Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я сделал все возможное, чтобы предотвратить катастрофу, я надеялся их спасти, но отныне они принадлежат закону. Господа, я считал ее своей дочерью, так позвольте же мне не присутствовать при исполнении ваших обязанностей.
Они были втроем в экипаже, отвозившем полковника Боццо в его особняк на улице Терезы.
И доктор Самюэль, и Лекок с полным правом могли считаться прожженными негодяями, тем не менее они с суеверным ужасом поглядывали на тщедушного старичка, зябко кутавшегося в меховое пальто.
– Целых семьдесят лет, – наконец заговорил полковник, – подобная участь постигает тех, кто пытается атаковать меня. Я опять вас спас, мои драгоценные, и вы должны сплести мне венок.
– Но они еще не осуждены, – возразил Лекок, – они могут заговорить...
– Навряд ли! С моей помощью они обретут заботливого друга, который доставит им все необходимое и избавит от позорной смерти на эшафоте.
Он издал короткий смешок, оставшийся безответным.
За смешком последовал приступ кашля.
Полковник понес к губам платок, а затем положил его рядом с собой.
Когда он вышел из экипажа, Лекок и доктор Самюэль переглянулись.
– Не правда ли, он сам дьявол? – прошептал Лекок. Доктор взял в руки платок, забытый стариком на сиденье.
– Дьяволы не умирают, – ответил он и показал красноватое пятно, оставленное на платке губами полковника.
– Что это? – с неподдельным интересом осведомился Лекок, не сводя глаз с красноватого пятна.
– Близкий конец, – ответил доктор.
Лекок, с любопытством осмотрев пятно, воскликнул:
– Надо же! А я думал, Бог о нем позабыл!
– Ты все еще веришь в Бога, Приятель? – удивился доктор Самюэль.
– Нет! Представляешь, какая будет потеха, если там наверху все-таки кто-то есть?
КНИГА ВТОРАЯ
ХОЗЯИН ОБИТЕЛИ СПАСЕНИЯ
I
ОБЩЕДОСТУПНЫЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ТЕАТР
В Париже стояла зима: улицы были покрыты сероватым снегом, на котором пешеходы и повозки оставляли черные следы. Было начало ноября 1838 года. С момента катастрофы, которой закончилась наша предыдущая история, прошел месяц. Странная смерть следователя Реми д'Аркса весьма удивила парижан, но в Париже не привыкли долго удивляться, и теперь все уже забыли об этом случае.
Описываемые нами события происходили так недавно, что сомневаешься, говоря, будто то время ничем не напоминает нынешнее. И все-таки дело обстоит именно так: за последние тридцать лет Париж претерпел огромные изменения, которых иному городу хватило бы на целый век.
Уже тогда было велико влияние газет на общественное мнение; его даже находили непомерным. Однако оно не идет ни в какое сравнение с тем местом, какое газеты занимают в современной жизни.
Можно утверждать, не боясь ошибиться, что нынче, в 1869 году, ежедневно выходит в десять раз больше изданий, чем в 1838 году.
Точно так же дело обстояло со сносом и постройкой зданий.
Во времена царствования Луи-Филиппа ни один парижанин не мог спокойно пройти по улице Рамбюто: она либо его раздражала, либо приводила в восторг.
Сейчас эту улицу можно просто не заметить. А тогда одни прославляли смелый замысел городских властей, другие же предрекали ему полный провал, который будет иметь непоправимые последствия для всего города. Эти перепалки вылились в настоящую войну, которую мы можем наблюдать и поныне.
Изгибы этой несчастной улицы Рамбюто, вошедшие в судебные анналы, решено было устранить. Я не знаю, когда начались работы по усовершенствованию улицы, но они длились ужасно долго, и в течение многих зим пространство возле церкви святой Евстахии почти совсем не использовалось.
В те времена здания строились очень неспешно, так что люди, жившие три десятилетия назад в окрестностях улицы Рамбюто, отлично помнят только несколько балаганов, возведенных бродячими комедиантами: там довольно долго размещалась ярмарка, которая не закрывалась даже зимой.
Холодным сумрачным утром пятого ноября 1838 года заканчивалось сооружение самого большого из этих балаганов; фасад его был повернут к грязной дороге, ведущей к улице Сен-Дени.
Жители окрестных домов, проходящие мимо, почти не удостаивали балаган своим вниманием, и только трое или четверо мальчишек, которые не могли развлекаться привычной игрой в шарики, потому что у них мерзли руки, топтались возле крыльца, сколоченного из досок, и с интересом обсуждали надвигающиеся события. Еще бы, ведь скоро откроется Общедоступный Национальный театр, которым управляет сама госпожа Самайу, знаменитая укротительница, известная во всех европейских столицах.
Больше всего говорилось о ее льве, которого привезли накануне в огромном ящике; в стенках ящика было проделано множество дырочек. Зверя пока никто не видел, но все слышали, как он рычит.
Разумеется, двери балагана были закрыты: ведь внутри велись работы по обустройству театра. Перед входом висело большое объявление: «Публике входить воспрещено».
Однако, поскольку мы имеем честь быть друзьями прославленной укротительницы, мы позволим себе приподнять кусок просмоленной ткани, служащий портьерой, и без лишних церемоний проникнуть в балаган.
Там уже все было почти готово. Правда, в полутемном просторном зале еще не поставили скамейки, но задержка была единственно за рисовальщиками: взгромоздившись на лестницы, они спешно раскрашивали задник, изображавший голубое ясное небо.
На сцене, прямо на полу, был разложен занавес, с которым возилась еще одна группа живописцев.
В центре зала гудела чугунная печка, раскаленная докрасна; рядом с ней стоял маленький стол, на котором находилось три или четыре стакана, кружки и внушительных размеров альбом с очень грязной обложкой.
Один из стаканов был полон: два другие, наполовину опустошенные, принадлежали хозяйке, вдове Самайу, и высокому мужчине, обладателю пышных усов и редингота, застегнутого до подбородка. Его звали господин Гонрекен.
Третий – полный – стакан поджидал господина Барюка, коллегу Гонрекена, который все еще не спустился со своей стремянки.
Господа Гонрекен и Барюк были художниками – весьма известными и, можно даже сказать, знаменитыми в узком кругу владельцев балаганов. Им принадлежала прославленная мастерская Каменного Сердца, место, где появились на свет почти все шедевры, предназначенные для привлечения внимания праздношатающейся ярморочной публики.
Господин Барюк, низенький, худой, сухопарый человечек лет пятидесяти, выполнял всю основную работу. В мастерской у него было прозвище – Дикобраз.
Господин Гонрекен занимался отделкой картин, придавая им окончательный вид. Хотя он никогда не служил, его прозвали Воякой – видимо, за его военную выправку и пристрастие ко всему, что связано с армией.
- Горбун, Или Маленький Парижанин - Поль Феваль - Исторические приключения
- Королева-Малютка - Поль Феваль - Исторические приключения
- Лондонские тайны - Поль Феваль - Исторические приключения
- Королевские бастарды - Поль Феваль - Исторические приключения
- Кокардас и Паспуаль - Поль Феваль-сын - Исторические приключения
- Марикита - Поль Феваль-сын - Исторические приключения
- Огненный скит - Юрий Любопытнов - Исторические приключения
- История посуды. От глиняных черепков до императорского фарфора - Егор И. Кузнецов - Прочее домоводство / Исторические приключения
- Сен-Жермен: Человек, не желавший умирать. Том 1. Маска из ниоткуда - Жеральд Мессадье - Исторические приключения
- Роман о Виолетте - Александр Дюма - Исторические приключения