Тибетское пророчество - Мэйдлин Брент

– Вздор, Чарлз, – спокойно сказала его жена. – Возможно, это касается некоторых, и тем больший позор для них.

Сэр Чарлз пожал плечами.

– Мы – воинственный народ, моя дорогая. Это сделало нас богатыми и сильными, но семейному счастью не способствовало. Итак, я хотел, чтобы Адам пошел на дипломатическую службу, но он не послушался. Убежал из школы, несколько лет был на флоте, затем вступил в армию и, судя по всему, весьма преуспел. Но из армии он ушел в… Когда это произошло, Мэри? Да, в июне девяносто девятого, четыре года назад. Уехал в Южную Америку и, насколько мне известно, занялся там разведением лошадей. В девятьсот первом он перебрался куда-то в район Карибского моря, и с тех пор мы ничего о нем не знаем.

Голова у меня шла кругом, я мало что усвоила из рассказа сэра Чарлза. Сняв медальон, я держала его на ладони.

– Но ведь наверняка Мистер, то есть ваш сын должен был приезжать в Англию, чтобы повидаться с вами?

– Время от времени Адам писал матери, – угрюмо ответил сэр Чарлз. Внезапно на его лице проступила усталость. – Но даже если он и приезжал в Англию, то с нами не встречался. Разумеется, до тех пор, пока он был в армии, у меня была возможность не упускать его из вида.

Леди Гэскуин положила свою руку на руку мужа.

– Чарлз, – ласково сказала она, – окажи мне большую любезность. Пожалуйста, погуляй на лужайке или в саду, пока я буду разговаривать с Джейни.

Он грустно кивнул и поднялся. Когда я открывала ему дверь, он задержался и посмотрел на меня с печалью.

– Вы будете плохо думать обо мне, моя дорогая, – вздохнул он, – и совершенно справедливо. В свое оправдание я могу сказать лишь одну вещь: моя дурацкая, несгибаемая гордость сравнится только с гордостью моего сына.

Когда я вернулась, леди Гэскуин похлопала рядом с собой по кушетке.

– Сядьте, пожалуйста, со мной, Джейни. Подойдя, я вложила медальон в ее руку.

– Это должно быть у вас. Вы знаете, что говорится в стихах?

– О да, – она едва улыбнулась. – Я была чуть старше вас, когда мне его подарил человек, которого я любила. Мы не смогли пожениться, потому что его сочли неподходящей для меня парой. Он уехал, и больше я никогда его не видела. Пятнадцать лет спустя он погиб в перестрелке на границе.

Она замолчала, с отсутствующим видом глядя на лежащий у нее на ладони медальон. Я не знала, что сказать, но через несколько секунд она продолжила:

– Я вышла замуж за Чарлза. Как жена дипломата, я побывала с ним в нескольких странах. Он достиг немалых успехов, и я научилась уважать его, восхищаться им… да, и любить тоже, невзирая на все его недостатки – Она подняла глаза и как-то робко, вопросительно на меня посмотрела. – Сама не знаю почему, Джейни, но я рассказываю вам вещи, которые не говорила никому.

– Мне ни в коем случае не придет в голову повторять их кому-то, леди Гэскуин, вы можете полностью на меня положиться.

Она легонько махнула рукой.

– Не думайте, что я беспокоюсь, моя дорогая. У нас с вами какое-то особое взаимопонимание. Мне кажется, будто я знаю вас уже очень давно, – она тихо вздохнула. – Мне так всегда хотелось иметь дочь. Как бы хорошо было, если бы вы были ею… Но Адам оказался единственным ребенком. После того как он родился, я больше не могла иметь детей.

– Ваш сын – очень мужественный человек, – сказала я. – Говорил ли вам майор Эллиот, как он спас мне жизнь и привез меня целой и невредимой в Индию?

– Да, кое-что. Однажды я попрошу вас рассказать мне обо всем, рассказать все незначительные подробности, которые не важны для истории в целом, но важны для меня, потому что Адам – мой сын.

– О, я сделаю это с радостью.

Она снова замолчала, а потом внезапно проговорила:

– Они не слишком похожи друг на друга – Чарлз и Адам, но у них есть общая черта, и это – гордость. Глупая, упрямая гордость. Чарлз требовал от Адама беспрекословного повиновения, а тот не желал слушаться отца. Росло раздражение, и вместе с ним росло упрямство… а между тем сердце мое разрывалось, я пыталась прекратить их вражду, принимая одновременно сторону каждого.

Ее глаза увлажнились, и сердце мое наполнилось болью за нее. Я вспомнила гордость и надменный вид Мистера. Они проявлялись даже в том, как он сидел на своем большом черном коне, Флинте, а также высокомерие, сквозившее в холодном взгляде, который напомнил мне взгляд снежного барса. Теперь я видела, что глаза достались ему от отца, а этот тонкий орлиный нос от матери.

Леди Гэскуин продолжала:

– Иногда я задаю себе вопрос: а не боялись ли мы немного Адама. Я хочу сказать – не боялись ли того горевшего в нем огня, железной воли, побуждавшей его идти своим путем, ни перед кем не склоняться, никому не подчиняться, – она опять на мгновение закрыла глаза. – А скорее, я боялась за него. Жизнь обязательно ломает тех, кто не хочет гнуться. – Приблизив медальон к лицу, она посмотрела на него: – Я дала его ему в тот день, когда он пришел ко мне и объявил, что уезжает. Вы ведь тоже знаете, о чем говорится в этих стихах, Джейни. Я всегда молилась, чтобы он считал меня своим другом, но, боюсь, мои молитвы не сбылись. Он сказал, что прекрасно понимает: они с отцом постоянно заставляют меня страдать, и поэтому он уезжает. – Ее губы искривились, и она смахнула слезу. – Ах, как эти мужчины заставляют нас страдать, Джейни. Дело не в том, что они нас не любят. Они просто не понимают, что делают.

Я взяла ее руку, не зная, что говорить, и чувствуя себя ужасно неловко.

– Но ведь он носил ваш талисман, – решилась я наконец. – И в нем есть огромная доброта. Когда я была больна, он обращался со мной необыкновенно бережно, леди Гэскуин.

– Значит, вы хорошо на него влияли, – сказала леди Гэскуин с печальной улыбкой. – Конечно, только глупая женщина вроде меня будет думать, что сын поймет, как мать за него беспокоится. Сыновья, полагаю, делаются не из этого теста. – Она глубоко вздохнула. – Простите, моя дорогая. Вероятно, я привожу вас в смущение своими разговорами.

– О, пожалуйста, не говорите так. Я очень вам сочувствую и была бы рада помочь, но не знаю как.

– Я хватаюсь за соломинку, Джейни. Позвольте мне объяснить. Когда Адам уехал, Чарлз заявил, что никогда не позволит ему вернуться к нам, и еще несколько месяцев назад мой муж оставался тверд, как скала. Я мирилась с таким положением целых десять лет. Из писем Адама я поняла, что он не предпримет попытки вернуться, если его не пригласит отец. Мне было тяжело это выносить, но я терпела до тех пор, пока время от времени получала какие-то известия от Адама или о нем. По крайней мере я знала, что он жив. Но уже три года у меня нет никаких сведений. Три года, Джейни.

– Леди Гэскуин, мне очень жаль. Я сама встревожена и огорчена вашими словами, но понимаю, что вам во сто крат тяжелее. Это из-за длительного молчания ваш муж… склонен смягчиться?