Бычки в томате - Иоанна Хмелевская

— Это как? Значит, что же выходит, к сестре моей уже не пойдет?

— Выкинь ты это из головы. Какая уж тут сестра!

Парню требовалось время, чтобы свыкнуться со страшной правдой.

— Так просто и уехала и все свое забрала?

—  Всё-превсё.

— Не совсем, — возразила Мажена — Одну вещь оставила.

Прозвучало это так таинственно, что Мариан вопроситель­но уставился на Мажену и замер:

— Какую вещь?

— «Бычки в томате», целая банка.

— Что?

— «Бычки в томате». Демонстративно на подоконнике ос­тавила нетронутую банку.

Мариан продолжал обалдело пялиться на нас, и практиче­ски слышно было, как в его мозгах со скрипом осуществля­ется мыслительный процесс. Неожиданно в результате этого процесса проклюнулась робкая надежда.

— Не вернется?

— Да сказано тебе, нет!

— Значит, мне не надо этих чертовых бычков покупать? Остались еще?

— Ничего подобного.

— То есть как?

— А так. Полицейские эту банку забрали для экспертного распотрошения, чтобы исследовать содержимое.

Марианова надежда сдулась и умерла в страшных судорогах.

* * *

— Я нашла последнюю страничку Ханиного письма, — сообщила мне Алиция, выйдя на террасу, куда я по при­меру Эльжбеты и Магды вынесла себе кресло, достойное этого высокого звания. Теперь я спокойно потягивала пи­во, курила и наслаждалась бездельем. — Все верно, что Збы­шек по телефону говорил. В конце есть от него солидная приписка.

— Не так уж он много по телефону наговорил, — подвер­гла я Збышека суровой критике.

— Так Ханя же рядом стояла, он не хотел ее расстраивать.

— Из чего следует вывод, что приписки она не видела?

Алиция обвела взглядом стол, пошарила в кармане и из­влекла немного помятые сигареты. Обогнув стол, она уселась в единственное свободное кресло. Страшно неудобное, хотя и с подушкой.

— Конечно нет, он сам письмо и отправлял. Понятно, он был против, предостерегал меня и, представь себе, не от пан­голина, а от Юлии. Збышек знал, что она спортом занимает­ся, и вовсе не такая увечная, как хочет казаться. Это Ханя уши развесила. Пишет, что она — змея подколодная...

— Насколько я поняла, Юлия, а не Ханя?

— Балда. Короче, это она панголином вертит, как хочет, ду­раком его выставляет... Он сам виноват, потому как фуфло на­дутое, но никогда не известно, какую подлость она изобретет. Прямо не знаю, как бы я поступила, прочти это вовремя. Между прочим, я же в курсе, что Збышек в теннис играет и должен был ее знать, просто забыла об этом.

Придушив обидные слова осуждения в адрес подруги, я подсунула ей зажигалку, поскольку все это время она пыта­лась прикурить от пустого спичечного коробка.

— Давай уж выдели какое-нибудь специальное место для длинных писем на манер ящика для мусора или компоста... Или вешай на гвоздь в стене.

— Нет у меня гвоздя в стене.

— Ну, пришпиливай к кухонной занавеске. Швейной бу­лавкой с большой головкой.

— Ага, и буду вылавливать эти булавки из всех кастрюль! Не городи чепухи!

— Стефан обещался позвонить, как доедет. Воспользуемся случаем и спросим у него.

Мы остались в доме вдвоем с Алицией. Стефан и Магда от­правились утром, сразу за ними уехали Эльжбета с Олафом, которые двинулись на север посмотреть Гиллелее и покупать­ся в море. Мажена с ними не поехала, решила уделить поболь­ше внимания своему Вернеру. Я всячески старалась не ляп­нуть раньше времени чего-нибудь такого о тишине и спокой­ствии, наученная горьким опытом, ибо известно: не буди лихо...

Алиция по привычке глянула на фуксии, но все они, как ни странно, стояли прямо, посмотрела в сад, но там работы было выше крыши, тогда она недовольно заявила, что сидеть неудобно, не говоря уже об отсутствии кофе. За кофе надо было идти в дом.

Я осталась верна пиву и вынула себе из холодильника вто­рую бутылку. Эльжбета права, маленькие какие-то эти мест­ные бутылки.

— Здесь еще одно шампанское, — сообщила я хозяйке. — А сколько там, в подвале, осталось?

Алиция уже угнездилась в кресле со своим кофе, приго­товленным по ее оригинальному рецепту: в микроволновку ставится чашка с водой, потом в кипяток насыпается нечто буро-растворимое, и все готово.

— Понятия не имею. Штуки три, наверное.

— Это, выходит, мы восемь бутылок оприходовали? Если я правильно посчитала...

— По такому случаю можно было и все восемьдесят. Ты уверена, что вредина не вернется? А то еще датчане добьют­ся экстрадиции и поместят до суда у меня...

— Оптимистка. Могут и после суда. Здесь же преступни­ки днем в тюрьме сидят, а на ночь их домой отпускают, или наоборот, ночью сидят, а днем — дома.

— Ничего они не сидят, а лечатся в психбольнице. В ее слу­чае психушка гарантирована, так что шансы с ней разминуть­ся у меня есть. И вообще, не меня же наказывают. Я имею право и не согласиться, а здесь права человека уважают.

Я, как обычно, уселась напротив подруги.

— Судя по тому, что говорил пан Мульдгорд, власти вряд ли договорятся насчет экстрадиции, а она, будь уверена, вы­крутится, есть смягчающие обстоятельства...

— Какие?

— Ну как же! Панголин позорил ее на всех углах, ни од­ной юбки не пропускал, деньги у нее отнимал, голодом мо­рил, корку хлеба для нее жалел...

— Не для нее, а для лебедей, — задумчиво поправила Алиция. — А с деньгами это правда или ты прямо сейчас приду­мала?

— Сейчас придумала, — призналась я. — Сомнительно, что­бы она отдавала, это железная женщина, но сказать-то все­гда молено, разве нет?

— Сказать можно. Только на кой ляд она его вообще при себе держала и Хане лапшу вешала, что без него ей не жизнь?

Я серьезно задумалась. Злодейка Юлия ничего не делала спонтанно, все тщательно продумывала и споткнулась только раз. Не подфартило.

— Не судьба, — сообщила я подруге свой вывод, пропус­тив предварительные размышления. — Во-первых, это он за нее цеплялся, а не наоборот. Во-вторых, она уже подготавли­вала почву и создавала себе алиби. Раз влюблена без памяти, значит, речи быть не может, что это она его укокошила! Здесь тоже, заметь, единственное ее развернутое высказывание — это признание, что жить без него не может. До того — ноль, и после — ноль, а тут взрыв, и все погасло. Тонкая работа!

Алиция взвешивала в уме мои соображения, уставившись в пустую чашку.

— Похоже... Даже я тогда поверила и надеялась, что ей полегчает. Как ты, в конце концов, думаешь, любила она его или нет?

— Думаю, всего понемногу, — решительно ответствовала я и поднялась на ноги, так как у подруги уже кончился кофе, а я решила переключиться на чай и поставила разогревать чайник. — Погоди, не сбивай с мысли, я сейчас раскладываю по полочкам план убийства.

— Интересуюсь знать, кто мой кофий выпил?

— А я почем знаю! Кстати, пила бы из нормальной чаш­ки, а не из наперстка. Наперстками некоторые восточные на­роды пьют крепчайший вырвиглаз.

— Вот я и представляю себе, что в чашке вырвиглаз, по­этому принимаю на грудь малыми дозами. И вообще мне нравятся маленькие чашечки. Так ты раскладываешь по по­лочкам план убийства? Отлично... И что дальше?

— Итак, Юлия ловко использовала факт своей аварии. Под­вернулся ей удобный случай, и она пошла ва-банк. Восстанови­ла здоровье в абсолютной тайне, а на людях изображала недо­леченную жертву автокатастрофы, совершенно беспомощную, хотя на самом деле полностью вернулась в прежнюю физиче­скую форму. Второй удобный случай и одновременно первая ошибка — авоська Мариана, найденная в машине! Ясно, что панголин никакого порядка никогда не наводил Это она заме­тила сетку и сразу пустила в дело. Вывалила барахло и помча­лась за благоверным, то бишь как раз неверным, о чем она зна­ла, так как следила за ним, а шашни Водолея с приблудными девицами ее только будировали... Нечего кривиться, это отлич­ный допинг, и опять же аргумент для защиты в случае чего...

— Какой аргумент?

— Убийство в состоянии аффекта.

— Какой же аффект, если сеткой запаслась?

— Дурында, ходить с авоськой никому не запрещается, но я же сказала, это была первая ошибка. Встретилась она с ним или сзади подкралась, не знаю, да мне это до лампочки. Глав­ное дело она провернула, и тут обнаружилась проблема. Мариановы тряпки! Очень может быть, что они все еще валялись в ее машине. Когда она сюда вернулась, то их не заметила, в конце концов, не каждый ведь день у нее в расписании сто­ит убийство партнера... Как бы там ни было, в машине ли она забыла манатки или просто в кусты швырнула, но требовалось от них избавиться из-за служебно-розыскной собаки...

Сосредоточенно внимавшая мне Алиция отрицательно по­мотала головой:

— А что тут собаке делать? Разве что молчать в тряпочку? В ее ведь машине вещи лежали.

— Маловато будет. Мариан — да, панголин — тоже, но не на­ша травмированная, она же к ним даже не притрагивалась, села на переднее сиденье, вылезла, и всё. Утопить — другое дело, оп­тимальное решение, но она перестаралась. Эго вторая ошибка.