Лабиринт №7 - Сергей Васильцев

который был старше года на три и покровительствовал ему перед всем двором. При известном стечении обстоятельств…

«Обесчещенное имя, жизнь в непрестанном страхе перед преследованием, – писал Оскар Уайлд Дугласу, – нет это не для меня, которому явился ты на той высокой вершине, где все прекрасное обретает новые формы. Впрочем, с тех пор как я вышел из тюрьмы, в меня вселилась надежда, что я туда уже никогда не вернусь… Представляешь какой это будет день? Я хотел бы, чтобы ты был со мною, но предпочитаю знать, что ты вне всякой опасности, золотой мой мальчик».

Странные мысли навевала на него эта квартира… Не было никаких обстоятельств! Да и не могло быть. Потому что забрали его друга в Афганистан, там и оставили – без вести – при выводе наших войск. Империя гибла, круша и калеча в агонии тысячи судеб. Какие еще обстоятельства?

И все-таки тело откуда-то знало существо женской чувственности – все двадцать пять эрогенных точек. Ее отклики и нюансы. Но откуда – память не желала находить ответ. В этом случае речь уже не шла о запрете. Речь шла об игнорировании.

Последний тезис показался ему особенно безнадежным. Он отметил его опять уже несколько дней спустя, когда его местная ипостась вернулась из командировки, и Сергей снова превратился в человека, чье присутствие никто никогда не замечает.

А пока он шел по улицам и помнил об Ольге. У нее оставалось все меньше времени, если оно вообще оставалось.

Дальше его мысли потекли в совсем чуднóм направлении. Про то, как вместе с ним в школе училась девчонка, которая больше всех издевалась над мальчиком Сережей. И, как выяснилось на выпускном вечере, именно она его больше всех и любила. И это и был единственный вечер в их жизни. Потом она уехала с военным папой куда-то далеко-далеко. А он обещал писать, да так и не собрался. Такие дела…

«Этот мир должен меняться. По определению, – рассуждал Сергей. – А значит ему нужны скачки и переходы. Выход есть. Его только нужно найти».

Для начала он направился в пункт своего прибытия. Станция была уже обнесена забором с надписью во всю ширь: «РЕМОНТ». И еще: «Посторонним вход воспрещен».

– Я не просто посторонний, – сказал он себе. – Я посторонний! – вошел на площадку и направился к зданию, открыл дверь и попал в руки мужчины в серой форме с эмблемой в виде бегущего волка на левом рукаве.

– Мне нужен лейтенант Камарецкий, – объяснил Сергей, пытаясь протиснуться внутрь. Вестибюль был завален строительными мусором. Механизмы вскрыты. Из них торчали обрезки кабеля и фрагменты металлических конструкций. Плакат на стене гласил: «Эксплуатация ЗАПРЕЩЕНА» и чуть ниже: «Не включать! Работают люди».

– Не знаю никакого Камарецкого! – уперся охранник.

– Тогда – Комаровского.

– Этого – тем более.

– Поклянись!

– Клянусь!

– Провокатор!

– Чего-чего! – насупился мужик и потянулся к дубинке.

– Все-все, ухожу! – ловить здесь точно было нечего. Увы!

На площади перед стройкой Сергей обнаружил знакомого деда и обрадовался ему, как родному:

– Привет, дед! Как дела?

– Да вот. Живем, хлеб жуем, – прогнусавил старик с фольклорными интонациями и достал губную гармошку.

– И как?

– Прожуем – увидим.

– Что ты мне в прошлый раз нагадал про ребусы? А?

– Какие ребусы? – искренне изумился дед. – Я тут песню новую выучил. Вот послушай! – И он задудел «Прощание Славянки». Закончив номер, отдышался. – Исполнение, между прочим, денег стоит.

Сергей выудил из кармана и вручил ему пару десяток.

– Молодец! – похвалил его дед. – А теперь сам подумай, если ты избран, то должен остаться один.

– Я и так один! – подтвердил Сергей, собираясь отчалить.

– Иди. Но я тебя предупреждаю: когда-нибудь ты пожалеешь, что отказался выслушать мою историю. – На что прохожий только махнул рукой и двинулся дальше.

«Может быть и зря, – думал он уже вечером, прошатавшись весь день по городу и так ничего и не решив. – Да ладно! Что же я сам себя должен грохнуть?! Абсурд!»

В заведении было совсем свободно. Только в углу у окна обосновались две пожилые дамы, от присутствия которых зал казался еще более пуст и холоден. Они прервались на пару секунд и обдали его взглядом скучающего отвращения. Он встал и пересел к ним спиной. Заказал пива и высиживал время, погрузив себя в заунывное одинокое пьянство. Сергей напился и знал это – в глазах стояли пьяные слезы и страстно хотелось залепить кружкой о стену. Он остался в этом баре, оттого, что некуда было идти, упивался жалостью к себе и завистью к тем особям мужеского пола, которые знали куда торопиться.

– Ничего особенного, – бурчал Сергей, прихлебывая пиво. – В следующий раз я обнаружу собственную могилу и даже не подумаю удивляться. Умирать – такая скука! Отчего бы и венок не снести. «Мне – любимому». Эпитафия так себе. Но – сойдет!

Наконец даже он понял, что выбора нет и есть всего лишь один мир, который не только подходит ему (ассимиляция – отменное слово), но единственно возможен для осмысленного существования. Там и был его дом – дом, в который хотелось вернуться. Его «внутренний взор» уже блуждал по родным улицам. Оставалось только добраться. Сделать первый шаг и начать путь домой – к себе. Но для начала необходимо еще выбраться из ловушки, в которую он так нелепо попался.

Для начала он решил сменить аудиторию и перешел в другой ресторан. Там играла негромкая музыка, и танцевало несколько пар. Сергей прошел в дальний угол и устроился в тени за отдельным столиком. Алкоголь окончательно затопил мозги. Посетитель заказал крепкий кофе и стал озираться по сторонам. Девица напротив проявила заинтересованность и даже улыбнулась в ответ на его взгляд.

Сергей хлебнул свой напиток, обжег язык и направился к ее столику. Некоторое время они танцевали. Потом он заказал шампанское, и она пила его, разглядывая партнера сквозь бегущие пузырьки. Передвинув под столом ногу, он коснулся ее лодыжки. Она не отодвинулась, но сказала:

– Ты очень мил. Но если ты думаешь, что я отдамся тебе прямо сейчас. Пылко и без крика. То, вероятно, за это придется как-то платить.

Он промолчал. Допил свой кофе. Расплатился и вышел.

Пора…

Черное зеркало реки таяло под мостами. Город спал. И он был восхитительно одинок в этом городе. Сырость текла из воздуха, делая запах ранней весны особенно душистым.

«А за окнами дождик мочится…» – вспомнил прохожий строку малоизвестной поэтессы и свернул в ближайшую подворотню.

– Добрых самаритянок, когда они действительно необходимы, днем с огнем не сыщешь! А ночью – тем более. Разве