Графоманка - Аля Пачиновна

лавина, к Новодворской подступала большая тетя в белом. Такие у Леры ассоциировались с ужасом всех детей, переживших тяжёлые годы заключения в детском саду - нянечками! Перед такими накладываешь в штаны, даже если не планировал. У Леры возникло предчувствие, что сейчас эта тетя посадит ее в кандейку рядом с раковиной и заставит давиться противной манной кашей холодной и серой, как глаза этой тети, пока все остальные дети будут играть и рисовать.

Чтобы не допускать очередного насилия больших женщин над собою, Лера решила пойти на опережение и сразила первая:

- Есть отсюда выход на второй этаж?

Тетя-нянечка моргнула, как когда-то давно ее  коллега в ответ на Лерино «Сама жри свою кашу!», но сложила губы в комбинацию встречного вопроса:

- А ты кто такая, вообще?

Лера вытащила сережку из уха.

- Вот. Дорогая. Очень дорогая вещь. Отдам, если покажешь, как отсюда попасть наверх, минуя зал и главную лестницу.

Предложение заинтересовало тетю. Та, перекатываясь с ноги на ногу, повела Леру коридорами и залами служебного помещения, ответственного за питание хозяев и гостей. Остановились у дверей лифта.

- Поднимешься на нем на второй и пришлёшь обратно. Давай сережку, - она протянула руку и раскрыла пухлую влажную ладонь.

Двери позади разъехались и Лера,  быстро сунув украшение в алчную щупальцу, шагнула в кабинку.

Перевела непереводимое дыхание, желудок неприятно стянуло камнем. Вот, оказывается, что такое клаустрофобия. Это когда кажется, что стены сжимаются и заканчивается кислород. И ты начинаешь паниковать ещё и из-за страха задохнуться раньше, чем разойдутся двери.

На втором этаже по обе стороны коридора, тускло освещённом красивыми бра,  располагались помещения разного бесполезного назначения: от библиотеки, до бильярдной, которая  пока нигде не находилась. Путь пролегал мимо анфилады, выполняющей функцию гостиной и сигар-бара. Разило из неё нестерпимо. И шла бы Лера дальше, задержав дыхание, да только вот заставил притормозить и воткнуться каблуками в ворс ковров надтреснутый мужской голос, которым дребезжал один из сокурильщиков. Мужчина изъяснялся негромко, но четко, отделяя каждое слово, будто командир морского судна отдавал приватные приказы нижестоящему по рангу руководству.

- Отказался. Плохо работают твои методы, - проскрежетал голос медленно и влиятельно кому-то. - Он круто взялся. Многое делает уже не по понятиям. Не знаю, как будет выруливать перед дедом. Но ты, Миша, как советник, должен убедить его, что это единственный вариант.

- Он не согласится. Бесполезно.

Лера поняла, что сейчас самое время включить свой внутренний диктофон и постараться записать на подкорку каждое дошедшее по слуха слово.

- Ты меня не расстраивай. Сам знаешь, чем это грозит. Работать надо, Миша, работать, а не сиси мять! А то я смотрю, у вас там… - конец фразы утонул в дыму.

- Невозможно стало работать, - оправдывался наречённый Мишей, - каждую цифру, каждую букву теперь сам лично проверяет.

- Баба, которую вы ему подстелили, разве не справляется?

Лера сильнее вжалась спиной в мрамор рядом с приоткрытой дверью и непроизвольно придвинулась к проему на шаг, врастая в пилястру ухом.

- С ней сложности возникли непредвиденные, - кашлянул Миша. -  Слишком принципиальная оказалась цыпа,  возымела обратный эффект. Граф на этой волне неожиданно усилил контроль. Вся шелупонь теперь вплоть до бухгалтерии на цырлах бегает, портки роняя. Уже недели две никому продыху не даёт. Даже щипачи добровольно не работают на центральном рынке… Альянс перетряхивает, аудит какой-то левый нанял. Мутно всё.

Докладчик ворчал, а Лера чувствовала, как между лопатками собирается липкая испарина.

Разговор, видимо, зашёл в тупик и надолго. Новодворская начала водить глазами в поисках выхода из него незамеченной. В обе стороны коридора бежать примерно одинаково. Но лучше это делать обратно, в сторону лифта. Спуститься. Пройти через камбуз и таможню в белом, (правда, мзды больше не было). Присоединиться к мероприятию, как ни в чем не бывало. А потом рассказать все Глебу. Как можно быстрее. План отличный. Так она бы и поступила, если бы диалог не повернул к кульминации.

- Убрать? - произнес шеф после паузы. - И на ГСМ.

«Кого убрать? Куда убрать?»

- Подставимся, - возразил несмело Миша. - Он и так стал осторожным, охрану усилил.

- Кристинка куда смотрит?

- Лярва эта булки расслабила, - философски изрёк слуга слуги народа. - Я сказал, чтобы не слезала с него мёртвой петлей. Как раз сейчас пошла катать ему шары на бильярде…

- До конца следующей недели тебе срок, - нетерпеливо перебило его начальство. - Закроешь финансовые вопросы Альясна, тебя самого приземлят. Охнуть не успеешь.  Так что, в твоих интересах успеть убедить его поступить правильно. Документы должны быть у меня не позднее четверга. Ты знаешь, какие там бабки зависнут в случае невыполнения обязательств. Все присядем. Времена грядут…

У Леры ноги стали, как ленточки, пошли волной, переходящей в крупную рябь. Какой план? Какой «бежать»? Она и шагу ступить не могла. Но, как известно из Стивена Кинга, ни что так не заправляет двигатель адреналином, как тихий скрип двери в том конце тёмного коридора, куда надо было бы бежать каких-то пять минут назад. Теперь туда дороги, скорее всего, не было.

Лера сняла туфли и, задрав подол платья «до самых до окраин», рванула мухой, прежде, чем невысокая, коренастая тень  позади материализуется в Рудимента.

Добежала до ближайшей развилки. В этом замке каждому коридору и проходу нужно было дать названия, как проспектам и улицам города. Видимо, хозяева о чём-то таком догадывались, обеспечив перекрёстки табличками из желтого металла с гравировкой. Впереди проулка, согласно указателю, призывно светились  витражи высоких двустворчатых дверей бильярдной.  Лера полетела на них, как беспечное хрупкое насекомое на абажур.

Да, теперь Новодворская поняла: женщиной становиться очень больно. Но не там, где должно бы по всем законам анатомии, а гораздо выше - в сердце. Оно оплавлялось в жгучей боли, как восковая валентинка, стоило только представить, как Кристина катает Графу шары. И как он облизывается при этом. А Лера знала об этой его привычке. Сама несколько раз видела.

Вот сейчас, как никогда кстати пришлось вспомнить, что для Новодворской профессиональное всегда было важнее личного. Отринув всякие сантименты, жалость к себе, задушив рвущиеся из груди эмфазы и нажать на дверную ручку… Казалось бы, так просто. Но она не могла. Она же никаким