Лось 1-1 (СИ) - Федорочев Алексей

— Борис, я отлично знаю, что твоя Кущина говорит правду. СБ в нелепых розыгрышах раньше замечено не было. Но вместе с тем, у меня лучший друг сейчас сидит на Лубянке, обвиняемый то ли в государственной измене, то ли в массовых убийствах и покушениях! Я просто хочу убедиться, что никто не мог повлиять на твою рядовую!

— Ладно, — нехотя согласился капитан после раздумий, — Кому другому бы отказал, но поскольку ты там пострадавшая сторона… Пойдем, покажу журнал.

— Боря, спасибо! Не забуду!

— Спасибо плохо принимает форму стеклянной посуды… — намекнул Сударев на приемлемую форму благодарности.

— Понял, осознал, сей же вечер!

Повлиять на Кущину могли только в краткий промежуток, который, если верить журналу, Кущина провела, никуда из роты не отлучаясь. Тупик.

Попробовал раскопать историю конфет, но недельный обход окрестных магазинов ничего не дал: мерзкая приторная сладость ввиду дешевизны пользовалась у женской части населения постоянным спросом, ириски раскупали килограммами. И, разумеется, никто не вспомнил покупателя в буденовке и с парашютом за спиной. А жаль.

Жизнь тем временем продолжалась. Воронин железной рукой навел в лабе порядок, работа со скрипом возобновилась, досужие разговоры прекратились, на упоминание имени Кудымова словно наложили табу. А у меня исчезла легкость в общении с шефом. Наш тандем разладился, и все чаще Ван-Димыч стал вызывать к себе Тушку с Гаей, интересуясь их мнением по тем вопросам, которые раньше обсуждал со мной. Девчонки задирали нос, мне же оставалось довольствоваться утешением, что хотя бы Иголкина шеф оценил верно, не подпуская к экспериментам. В один день, когда не справившаяся с управлением Наталья грохнулась с четырехметровой высоты, ворвался в кабинет, стремясь поставить точки над «и»:

— Шеф, вы мне больше не доверяете?

— Миша, — замялся Ван-Димыч, комкая в руках знакомый оранжевый фантик, — Миша…

— Ясно. Шеф, а вы где эту гадость взяли?

Повороту начальник удивился, но тему сменить был рад:

— Балуюсь иногда, — и смущенно кинул бумажный катыш в мусорную корзину, — Когда курить бросил, подсел. Иногда понервничаю и…

— А кто это знает?

— Да почти все… — растерялся от моего допроса мужчина.

— Ясно, — повторился я, уже забыв, с чем пришел.

Ответ «почти все» меня не устроил. Я, например, не знал. Устроил опрос сотрудников и нашел еще несколько человек, таких же непосвященных в слабости начальства.

— Тебе заняться нечем⁈ — с раздражением поинтересовался Рыбаков, наткнувшись на меня и двоих коллег в коридоре. Парни, обнимавшие тяжелые коробки, благодарно кивнули ему и поспешно засеменили прочь.

— Чего это вы за папки туда-сюда таскаете? — указал на груз в руках Мишки.

— В отдельный кабинет переезжаю.

— О, поздравляю! Повышение?

— Оно самое, долгожданное, — самодовольно улыбнулся бывший сосед и тут же нахмурился, — Лось, если хочешь помочь — помогай, коробок на всех хватит. А нет — так не суйся под руку. Видишь же: не до тебя с твоими шуточками!

Проводил согнутые под тяжестью бумаг фигуры взглядом и отправился к себе — эти трое были последними в моем списке. В зале мельком глянул на тренировку и заперся в каморке: всего за час история обросла новым слоем.

Шеф на контакт не шел, но у меня имелся собственный добровольный информатор — Угорин. Через Алексея Игоревича и его старые связи удалось выяснить — обвинение в госизмене с Макса сняли, сейчас ему шили покушение на убийство на почве личной неприязни ко мне, то есть почти точь-в-точь повторяли Мишкины доводы. Хорошая попытка, если забыть, что эмпатия почти всегда при мне — я могу ошибиться в отдельном случае, но наблюдая человека изо дня в день, не заметить общее отношение не способен.

Зато почти уверен, что нашел, кому на самом деле предназначались конфетки с начинкой. Макса сыграли в темную, рассчитывая, что ненужный ему пакетик он передаст по адресу. Но то ли мой друг тоже не знал о слабости шефа, то ли просто решил распорядиться по-своему, а вышло все не так, как задумывал недоброжелатель.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Уже две ниточки вели к одному и тому же лицу, и, отталкиваясь от сложившихся подозрений, осталось проверить только третью.

— Что⁈ — всхлипнула Юля, затягиваясь сразу на полсигареты, — Мне теперь можно!

— Как будто раньше нельзя было! — пробурчал я, распахивая окно на ее крохотной кухоньке.

— Раньше нельзя было, — она с силой раздавила бычок в блюдце, приспособленном под пепельницу, — Мы с Максимом маленького хотели.

— Трудно тебе? — и прикусил язык: да нет, черт побери, цветет и пахнет, не видно что ли⁈ Тусклые немытые волосы, запавшие глаза яснее ясного говорили, что девушке приходится несладко.

— Контракт со мной разрывают. Доработаю еще неделю и пинок под зад. Видишь вон, чемоданы стоят! — она махнула рукой в сторону кучи шмотья, под которыми, наверное, прятались упомянутые чемоданы, — Что с Максовыми вещами делать, не знаешь?

— Отдай мне, я сохраню.

— Мишечка! — внезапно бросилась она передо мной на колени, — Ты ведь не веришь, что это он⁈

— Не верю, конечно! — поднять девушку не получилось, пришлось самому опуститься на пол и обнять, — Расскажи-ка мне, подруга, что за история с конфетами?

Юля попыталась отстраниться, но я ее держал крепко, гладя по волосам. Бабуля, гордись мною, я твой верный ученик!

— Мишка пришел тогда… сначала просто подкалывал… а потом слово за слово… они с Максом так сцепились!!! А я подумала, может и вправду худеть пора? Я и говорю тогда: ни одной конфетки больше не съем! Но ты не думай, я все свои честно выбросила в мусорное ведро!

— А ушел Мишка до или после твоего демарша?

— Не помню, тогда все так завертелось… Вроде бы после. Да, точно после! Я как раз из кухни выскочила их разнимать!

— Ну-ну, не плачь, — продолжил гладить роняющую слезы девушку по голове.

Все сложилось, третья ниточка тоже привела к тому же человеку. Вроде бы самый момент привлечь Потеевскую, но я человек собственного времени — «кровавая гебня» «стопятцот мильонов невинно замученных»… Даже моя нынешняя собственная принадлежность к этой конторе не смогла перевесить вбитые стереотипы.

— Зачем? — спросил, делая глоток традиционного пива.

— Что — зачем? — притворился ничего не понимающим Мишка.

— Знаешь, в чем моя беда?

— Ты сегодня загадками изъясняешься. Но если тебе угодно — нет, не знаю.

— А я объясню! — сказал, и чокнулся с его бутылкой, — Мою бабушку зовут адмирал Погибель,

— Итить…

— Вот-вот, сам офонарел, когда узнал. Но воспитывался я не в клане, поэтому сам не всегда знаю, что могу, а что нет… Ты не представляешь как обидно понимать, что мог бы с самого начала поговорить со всеми под искрами, а в результате пришлось савраской носиться, докапываясь до истины!

— Да что ты понимаешь⁈ — дернулся Мишка, вскакивая из-за стола, — Что ты можешь понимать⁈ Тебе же все на блюдечке поднесли — учись, не хочу!!! Это мне пришлось к бабкиным предкам на поклон идти! А они еще носы воротили!!!

— Ты думаешь, меня с распростертыми объятьями приняли? — спокойно спросил, наблюдая за его метаниями.

— А, скажешь, нет⁈ — Мишка стукнул бутылкой по столу, — Да я, когда узнал, с кем жил под одной крышей, охренел по-полной! А мне знаешь, что сказали⁈ — драматическая пауза собеседнику не удалась, — Не трожь!!! Молчи!!! Чем ты?!! Чем ты лучше меня?!!

— Наверное тем, что не хотел ни под кого прогибаться.

— Да пошел ты!!! Легко говорить, когда любое действие к успеху ведет, а ты попробуй сам, своим умом пробиться!!!

— Миш, хорошо, про себя я все понял, Макс-то при чем? Вот он своим умом пробился, никакой клановой поддержки не имел. Он-то с какого бока?

— Да всем, всем!!! Ах, Максик, какой талант! Ах, Максик, какой гений! А то, что Миша его сырые идеи до кондиции доводил, это уже не считается⁈