Бычки в томате - Иоанна Хмелевская

— Я видела, — пришлось мне признаться по окончании пе­ревода.

Моих слов переводить аспиранту не потребовалось, он и так догадался и попросил кое-что уточнить.

Теперь синхрон обеспечивала Алиция.

— Это было тогда, когда Юлия занималась в саду своей акробатикой... Сдурела, что ли, мы же решили не доносить!

— Договорились не доносить и о висюльке на браслете. Как Юлия им над столом помахивала!

— Даю гарантию, что о висюльке Мариан им сообщил, — вмешалась Магда. — Так что уже нет смысла играть в благо­родство.

— Скажи, что это была лечебная гимнастика, — подсказа­ла я подруге.

— Лечебной гимнастикой, — послушно повторила Алиция, очень всем этим недовольная. — Ты давай думай, что гово­ришь... Она была уверена, что дома никого нет, так как ме­ня не видела. А я, наоборот, видела, как она вынесла чемо­дан и большую спортивную сумку. Они с этими вещами при­ехали... Откуда ты знаешь?

— Я же как раз застала их приезд. Стояла и смотрела!

— А... Ну, ладно... Она оглядывалась и проверяла, не возвра­щается ли кто в машине. А вообще она могла вещи выно­сить понемногу каждый день, а последние забрала в боль­шом рекламном пакете, якобы с одеждой покойного. Конец показаний... Этого переводить не надо, чего ему голову моро­чить автотентом!

— А если еще потребует?

— Что видела, то видела, больше все равно не рожу.

Аспирант Гравсен больше ничего и не требовал. Пока Алиция переводила, он сосредоточенно кивал, после чего поинте­ресовался, не возникнут ли у нас претензии в отношении быч­ков, если они пострадают в процессе лабораторных исследо­ваний? Мы проявили совершенную черствость к их страданиям и единодушно согласились даже на полное унич­тожение банки, заявив, что будем только счастливы, если уже никогда ничего подобного в жизни не увидим.

Сыщики поблагодарили нас за сотрудничество, забрали свой единственный трофей и удалились, немного оглушенные эмоциональным прощанием, которое мы им закатили. Алиция даже пригласила их заглянуть как-нибудь на огонек.

Некоторое время на дорожке, ведущей к калитке, царило молчание. Затем Магда издала восторженный писк и про­шлась таким колесом, что куда там циркачке Юлии.

— Сампан! — напомнил нам ожидавший в дверях Олаф. — Водка, садко, есть, плюх, сампан! Лук?

Последний призыв заставил нас всех ринуться в дом.

* * *

Вопреки утверждениям, что избыток эмоций вредит пи­щеварению, обед прошел на ура. Десерт из печенки сдал эк­замен на отлично, и было ее как раз столько, сколько надо по той простой причине, что сковородка не безразмерная. Итак, печенка не смогла перехватить инициативу у курьих ножек, а тем более у шампанского, которое на польском столе все­гда вне конкуренции.

Под влиянием всеобщего душевного подъема и энтузиаз­ма Алиция позволила себе расслабиться и без малейшего со­противления разрешила нам вынуть из холодильника и мо­розилок все, что под руку попало, ради размещения там шам­панского. Тем более что и так было ясно, что оно там не залежится.

— Будь у нас еще бочонок устриц, я бы почувствовала се­бя в девятнадцатом веке, — растроганно призналась я.

— И надела бы корсет? — заинтересовалась Магда.

— Вечно ты преувеличиваешь, уж не говоря о том, что ни­какого корсета у меня нет.

Стол уже не пришлось отодвигать от стены, поскольку все теперь прекрасно за ним умещались, что не могло не радо­вать. Макароны сварились в один момент и, что удивительно, совсем не кипели. Возможно, это были особые макароны для идиотов, я датской инструкции не могла прочитать, хотя иди­от на всех языках идиот. А красное вино отлично пошло для затравки.

— Если кто-нибудь что-то важное хотел сказать, пусть сра­зу говорит, а то потом могут возникнуть проблемы, — преду­предила хозяйка, смакуя вино.

— Важно все, — заявил Стефан. — Мне теперь все пробле­мы побоку.

— Неужели с одного бокала тебя так повело? Не верю!

— Знаете, я до сих пор в себя никак не приду, — призна­лась Мажена. — Просто глазам не верится, какой Юлия по­сле себя порядок оставила!

— А ты все равно уже умудрилась снять белье и отправить в стирку.

— Просто поразительно. Я все углы обшарила, ничего не тронуто!

— Бычков вполне достаточно, — съязвила Магда.

— Бычки на подоконнике — это подсказка, упрек нам, что мы плохо к ней отнеслись, — заявила я.

— С чего ты взяла? И что значит «плохо»?

— Издевались над панголином, не верили в его исключи­тельность. Заставляли ее разговаривать...

— Дура!

— Ничего подобного. То есть вообще-то согласна, но не в этом случае...

— Доедайте скорее печенку, голени уже готовы, а шампан­ское скоро взорвется!

Невзирая на дневное время, Алиция зажгла свечи, расста­вив их, где попало. Мажена накрыла на стол гораздо элегант­нее, чем это сделала бы я, ибо кулинарный азарт меня уже покинул. Я только обнаружила и добавила бруснику, подвер­нувшуюся весьма кстати. Шампанское хлопнуло, как выстрел из сигнального пистолета.

Нас несколько удивляло, что не видно Мариана. Не ска­зать, что мы очень по нему соскучились, да и за столом ста­ло бы тесновато, но все же странно. Не иначе как стоит на берегу омута и наблюдает, как вылавливают жалкие остатки его семейного гардероба.

— Алиция, позвони-ка господину Мульдгорду, — попросила Мажена уже за кофе. — Пусть он убедится, действительно ли эта вредина убралась ко всем чертям, и сообщит нам, а то я не ус­ну. Завтра Вернер возвращается, и хотелось бы уже расслабить­ся окончательно, а не дергаться при каждом стуке или звонке.

— Позвони, позвони, — поддержал ее Стефан. — Я тоже хотел бы удостовериться, опять же, ради Вернера.

— И включи громкую связь!

Всем было интересно. А при одной мысли, что Юлия мог­ла бы неожиданно вернуться, у нас мурашки начинали бегать по всей анатомии.

Герр Мульдгорд оказался дома. Наверное, обедал в это вре­мя, как каждый нормальный датчанин. Из вежливости он го­ворил по-польски, так как эхо подсказало ему, что разговор слышен по всему дому.

— Днесь известились мы из Польша, яко же дама во глава убиваемый стукать соб-ствен-но-ру-чно. — Последнее слово он произнес по слогам, но очень правильно. — Воистину... — Госпо­дин Мульдгорд вдруг ужасно смутился и несколько раз откаш­лялся. — Тайна сия велика есть. Не официаль, николи и вовсе, опровержено будет, беседа среди приватны особы, не документ.

Мы дружным хором поклялись, что не откроем тайну следствия никому и ни за что в жизни, тем более что поня­тия не имеем, кто с кем разговаривал. Герр Мульдгорд, оце­нив логику наших аргументов и поверив нам, продолжал:

— Аще десница оной дамы зело сильна, ибо в теннис иг­рывала, рекорд. Иные члены не совершенны, однако хороши. Сеть тверда, голова аки мяч, камень в цель угодити. Такожде украса утрачена бысть на брег омут, дама имаше два украсы на наручень...

— На браслете, — вырвалось у Марты.

— Браслете, — старательно повторил господин Мульд­горд. — Две литеры от имена, утрачена W, оставлена J. Лите­ра живот в вода утеряше.

По мере поступления информации мы приходили во все больший восторг. Стефан извлек из ведерка со льдом оче­редную бутылку шампанского и принялся потихоньку ее от­крывать.

— А все это случайно не косвенные доказательства? — оза­боченно спросил он. — Прямые-то улики есть?

В голосе герра Мульдгорда опять послышалось сильное смущение:

— Доводы имеем також. Однако един велик проблем есть. Дама вкупе с сеть и каменем зрела особа, в уме поврежден­ная. Уведомила о сем лекаря не в оное время, токмо тремя деньми постфактум. Суждение лекаря таково: сие правда, не вымысел, не фантом. Зело трудно дело.

— Ага! — так восторженно гаркнула Магда, что рука у Сте­фана дрогнула и пробка выстрелила.

— Ой, не лей мне в туфли! — с несвойственной ей живос­тью взвизгнула Эльжбета.

— И где сейчас эта дама? — поинтересовалась Алиция. — У нас ее нет, и мы очень надеемся, что и не будет.

Господин Мульдгорд опять смущенно кашлянул.

— Тьмы и тьмы проблем бя... бы...

— Будут, — помогла Магда, встраиваясь в оригинальную речь полицейского.

— Будут. Дама восходяше в Гедсер на паром, днесь обреташеся в народный демократ Германий. По разумению на­шему, в Польша стремится, а во след документы дела сего, оные ранее будут, аэроплан лететь. Согласие достигнуто. Во­истину велика радость моя есть, поелику сие дело уж не мое есть, проблем власы во белы переменяти, в Данмарк должно над оная дама суд правити. А боле мне не ведомо.

— А тело покойного Буцкого?

— Бренное тело такожде по аэру лететь.

— Мать моя женщина, вы представляете, какой сейчас в Польше кипиш начнется? — поежилась я. — Нетушки, я в ближайшее время домой не поеду, лучше здесь пережду, по­ка все успокоится.

— Ужли громы шампанския слышавше ухо мое? — заинте­ресовался господин Мульдгорд и похвалил наши действия. — Сей почин зело верен. Такожде учиняху совокупно со жена моя.