Вероломство - Анна Харрелл

И она действительно не забыла. Пришла к нему на следующий день. И через день. Не разоблачалась, не умоляла, просто рассказывала Томасу, как за последний год намучилась в браке, как ей одиноко, как хочется ей быть хорошей матерью Квентину, несмотря на грозящий развод.

— Разумеется, я разрешу ему встречаться с сыном, — говорила она. — Мы постараемся, чтобы наш разрыв привлек как можно меньше внимания. Просто мы не сошлись характерами с Бенджамином. Нет смысла поддерживать отношения, которых, по существу, уже нет.

— Очень жаль, Абигейл, что у вас так вышло. Я люблю и тебя, и Бенджамина.

— Нечего жалеть. Поверь, все к лучшему. — Она храбро улыбнулась, но скоро помрачнела. — Боюсь, я уже непривлекательна для мужчин. Я прекрасно понимаю, что не красавица…

— Брось. Ты очень интересная женщина.

Абигейл вскинула брови:

— Тогда почему ты отвергаешь меня?

Он улыбнулся:

— Уверяю, вовсе не потому, что не испытываю искушения.

Это ей и хотелось услышать.

На следующий вечер она пришла к Томасу с пластинками Фрэнка Синатры и Дюка Эллингтона. Включив старенький проигрыватель, они танцевали до полуночи. И занимались любовью до рассвета.

Так продолжалось до конца ее десятидневного визита в Сайгон.

И хотя Томаса заворожили ее молодость, оптимизм и симпатичная развязность, все-таки он не мог освободиться от мысли, что совершает нечто дурное. Ведь Абигейл замужняя женщина. Никаких формальных подтверждений разрыва, а тем более развода, не было. Томас считал, что она должна разобраться с одним мужчиной, прежде чем пускаться во что-либо серьезное с другим, но, вспомнив Жана-Поля Жерара, он понял — Абигейл не из тех, кого смущает адюльтер[22].

Проводил ее Томас со смешанным чувством печали и облегчения.

Она обещала скоро вернуться.

— Я обожаю тебя, Томас, — сказала Абигейл, поцеловав его в аэропорту. Даже когда он повернул прочь, она продолжала стоять с полуприкрытым ртом.

Но через две недели прилетела не Абигейл. Прилетел Бенджамин. Он объявил, что вице-президентом его компании стала его жена, а «Вайтейкер и Рид» добился выгодного контракта от правительства Соединенных Штатов.

— Абигейл любит повторять, что мы сделаем состояние, покуда в Индокитае идет война, — радостно изрек Бенджамин.

Стивен предупредил отца, чтобы тот не принимал болтовню Бенджамина слишком серьезно:

— Абигейл возвратилась из путешествия, полная идей, как «Вайтейкер и Рид» может делать деньги в этой стране, и все эти идеи так или иначе подразумевают, что американское военное присутствие в регионе будет наращиваться. Сейчас она, вероятно, сочиняет депешу в Конгресс. Бенджамин совсем с ней свихнулся. Но ничего — несколько дней в обществе Блэкбернов, и он вновь придет в норму.

Потрясенный вероломством Абигейл, Томас больше не мог ей верить ни в чем.

— Судя по тому, что она говорила, когда была здесь, у меня сложилось впечатление, что Бенджамин просит развод…

— Бенджамин? — расхохотался Стивен. — Она над тобой посмеялась. Да он боготворит Абигейл! Что до меня, так я не доверил бы ей своих детей, даже если бы отправился всего-навсего в соседнюю комнату.

Томас кивнул. Ну и болван же он.

Он решил не думать больше об Абигейл. Бедственное положение в Южном Вьетнаме занимало все его мысли.

Вскоре, теплым, дивным вечером его сын привел ужинать Жана-Поля Жерара.

Фактически, это была первая встреча Томаса Блэкберна и Жана-Поля Жерара, родовитого бостонца и французского гонщика. До этого их связывала только Гизела. Она с любовью рассказывала им друг о друге. Томас был ее благородным приятелем, чья обстоятельность ее и восхищала, и забавляла. Они познакомились в Париже в 1931 году, когда он был безнадежно влюблен в Эмилию. Гизела и несколько ее обожателей — иногда по отдельности, чаще все вместе — показывали ему город. Естественно, это случилось задолго до того, как Гизеле вздумалось объявить себя репрессированной венгерской баронессой. Тогда она была просто Гизелой Жерар, шаловливой, очаровательной молодой женщиной, которой нравилось танцевать, смеяться и любить. После смерти Эмилии Гизела не послала ни цветов, ни формального соболезнования. Она написала Томасу, что передаст деньги в некий монастырский приют в Провансе в память его супруги, и сестры-монахини обещали назвать одну из сироток Эмилией. Томас не мог поручиться, что так оно и произойдет, ибо Гизела легко загоралась новыми идеями, но редко их осуществляла. Однако он оценил ее красивый жест.

Жан-Поль был ее единственным сыном — ее «капризом», как она называла его, появившимся на свет потому, что ей вдруг очень захотелось иметь ребенка. Кто его отец, она не говорила, поскольку презирала социальные конвенции вроде замужества и моногамии. Вторая мировая война ее несколько отрезвила, но Гизела сумела сохранить жажду жизни. Когда Жану-Полю исполнилось шестнадцать лет и он пожелал жить самостоятельно, она искренне обрадовалась. Ее сын стал профессиональным автогонщиком, обладателем Гран-При. Это ее не огорчало и не радовало, поскольку Жан-Поль не признавал ее матерью. Она поселилась на Ривьере под именем баронессы Гизелы Мажлат и наслаждалась новым периодом своей жизни.

Томас часто спрашивал себя, знала ли Гизела, что Жан-Поль развлекается под личиной Кота? Не это ли разочарование толкнуло ее на самоубийство? Или она не смогла примириться с потерей Камней Юпитера?

Однако все эти вопросы не относились к разряду тех, что можно задать гостю, а посему Томас любезно сделал вид, будто не узнает сына покойной приятельницы, а ныне вора в бегах. Очевидно, он или покинул Францию без украденных драгоценностей, или успел промотать добычу. Годы, проведенные в Иностранном Легионе, ожесточили его. Хотя ему было всего двадцать восемь, вокруг глаз легли глубокие морщины, а огрубевшая кожа делала его много старше. Но он был крепок и мускулист — сказывалась постоянная тренировка. Интересно, подумал Томас, увиваются ли вокруг него женщины, как прежде, или они узнают в Жане-Поле Жераре человека, много повидавшего и испытавшего, которому практически нечего терять? Во время разговора он сообщил, что уволился из легиона и приехал во Вьетнам, потому что здесь его знание французского и армейская выучка могут пригодиться, как ни в одном другом месте.

Томас подумал, что выбор француза пал на Индокитай еще и потому, что здесь развернула свою деятельность компания «Вайтейкер и Рид».

— Вам нравится убивать людей? — спросил Томас.

В ответ на него посмотрели влажные глаза Гизелы на обветренном лице Жерара: