Первая любовь (СИ) - Князева Мари

— Нет-нет, я… не собираюсь искать. Это… вообще, не мое дело, как ты жил до меня.

— Неправда. Очень даже твое. Потому что я — твой. Ты не переживай, опыт у меня не такой богатый, чтобы стоило беспокоиться. Я не из тех, кто спит с каждой встречной юбкой. Правда, честно сказать, я не любил ни одну из них так, как тебя. Даже близко. И именно поэтому мы не станем делать это, пока ты сама не захочешь, не созреешь. Не будешь готова, одним словом.

Я смущенно и благодарно уткнулась носом ему в плечо. И поцеловала в щечку. Какой же он хороший, мой Глебушка…

Глава 28. Год одиночества

Глеб уговорил меня задержаться в Филимоново до последнего возможного дня, и вместо того чтобы собираться на учебу спокойно, с чувством, толком и расстановкой целую неделю, я два дня пробегала по одежным и канцелярским магазинам, как очумелая. Зато первого сентября мои губы все еще помнили, как сладки поцелуи моего парня, а моя талия — как крепки его объятия. Я жила этими воспоминаниями до начала ноября. Глеб приехал навестить меня перед отбытием на место службы аккурат ко Дню народного единства, и мы провели в городе вдвоем четыре упоительных дня.

Помню, как он появился на пороге бабушкиной квартиры — не позволил себя встретить, устроив сюрприз! Все такой же крупный, высокий, но теперь коротко подстриженный, и все равно самый красивый, для меня. Как сильно удивилась бабуля, разохавшись, то и дело всплескивая руками… Я, разумеется, предупреждала ее, что ко мне приедет парень из Филимоново, но она все равно оказалась морально не готова.

— Твоя мама говорила, что вы одного возраста! — шепотом посетовала она, когда мы разместили Глеба в гостиной и спрятались на кухне — пошушукаться. — Я себе представляла мальчика, вроде тебя. А это целый дядя… большой такой!

Я хихикнула:

— Просто он физически развит, но ему на самом деле 18, как и мне!

Бабуля приложила руку к груди:

— Я теперь буду переживать, что он может тебя обидеть. Здоровенный какой…

— Ба, ты себе не представляешь, как он ко мне относится! Как к самому большому сокровищу на свете…

— Ну, собственно, так и есть… — абсолютно серьезно кивнула бабушка.

Она тоже, как и Глеб, возводила меня на сомнительной заслуженности пьедестал, потому что судьба не подарила ей других детей, кроме моего папы, и других внуков, кроме меня. И я уже устала спорить с ней про свою «сокровищность», поэтому просто клятвенно заверила прародительницу, что в компании Глеба мне абсолютно ничего не угрожает — даже наоборот, я буду еще сохраннее — и пошла в комнату к своему парню.

Он ждал меня в нетерпении и явно изнемогал от желания наконец прикоснуться, но мне было неловко обниматься в присутствии бабушки, так что мы наспех попили чаю и поспешно убежали из квартиры, но до улицы не дошли. Прямо в подъезде Глеб обхватил меня за талию, приподнял над полом и так крепко прижал к себе, что стало трудно дышать. Вместо того чтобы возмущаться, я обняла его в ответ и потянулась губами к его губам. Мы целовались горячо, жадно, исступленно, как обезумевшие от жажды путники в пустыне пьют внезапно найденную воду. Это продолжалось добрых полчаса, но потом я все же потянула Глеба на выход, поскольку подозревала, что бабуля выглядывает в кухонное окно, где мы там идем, и скоро начнет беспокоиться, если еще не начала.

Я повела своего молодого человека гулять по городу, показывая ему мои любимые места: парки, площади, набережную. Он вежливо восхищался всем этим, но я видела, что в данный момент для него важно только одно — видеть меня, прикасаться ко мне. Все прочее — только фон.

Он повел меня обедать в кафе, не пожелав слушать никаких возражений. Заведение предложил выбрать мне самой, но отмел несколько вариантов, сочтя их недостаточно шикарными для нашего питания. Не удержавшись, я спросила, откуда у него деньги на подобное расточительство.

— Не волнуйся, я больше не совершал ничего противозаконного, — улыбнулся он. — Отец освободил мне несколько дополнительных часов в дне, чтобы я мог наняться на подработку на ферму недалеко от Филимоново. А когда я стал собираться к тебе, то еще и сам выдал небольшую сумму наличными. Сказал, что негоже ехать к девушке с пустыми карманами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Девушке совершенно все равно, какие у тебя карманы, — заверила я его. — Только ты сам важен для меня.

— А для меня важно, чтобы я мог дать тебе все… понимаешь? Иначе я не смогу чувствовать себя мужчиной.

Нет, я не особенно это понимала, потому что жила в собственном мире, где значительную роль играют только моральные качества людей и отношения между ними, а все прочее — шелуха. Конечно, как и любое крайне фанатичное утверждение, это была иллюзия, связанная с тем, что я никогда не знала нужды в деньгах и что меня окружали очень добрые и душевные люди, начиная бабулей и заканчивая дядей Сергеем. Ни от кого из них я никогда не слышала высказываний и не видела поступков, утверждающих ценность денег над прочими сферами жизни. Но это, разумеется, отнюдь не означает, что они вообще не важны. В обыденной бытовой жизни материальный вопрос всегда стоит остро — просто меня оберегала от него целая семья, но позднее мне пришлось столкнуться и с ним.

Теперь же я наслаждалась обществом своего парня и поедала вок с курицей, лишь немного переживая о том, каким тяжелым трудом ему достались средства на покупку этого блюда.

После кафе мы отправились в театр — купить билеты на ближайшее представление. Там Глеб тоже категорически запретил мне платить за себя и приобрел два места в партере за совершенно безумные деньги. Остро переживая за его благосостояние, я наотрез отказалась ужинать в ресторане и потащила своего парня домой к бабуле. Она как раз наготовила всякой вкуснятины: рис с овощами, жареную рыбу, салат из помидоров и пирог с творогом. Наевшись до отвала, мы с Глебом разместились в моей комнате смотреть кино на компьютере, но, разумеется, больше целовались, чем вникали в происходящее на экране. Бабушка совсем не беспокоила нас проверками, так что вечер прошел замечательно.

Глебу постелили в гостиной на диване, но я точно знала, что он обязательно придет ко мне ночью — поболтать и пообниматься — и стала ждать, когда бабуля с дедушкой уснут. К сожалению, усталось от насыщенного движением и впечатлениями дня взяла свое, и я все-таки задремала, но потом меня разбудили нежные поглаживания и тихий шепот молодого человека:

— Манюся… проснись… мне надо кое-что тебе сказать.

Я села на постели и принялась хлопать глазами:

— Да, да, Глебушка, я не сплю…

Проморгавшись, я заметила, что он сильно взволнован. Мой парень сидел на полу перед моей кроватью, с нежностью глядя на меня, и сжимал что-то в кулаке.

— Я хочу подарить тебе кое-что… Ты только не подумай… ну, или подумай, если не против… то есть, я хочу сказать… а, черт, не смогу нормально выразить. Короче, вот — это тебе.

Он раскрыл ладонь — и я увидела фантастической красоты колечко с большим красным камнем посередине, а вокруг него — усыпанное белыми камешками помельче.

— Мама сказала, это бабушкино… — пробормотал парень. — Она, кажется, была нетитулованной дворянкой или что-то в этом роде… Я бы хотел подарить его тебе. Если ты не против…

— Глеб… — выдохнула я, тоже сильно взволнованная, — но ведь это семейная реликвия… Разве такие вещи можно дарить… просто своей девушке..?

Он опустил глаза и тяжело вздохнул:

— Я бы хотел… чтобы ты была не просто моей девушкой…

Мои щеки пылали, как в лихорадке.

— Ты уверен? Нам ведь всего по восемнадцать…

Он кивнул:

— Да. Абсолютно уверен. А ты… что скажешь?

Я тоже в ту секунду ощущала непоколебимую уверенность. Конечно, всякое может случиться, но — что ж, тогда я просто верну ему эту вещь, а сейчас…

Вместо ответа, я протянула Глебу правую руку со слегка растопыренными пальцами, и он с заметным трепетом устроил колечко на безымянном. Оно было лишь совсем чуть-чуть великовато. Возможно, не стоит носить его каждый день, но на важные события — обязательно буду надевать. Совершив этот символический акт нашей тайной помолвки, Глеб коротко, целомудренно поцеловал меня в губы и ушел. Видимо, не хотел нарушать торжественность момента животными проявлениями.