавался размышлениям на тему кадровых вопросов. Что лучше: хороший зам при плохом начальнике или хороший начальник с плохим заместителем? Вот сидит сейчас в кабинете начальник, который откровенно не любит майора Гордеева и при каждом удобном случае ставит ему палки в колеса и норовит ткнуть носом в малейшую оплошность. Сидит за своим начальственным столом, важный такой, преисполненный собственной значимости, читает рапорты, справки и планы, выискивает, за что бы устроить Виктору выволочку. А за приставным столом для совещаний, прямо напротив Гордеева, сидит его недавно назначенный заместитель, вдумчивый, спокойный и очень профессиональный, который Виктору открыто симпатизирует. Зам — это нечто вроде подушки безопасности, буфер, прокладка между руководством и исполнителями; грозу смягчит по пути сверху вниз, ошибки