Тайна апостола Иакова - Альфредо Конде

— Да, я взяла такой вот аппаратик, уже наполненный необходимой ей дозой инсулина, и подробно объяснила, как им следует пользоваться для ежедневного введения лекарства. Она практически не смотрела на меня, разве что пару раз бросила короткий взгляд: уж слишком она была занята наведением красоты, слишком погружена в созерцание самое себя.

Аншос вновь приостановила ход своего рассказа, словно умеряя его накал в надежде успокоиться самой, словно желая набраться сил перед решительным броском, перед финальным эпизодом, которого все с нетерпением ждали. Было такое впечатление, что во всем здании воцарилась поистине гробовая тишина, если только такое сравнение здесь уместно. И посреди этой тишины резко зазвучал голос рассказчицы, заговорившей так, словно она целые столетия ждала возможности поведать миру свою историю.

— Но прежде чем сделать ей инъекцию, я совершила еще одну операцию, — сказала она, роясь в куче вещей на столе; наконец ей удалось найти то, что она искала.

Во время пауз был отчетливо слышен шум дождя, мягко постукивавшего в оконное стекло. Аншос продолжила:

— Установив поршень на кусочек затвердевшей пасты из кураре, очень похожий на этот, — вот так, я несколько раз выстрелила в пасту заключенным внутри поршня ланцетом, пока не убедилась, что лезвие хорошо пропиталось ядом. Затем, воспользовавшись ее полным безразличием ко всему, кроме своей персоны, я положила руку на ее левую ногу, мягко прижав ее к краю джакузи, приложила поршень концом, из которого высовывается кончик ланцета, к ее коже, — рассказывала Аншос, показывая на свой собственной руке, — и выстрелила ланцетом ей в ляжку. Она даже не вздрогнула. Вот так.

У комиссара возникло недоброе предчувствие и он было попытался пресечь движение руки докторши, но сдержался. Аншос заметила это, ее взгляд на какое-то мгновение задержался на вздрогнувшей руке Салорио, но потом она, как ни в чем не бывало, завершила предпринятое действие и продолжила говорить спокойным голосом, устремив неподвижный взгляд вдаль.

— Это был восхитительный момент. Кураре блокирует легочные клетки, и отравленный человек ощущает, как у него останавливается дыхание. Он знает, что умирает. И София знала. Она широко раскрыла глаза, словно спрашивая меня, что происходит, почему я улыбаюсь ей, почему ничего не делаю, чтобы ей помочь. Я ждала до тех пор, пока окончательно не удостоверилась, что она мертва. Если бы я позвонила в 061 или сделала бы ей искусственное дыхание, она бы не умерла, но я позволила ей уйти.

— Почему ты все сделала именно так? — задала вопрос Андреа.

— Потому что я полагала, что это будет справедливо. Кураре не оставляет следов. Если бы я убила ее с помощью цианистого калия, она умерла бы мгновенно, не успев ничего осознать, а к тому же в крови остались бы следы яда. Цианид провоцирует клеточный паралич во всем организме, поэтому смерть наступает молниеносно. Возникают конвульсии и идет пена изо рта. Если бы я смазала ланцет цианидом, ее смерть была бы такой, — ответила Аншос.

Почти никто не заметил, что, произнося это, она воспроизвела прежнее движение, установив один конец поршня на свою руку и незаметно нажав большим пальцем кнопку на другом его конце. Лишь Андрес с инспектором Арнойей прореагировали почти сразу, поняв, что сей жест может означать. Но было уже поздно. Смерть Аншос Вилаведры была мгновенной. Не такой, как у Софии Эстейро, а той, о которой она только что объявила: это было отравление цианистым калием.

Она так и не объяснила, зачем раскидала листья гинкго билоба по ванне. Или они уже там лежали до нее. Не сказала, как она подобрала с пола и аккуратно сложила халат. Никто так и не услышал от нее, в чем состояли действительные мотивы, приведшие ее сначала к убийству, а потом к самоубийству. Возможно, она действительно была безумна, как утверждала Андреа.

Осталась неразгаданной и загадка насечек, нанесенных на тело Софии. Надрезов, из которых кровь не сочилась просто потому, что она уже не струилась по венам жертвы в тот момент, когда скальпель доктора Вилаведры резвился на коже цвета алебастра. Но теперь доподлинно было известно, что София Эстейро, ослепительная в своей соблазнительной наготе, без всякого принуждения, сама взошла на свой эшафот, столь же холодный, как и она сама.

5

Компостела, четверг, 6 марта 2008 г.

Известие о кончине доктора Вилаведры в комиссариате, во время реконструкции обстоятельств убийства доктора Эстейро в прошлую субботу, нашло широкое отражение во всех радио- и телевизионных выпусках вечерних новостей.

Во время короткой пресс-конференции, созванной вскоре после случившегося, комиссар Салорио проинформировал журналистов о том, как Аншос Вилаведра свела счеты с жизнью, сделав себе инъекцию цианистого калия. Она сделала это под влиянием душевного расстройства, ранее приведшего ее к убийству доктора Эстейро и покушению на жизнь доктора Сомосы.

Никто во время допроса не сумел предугадать ее намерения покончить с собой, и присутствовавшие при дознании инспекторы не заметили ничего, кроме состояния легкого возбуждения, которое было отнесено на счет напряжения, вызванного пребыванием в полицейском участке.

Ставшие достоянием прессы факты были детальнейшим образом изложены в четверг в утренних газетах, позволивших себе гораздо подробнее и красочнее, чем накануне в телевизионных и радийных выпусках последних известий, осветить все произошедшее. Здесь уже в немалых дозах была представлена всевозможная чернуха.

Каков был основной тон известий, Карлос Сомоса смог убедиться, просмотрев все выпуски новостей по телевидению и прочитав все утренние газеты; и теперь они с Андресом Салорио, который пришел в больницу навестить друга, обсуждали детали случившегося. Впрочем, комиссар отнюдь не собирался посвящать приятеля во все тонкости проведенной операции.

Комиссар торжествовал. Все разрешилось так, как от него требовал представитель правительства, так что ничто из имеющего отношение к святым мощам не вышло за рамки узкого круга посвященных в проблему лиц. Все получилось даже лучше, чем с делом Рехино.

Трагический несчастный случай с деканом рассматривался именно как роковая случайность, каковой он, собственно, и был. Клара осталась пока жить в «Осталь де лос Рейес Католикос», поскольку серьезно подумывала о скорейшей продаже квартиры.

Эулохия была счастлива. Она не только вдоволь пообщалась с супругой представителя центрального правительства, но к тому же теперь ей никто больше не напоминал об инциденте с вертолетом, бороздившим воздушное пространство университетской библиотеки. Эухения решила подарить питона зоопарку города Виго, и Андрес всеми порами своей кожи источал по этому поводу несказанное удовлетворение. Жизнь подчас так прекрасна!

Когда комиссар Салорио покидал элитную палату, где Карлос Сомоса приходил в себя не только от отравления, но и от всех эмоций, которые его обуревали, он почувствовал, как в кармане его брюк завибрировал телефон.

— Ого! — сказал он себе. — А жизнь-то продолжается.

Он ответил на звонок без особого желания, просто понимая, что надо это сделать. Звонил Томе Каррейра:

— Привет, комиссар. Мы можем увидеться?

— Я уже выхожу из университетской клиники. Можем встретиться прямо сейчас.

— Где?

— Где скажешь.

— Как насчет кафетерия в «Остале»?

— Прекрасно, буду там через десять минут.

Салорио приехал в университетский больничный комплекс на служебной машине и поэтому к месту назначенной встречи прибыл вовремя. Сидя в кафетерии за бокалом пива, он дожидался появления Томе Каррейры.

— Извини, — виновато сказал тот, когда наконец пришел. — Я не думал, что ты так быстро доберешься.

— В этом преимущество личного водителя и отсутствия необходимости парковаться, — объяснил комиссар.

Каррейра уселся за столик, заказав кофе с молоком. В этот утренний час в кафе было пусто, и они могли пользоваться тем же уединением, каким наслаждались в понедельник Клара Айан и комиссар. Когда их обслужили и они остались наедине, Томе заговорил:

— Я хочу поблагодарить тебя от имени клира и капитула за величайшую деликатность и благоразумие, с которыми ты расследовал это столь неприятное дело, а также за быстроту, с какой тебе удалось его разрешить.

— А сам архиепископ не может мне этого сказать? — спросил Андрес, задетый за живое.

— Ты же знаешь, какие они. Они уполномочили меня сделать это от их имени. Впрочем, они еще сделают это и известным тебе способом. Разве представитель центрального правительства с тобой не говорил?

Комиссар молча посмотрел на доктора и воздержался от какого бы то ни было комментария.

— И еще я хочу поблагодарить тебя от своего имени. Огромное спасибо за все. Можешь рассчитывать на доброе отношение со стороны архиепископства и на мою личную дружбу и крайнюю признательность.