Сестры-близнецы, или Суд чести - Мария Фагиаш

— Мадам, мы не можем передать это дело в военный суд, пока не примем во внимание все варианты и не изучим все как следует.

Алекса должна была уступить, и скорее, затем чтобы они наконец убрались. И без этого она буквально шла по тонкому льду и не могла больше рисковать. В итоге она пообещала на следующее утро прийти в кабинет аудитора.

Когда наконец посетители ушли, Алекса прошла в сад. Охрана по-прежнему стояла у задних и передних ворот, и это успокоило ее. Она надеялась, что Ранке наконец взялся за ум и не наделает больше глупостей. Знает ли он уже о том, что преступником считают Дмовски? Надо надеяться, что еще не знает, и было бы неплохо, если бы он узнал об этом только тогда, когда она осуществит свои ближайшие планы на будущее.

Алекса попросила заказать экипаж с закрытым верхом на восемь часов утра, чтобы избежать любопытствующих взглядов. До штаба дивизии было добрых двадцать минут езды вдоль берега Алле, мимо резиденции епископа, ботанического сада, кавалерийских казарм и учебного плаца. С востока веяло свежим ветром, белоснежные облака гордо проплывали по голубому небосклону. По прогулочной дороге на другом берегу реки скакала группа всадников, дамы в черных амазонках, стройные мужчины, застывшие в своих седлах, как оловянные солдатики. Как ей хотелось так же беззаботно скакать с ними!

Лейтенант Стоклазка уже поджидал у ворот. Он проводил ее через казарменный двор в кабинет аудитора.

Капитан Ивес преувеличенно горячо поблагодарил ее за готовность оказать содействие и достал из ящика стола маленькую шкатулку. В ней лежали золотые часы с тяжелой цепочкой, кольцо с печаткой, заколка для галстука и пачка банкнот. Алексе сообщили, что все это было найдено в соломенном тюфяке Дмовски.

— Вы узнаете что-нибудь из этих вещей? — спросил аудитор.

Алекса узнала кольцо и заколку, часы ей были незнакомы. Кольцо было изготовлено из массивного золота и наверняка больше ста лет принадлежало семейству Годснхаузенов. Печатка на нем была неизвестного происхождения. Ганс Гюнтер как-то сказал ей, что его прадед запечатывал им письма, которые он посылал во время войны с Наполеоном своей жене.

Она подумала, прежде чем ответить.

— Нет, ничего. — Конечно, Ганс Гюнтер подарил Дмовски кольцо, так же как и другие вещи, да и деньги тоже. Скажи она «да», и петля на шее драгуна затянется, и это будет тот самый мотив для убийства, который так необходим капитану Ивесу. — Я не могу припомнить, чтобы что-то из этих вещей видела раньше, — добавила она, чтобы избежать какого-то другого толкования своих слов.

Капитан выглядел совершенно ошеломленным.

— Это в высшей степени странно, баронесса. Часы и цепочка были куплены в Кенигсберге вашим супругом у ювелира Херберта, и не далее как десятого марта этого года. Имеется копия счета. Вы уверены, что вы никогда раньше не видели эти часы?

На этот раз Алексе не было нужды лгать.

— Я знаю это совершенно определенно.

Аудитор и лейтенант Стоклазка обменялись взглядами.

— Значит, вы не знали, что он приобрел часы. Часто ли случалось, что ваш супруг делал серьезные приобретения, не ставя вас в известность?

— В данном случае это именно так. — На мгновение ее расстроило, что Ганс Гюнтер был так щедр к Дмовски. Она получала от него подарки к Рождеству и ко дню рождения. В последний раз он к тому же позабыл о подарке.

Капитан Ивес приказал привести Дмовски. По-видимому, его держали не в камере полка, а уже доставили в это здание, так как начальник караула ввел его буквально через несколько минут. На нем был мундир, но он был без фуражки. Увидев Алексу, он покраснел и бросил на нее мрачный взгляд.

— Ну как, хорошо выспался, Дмовски? — спросил капитан Ивес с омерзительной любезностью, но не получил никакого ответа. — Вы обдумали еще раз, в какое положение вы себя загнали?

Дмовски уставился на капитана, но не промолвил ни слова.

— Вы готовы дать показания?

— О чем?

— Нужно отвечать «господин капитан»! — рявкнул на него лейтенант.

Дмовски презрительно скривился и поправился:

— О чем, господин капитан?

— Мы установили, между прочим, что эти часы принадлежали майору фон Годенхаузену.

Драгун посмотрел на Алексу.

— Если вы это от нее узнали, то она лжет.

— Нет, мы узнали это от ювелира в Кенигсберге.

— Наверное, он продал другие, похожие.

Аудитор покачал осуждающе головой.

— Дмовски, Дмовски, так мы далеко не уйдем. Дорогие часы имеют заводской номер, и этот номер стоит в счете. Против этого вам нечего сказать. Вы взяли часы в среду ранним утром, после того как застрелили господина майора. — Дмовски в ярости заскрипел зубами и откинул голову назад.

— Ну ладно! — выкрикнул он. — Я взял часы, но вовсе не в среду утром, а еще тогда, когда я был денщиком. Я их нашел в ящике комода. Они никогда не запирались. Он их наверняка не хватился. — Дмовски наконец обрел дар речи. — И я могу даже доказать, что они у меня уже давно были, спросите у Рахауза, хозяина пивной. Ему я часы один раз показывал — еще перед Пасхой.

Алекса слушала, не веря своим ушам. «Почему он не скажет, что кольцо, часы, заколка и деньги были подарены? Его будут обвинять до конца в воровстве, даже если обвинение в убийстве и не докажут. А то, что он из этих ценностей ничего не пытался продать, означает, что деньги для него не главное. Кого же он пытается выгородить? Мертвого, который уже не нуждается ни в какой защите?»

— Откуда у вас кольцо? — продолжал допрос аудитор.

— Тоже из ящика комода.

— Это неправда. Госпожа баронесса утверждает, что кольцо не принадлежало ее мужу.

Дмовски изумленно посмотрел на Алексу.

— Что? Она так сказала? — спросил он. Взгляды их встретились, и выражение его лица смягчилось. — Ну что же, значит, я его где-то в другом месте заполучил.

— Значит, на вашей совести и другие грабежи?

— Не было у меня никаких грабежей.

— Это вы в ночь на двадцатое января проникли в дом по Гогенцоллернштрассе, двадцать три и похитили там серебряные приборы на двенадцать персон?

— На что мне серебряные приборы на двенадцать персон? Для той жратвы, которую мы здесь получаем, вполне хватает и железной ложки.

Капитан Ивес обрушил на Дмовски лавину вопросов о всех нераскрытых кражах в Алленштайне и окрестностях, но всякий раз получал ответ: «Нет». В конце концов драгун в ярости спросил:

— Чего это вы на меня все это вешаете? Из-за того, что ли, что полиция тут ни черта не делает, так на меня можно теперь все свалить? Сначала из меня убийцу делают, а теперь еще и домушника.

— Кстати, «убийца», — зацепился за слово капитан Ивес, вставил монокль и посмотрел в свои бумаги. — Нам бы хотелось услышать, почему вы потеряли такое тепленькое местечко денщика. Поначалу вы утверждали, что это, мол, произошло потому, что вы не отвечали на заигрывания вашей госпожи. Госпожа баронесса категорически это отрицает.

— А вы что, на ее месте по-другому бы говорили? — ухмыльнулся Дмовски и быстро добавил: — Господин капитан.

Капитан вскочил и угрожающе двинулся к кавалеристу.

— За это я вас посажу в кандалы, негодяй! — заорал он. И, обращаясь к Алексе: — Простите, баронесса. Когда имеешь дело с такими типами, нужно иметь ангельское терпение. — Он бросил свирепый взгляд на Дмовски. — Посмотрите на госпожу баронессу и повторите то, что вы нам вчера рассказали о том, как она вас выкинула из дома. Будьте так добры, встаньте, баронесса.

Алекса поднялась и встала против Дмовски. Когда их взгляды встретились, она почувствовала, что покраснела. Алекса стиснула зубы, пытаясь заставить себя играть эту игру по правилам аудитора.

— Она хотела, чтобы я вылетел из дома, вот я и вылетел.

— А причина?

— Я не знаю, господин капитан. Спросите лучше у нее.

Алекса не выдержала.

— Дмовски, вы лжец. И все, что вы здесь наговорили, сплошная ложь.

Молодой человек, который чувствовал себя еще более, чем Алекса, не в своей тарелке, растерянно пожал плечами.

— Да вы кругом шастали полуголая, — тихо сказал он.

— Вы лжете.

— Это правда. И вы меня еще ударили.

— Я дала вам пощечину, потому что вы совсем распустились. — Алексу душил гнев, но не на Дмовски, а на капитана Ивеса, который устроил этот спектакль с очной ставкой.

— Господин майор сказал вам, что вы должны одеваться как положено, потому что в доме есть люди, и вы потому и постарались, чтобы я вылетел.

— У меня были совсем другие причины убрать вас из дома, и вы знаете, что за причины.

Он так внезапно сделал шаг к ней, что она отшатнулась.