Сметенные ураганом - Татьяна Осипцова

– Скоротечный рак желудка. Метастазы. Операцию делать поздно, – умолкнув на секунду, он тихо добавил: – Она умирает.

– Господи, у нее ведь мама тоже умерла от рака!.. Я заметила, что Маня похудела в последнее время, но она ведь всегда была худенькой, как мальчишка. Неужели она не чувствовала? Почему раньше к врачам не обратилась?

– Маша легла в больницу на обследование, но тогда Лорочка умерла…

«А потом она два месяца от меня не отходила, – вспомнила Света. – Конечно, время было упущено».

– Ты пойдешь со мной? – спросила она, когда машина остановилась возле онкоцентра на Каменном острове.

– Нет, – покачал он головой. – Я уже был там и… Нет у меня сил смотреть, как она мучается.

– Может, обезболивающие, наркотики?..

– Ей делают укол на ночь. Она хочет быть в сознании, чтобы попрощаться со всеми.

В длинном больничном коридоре одинокой фигурой маячил Михаил. Света кинулась к нему.

– Миша, как она? К ней можно?

– Там сейчас врач. Манечка ждет тебя.

В его глазах Света прочла ответ на все вопросы, и сердце у нее упало. Все правда. Маня умирает. Страх, больший, чем уже ставшая привычной постоянная тревога, заполнил душу. Неужели скоро она останется одна, без подруги, которая всю жизнь была рядом, подставляла свое худенькое плечо, и единственная из всех никогда не осуждала ее, даже если она делала подлости.

– Я не верю, что Маня может умереть, – быстро проговорила Света, надеясь по глазам Миши прочесть, что он тоже не верит.

Но в глазах его она не увидела и тени надежды – только боль и печаль.

– Почему она не говорила? Если б я знала, я бы заставила ее лечиться. Ты-то что, не видел?

– Ты ведь знаешь, Маня не любила жаловаться. Принимала молча прописанные от сердца лекарства. А когда заболел желудок, вначале подумали, что это гастрит. Врач советовала обследоваться, но… Маня принимала лекарства от гастрита, а оказалось – рак.

Дверь палаты отворилась, в коридор вышел лечащий врач.

– Думаю, вам не стоит уходить, если вы хотите пробыть до конца. Боюсь, это произойдет сегодня, – сказал он Мише и обернулся к Светлане: – Вы ее подруга? Она звала Свету.

– Да, это я, – кивнула она и вступила в палату.

Маня лежала почему-то не у стены или у окна, а посередине. Ее истаявшее тело казалось слишком маленьким для стандартной больничной кровати. Увидев лицо подруги, Света ужаснулась и поняла, что конец близко. Никогда она не видела такого воскового цвета лица. Нос и скулы Мани заострились, обведенные темными кругами глаза провалились, запекшиеся серые губы стали тоньше. Вдруг веки дернулись, Маня чуть приоткрыла глаза. Губы беззвучно шевельнулись.

Света с трудом сглотнула вставший в горле ком.

– Манечка, я приехала.

Ей хотелось сказать, что теперь Маня поправится, но она не смогла произнести этих утешающих слов. Света чувствовала, что Маня знает о близкой смерти и ждет ее как избавления от съедающей изнутри боли. Присев рядом, она тихонько пожала Манину руку. Рука оказалась безжизненной и холодной.

Маня все силилась что-то сказать.

– Обещай… – едва слышно прошелестело слово.

– Конечно, Маня. Все что угодно. Для тебя я все сделаю!

– Пашеньку… Не оставь… Позаботься… Он ведь родился благодаря тебе… – Маня попыталась улыбнуться. – Ты помнишь?

Разве могла Света забыть, как перетаскивала подругу на высокую, никелированную, еще бабушкину кровать, как тужилась вместе с ней, как тянула и поворачивала младенца, боясь, что все ему сломает. Как обрезала пуповину, а потом не знала, что делать дальше, и просто перетянула ее сложенной вдвое самой толстой ниткой, что нашлась в доме. Как они с Соней уронили новорожденного в таз, когда обмывали, и думали, что он захлебнулся, и трясли его вниз головой, и хлопали по спине, пока не запищал… Конечно же, она помнила. Как помнила свои тогдашние мысли о том, что, если Маня умрет… И вот она умирает.

Сдерживая готовые прорваться слезы, Света кивнула:

– Я буду относиться к нему, как к Олегу. Паша мне родной. И родней тебя никого нет. Не умирай, Манечка!

– И Миша… – прошептала Маня через несколько секунд, собравшись с силами. – Ты и Миша…

Услышав это, Света не выдержала, сползла со стула на пол и уткнулась лицом в одеяло. Неужели Маня догадывалась? Знала все эти годы, и молчала, и оставалась подругой, милосердно прощая ей любовь к своему мужу? Свете стало так стыдно, так совестно, что она столько лет причиняла боль человеку, мягче и добрее которого и представить нельзя. О, если бы все можно было повернуть назад… Хотя бы ко дню их двойной свадьбы… Она бы ни разу не взглянула в сторону Миши, она бы запретила себе даже думать о нем!

«Господи! – впервые в жизни искренне воззвала она к Богу. – Не дай ей умереть… Я больше слова Мише не скажу, я разлюблю его, пусть только Маня поправится!»

Невесомые холодные пальцы коснулись головы, и Света поняла, что умирающая хочет видеть ее лицо. Она приподнялась, пересиливая себя, боясь посмотреть на Маню… но когда взглянула, прочла в глазах подруги все ту же любовь. В потусторонних, затуманенных смертью глазах не было ни упрека, ни обвинения. Она облегченно вздохнула и спросила:

– Так что – Миша?

– Присмотри за ним… Он… такой непрактичный… И простужается легко…

– Я за всем присмотрю, Манечка. И за Пашей, и за Мишей. Не беспокойся.

Лицо Мани изменилось, будто данное Светой обещание умиротворило ее, и теперь она могла наконец спокойно уйти туда, откуда нет возврата.

– Спасибо… Ты всегда была настоящим другом… Ты такая добрая…

Рыдания подступили к горлу, и Света зажала рот рукой, чтобы не закричать. Никогда она не была к Мане доброй! Она всю жизнь мечтала отобрать Мишу у подруги, а та умирает, но продолжает любить ее и доверяет заботиться о муже и о сыне.

Утирая ладонью бегущие по щекам слезы, Света повторила:

– Я все сделаю.

– И еще… – Голос Мани звучал совсем слабо. – Будь добрее к Юре, он так любит тебя… Он мне говорил…

Света не обратила особого внимания на эти слова. Маня даже перед смертью пытается ободрить ее, такая уж она есть.

– Да, конечно, – машинально ответила она, ласково поглаживая холодную руку.

Маня закрыла глаза, губы исказило судорогой боли, высокий лоб наморщился…

Ей плохо? Она уже умирает?.. Где доктор?

Света шарахнулась в коридор и пропустила врача, который тут же прикрыл за собой дверь.

Возле сестринского поста приткнулась тетя Поля, рядом с ней всхлипывал Пашка, напротив Юра прислонился к стене. Света смотрела на них будто сквозь пелену.

Единственная подруга умирала за дверью. Единственный человек, который по-настоящему любил ее, только она да Миша… Свете вдруг стало страшно, что с уходом Мани у нее самой не останется сил жить. Ведь Маня всегда поддерживала ее. Беременная, она хваталась за грабли, помогая с огородом. Когда Света рубила курицам головы, стояла рядом, зажмурившись, и тут же принималась их ощипывать. Маня возилась с Олегом не меньше, чем с собственным сыном, а после смерти Лоры и мамы помогла пережить горе.

«Я, как инвалид, у которого отобрали палку, не смогу теперь и шагу сделать, нет у меня больше опоры, – подумала Света и вдруг встрепенулась. – Нет, есть – Миша. Где он?..»

Будто влекомая интуицией, она двинулась направо, где за выступом стены прятался небольшой холл с кожаными креслами и диваном. Миша одиноко сидел там, уставившись в пространство, и даже не повернул головы, когда она присела рядом.

– Миша, как это ужасно!.. Мне страшно! Мишенька, обними меня!

Он не шевельнулся.

– Миша, что с тобой? – осторожно дотронулась Света до его плеча.

– Я думал, ты приедешь и поддержишь меня, а ты, оказывается, тоже боишься, – с жалкой улыбкой проговорил он, оборачиваясь.

– Но ведь ты не боишься! – удивленно воскликнула она. – Как ты можешь бояться? Ты ведь такой сильный, Миша.

– Нет, я только казался сильным, потому что рядом была Маня. С ней уйдет все, что делало меня сильным…

В голосе его было столько отчаяния, что Света отстранилась. И тут она будто впервые увидела его: рядом с ней сидел сломленный и убитый неизбывным горем мужчина.

– Как же так… – медленно прошептала она. – Выходит, ты по-настоящему любил ее, Миша?.. А как же я?

– Манечка была моей половинкой, моей единственной сбывшейся мечтой! – с надрывом произнес он, а ей вдруг захотелось ударить его.

«Пора бы уже вырасти из романтических штанишек. Ему скоро сорок, а у него все мечты…»

– Эх, Миша, тебе шестнадцать лет назад надо было понять, что ты любил ее, а не меня! А ты держал меня на привязи, рассуждал о долге и порядочности. Если бы ты сказал мне это тогда… Взял бы и сказал честно, а не приманивал своими редкими признаниями… «Люблю, но не должен…» Не смотрел бы голодными глазами… Мне бы было больно, но уж как-нибудь я бы это пережила. А ты… Ты что, понял это только сегодня, когда Маня умирает? Раньше не мог сообразить? Ведь ты все это время любил ее, а меня только мечтал трахнуть!