Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бернис – авиатор, предающийся мечтам в Париже, когда, подобно мокрому одеялу, на него падает серая обыденность. Летный инструктор, что является в ночные заведения в своей кожаной куртке, принося с собой дух одиночества того, что гребет веслами в небесах. Создателю этого текста кажется удивительным, что за два прошедших года сам он прошел гораздо больше дорог, чем когда-то его воображение, и теперь он сам – авиатор, залетевший гораздо дальше, чем он придумал для Берниса.
Каждый писатель в душе тщеславен, различаясь степенью вежливости и притворства. То, что он опубликовал тогда в журнале, казалось ему преувеличением. А теперь видится ему хламом.
Он перечитывает первую фразу: мощные колеса, взлетно-посадочная полоса… И нетерпеливо фыркает.
Погребальный звон, да и только!
Не раз и не два задумывался он о том, чтобы Бернис стал героем гораздо более длинной истории. Героем романа. И снова переписывает первые абзацы, где описан полет, однако после первых же строчек гневно бьет рукой по столу.
Нет, не то, совсем не то!
Нельзя начинать с пропеллеров и шасси. Конечно, механика штука важная, технология критична, но то, что на самом деле имеет значение, – это небо. И он решает начать повествование с описания ночного полета среди звезд, которые кажутся зажженными огоньками в окошках, а дюны под луной сверкают, словно золотые.
Нет, нет, нет!
Комкает лист и швыряет его на пол.
То, о чем ты пишешь, не должно быть только красивым. Свет не может быть мазком кисти, отливающим разными цветами. Об этом хорошо сказал доктор Эйнштейн, совершивший революцию не только в науке, но и в поэзии: люди считают, что им известно, что такое свет, но они ошибаются. Он получил Нобелевскую премию как человек, лучше всех на планете понимающий природу света, но при этом настаивает, что свет – загадка. Так что утверждать, что дюны светятся, он не может, зато может эти дюны выдумать.
На страницах своей истории ему хочется рассказать о полетах как о работе, как о вызове и состязании, но в то же время – как об открытом люке, который позволяет бросить взгляд в глубину.
Бернис – летчик-интроверт, он влюблен в одну девушку, влюблен примерно так, как маленькие дети влюбляются в расчудесные пирожные в витрине кондитерской, но когда тянут к ним ручки, то натыкаются на стекло.
Целые страницы посвящает он описанию перипетий полудетской влюбленности героя в похожую на мыльный пузырь девушку, донельзя переменчивую, так что тот случай, что свел их в юности, позже все больше отдалял их друг от друга, пока она окончательно не растаяла в туманной дали. Авиация для летчика – его горизонты. Прошли годы, и вот уже Бернис вроде бы вполне счастлив, но он обманывает себя: все эти годы он не прекращал думать о ней ни на день.
Тони спрашивает себя, можно ли полюбить вновь с неудержимостью, свойственной первой любви.
Так же терпеливо, как когда-то он отчищал от копоти моторы в Монтодране, он чистит и смазывает старую пишущую машинку «Ундервуд», на которой печатает отчеты для компании, а также историю Берниса, которая в то же время – его история. Ему нравятся эти круглые клавиши, которые послушно идут вниз под тяжестью его пальцев. Выбивая дробь по клавишам, он начинает печатать историю юношеской дружбы Берниса. Одна страница, вторая, на третьей – остановка. Перечитывает написанное. Закуривает. Глубокая затяжка. Комкает отпечатанные листы и выдирает из каретки машинки недопечатанный. Нет, он не хочет, чтобы все разжевывалось, как в печатаемом отдельными выпусками романе с продолжением. Сначала A, потом Б, а затем – В. Он хочет, чтобы события просто случались, потому что именно так и происходит в жизни: без всяких подводок, без намека на логику, без того, чтобы мы в точности знали как и почему. Жизнь ни о чем тебя не предупреждает, она просто втягивает, вовлекает тебя в ход событий, и все.
Его писательские инструменты дают ему весьма соблазнительное могущество: он, конечно, не может выправить то, что пошло вкривь, вернув в свою жизнь Лулу, но будущим лучшим, чем у него самого, он может одарить Берниса. В его власти сделать так, что этот летчик, которого он же создал из слов, воплотит в жизнь те мечты, что пошли прахом у него самого.
Женщину, в которую влюблен Жак Бернис, описывать он не будет: пусть каждый читатель сам выберет для нее цвет волос, фигуру и голос той женщины или же мужчины, которых больше всего в жизни любил.
Действие рассказа переносит нас в то время, когда эта девушка, с которой Бернис знаком с ранней юности и в которую он всегда был влюблен, уже замужем за неким иностранцем и у нее есть сын. К этому реальному сценарию он добавляет кое-что от себя: в браке она несчастлива.
Он выпрямляет спину, сидя перед пишущей машинкой, и делает последнюю затяжку, превращающую сигарету в столбик пепла между пальцев.
Счастлива ли Лулу в браке?
И краснеет, понимая: ему бы хотелось, чтобы ее брак оказался неудачным. Чувствует свою бесконечную мелочность, но в то же время улыбается. Он прекрасно знает, что желать такого несчастья любимому человеку неразумно.
Любовь неразумна…
Так он чувствует.
«Не могу же я сменить свои чувства, как носки».
Крушение брака станет новым шансом для Берниса и его первой любви, лежащей в кювете. И понемногу он начинает обставлять свой эгоистичный эмоциональный порыв разными соображениями, которые претендуют на рациональность: зная Лулу, понимаешь, что в том, что ее брак не сложился, на самом деле нет ничего удивительного. А кому, как не ему, знать о той легкости, с которой ей наскучивает буквально все. Она и больше половины блюда никогда не
- Парад облаков, рассказы из летней тетради - Дмитрий Шеваров - Русская классическая проза
- Мне бы в небо - Татевик Гамбарян - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Хроники города М. Сборник рассказов - Владимир Петрович Абаев - Русская классическая проза / Прочий юмор / Юмористическая проза
- Вечер на Кавказских водах в 1824 году - Александр Бестужев-Марлинский - Русская классическая проза
- Три часа ночи - Джанрико Карофильо - Русская классическая проза
- Замок на песке. Колокол - Айрис Мердок - Проза / Русская классическая проза
- Процесс исключения (сборник) - Лидия Чуковская - Русская классическая проза
- Катерину пропили - Павел Заякин-Уральский - Русская классическая проза
- Шестое небо - Борис Козлов - Русская классическая проза
- Снизу вверх - Николай Каронин-Петропавловский - Русская классическая проза