Журналист: Назад в СССР - товарищ Морозов

нашем деле всегда полезно обозреть окружающую тебя местность. Хорошенечко смотри, это на случай поиска путей отступления. Смотри так, будто ты как минимум международный обозревать газеты «Правда».

Бросив взгляд из окна, я сразу оценил преимущества дома, выбранного Сотниковым для жилья Ольге Антоновне. Здание стояло, пожалуй, на самой окраине жилой части поселка. Перед ним в железных и деревянных периметрах изгородей и заборов размещался почти целый квартал разнокалиберных домищ, домов и домишек частного сектора, в лабиринте которого при желании легко можно было спрятаться и затеряться. А дальше сплошной темно-зеленой полосой тянулись займищенские леса.

Удовлетворенные их живописным видом, открывавшимся из окна, мы уселись за стол, и Сотников стал выспрашивать у Ольги Антоновны особенности внешнего вида и возможные характерные приметы ее странных соглядатаев. Их, по словам женщины, было двое. Один высокий и худой, другой напротив — среднего роста, но коренастый. Лица обоих скрывали черные очки, у того, что поменьше — вроде как фотохромные «хамелеоны».

— Что скажешь? — кивнул мне шеф.

— Странно и подозрительно, — согласился я. — Подозрительно, что они лазают на задах дома. Так больше шансов привлечь к себе нежелательное внимание окружающих. Я еще понимаю, ходишь и зыришь в окна со двора. А за домом что делать добропорядочному советскому гражданину?

Я все-таки не удержался от легкой иронической нотки, но Сотников не придал этому значения.

— Вот и мы с тобой, свет мой Александр, так же появились тут. Демонстративно появились, скажем так. Так что никак нам было не укрыться от чужих взглядов, на что я, признаться, и рассчитывал. Теперь и посмотрим, кто кого. Следующий ход за ними. Хотя…

Сотников бросил быстрый взгляд на полочку с телефонным аппаратом.

— Может, они его уже сделали…

Он подошел к телефону, снял трубку и прислушался. Затем кивнул и опустил ее обратно на рычаг.

— Так и есть. В смысле — нет.

И, постучав пальцем по трубке, пояснил:

— Сигналов нет. Значит, нарушена связь. Видимо, в полном соответствии с их планами. Дождались, когда все птички слетятся в клетку…

Сотников глянул на наши недоумевающие лица и кивнул.

— Они нас заманивают. Точнее, уже заманили. И теперь мы должны точно понять, зачем.

Мы переглянулись с Ольгой Антоновной. Ничего мне сейчас не лезло в голову, вот честно!

— На самом-то деле всё просто, — чуть ли не весело произнес Сотников. — Лучший способ разгадать планы противника — это заставить его проявить себя. Поэтому мы сейчас не спеша спускаемся по лестнице и выходим во двор. Якобы для того, чтобы усадить Ольгу Антоновну в машину и увезти в город, где шансов для обороны у нас гораздо больше, чем в этом богом забытом пригороде.

Я тут же вспомнил свою любимую комедию «Семейка Адамс» и слова Фестера: я жил в беде, в нужде и в пригороде. Невольно улыбнулся, и Сотников тотчас поддержал меня:

— Правильно, стажер, не будем вешать нос. Ольга Антоновна, вы собрали с собой все необходимое, как я вас просил?

— Сменка одежды, деньги, паспорт и другие документы — со мной, — по-военному отрапортовала эта храбрая маленькая женщина и выразительно похлопала по толстой белой сумке через плечо.

— Отлично — похвалил шеф. — Спускаемся друг за другом, без суеты и спешки. Как выйдем во двор, держитесь меня. Если кто-нибудь к нам подойдет, ни с кем не разговаривайте. Просто делайте все, что я скажу или буду делать сам. На всякий случай условимся о сигналах тревоги. Если я кашляну — «Внимание!». А если при этом еще и прикрою рот, как делают все воспитанные и интеллигентные люди — «Внимание! Опасность!»

Сотников ободрительно похлопал меня по плечу.

— Но все будет хорошо и прямо-таки расчудесно, так что не волнуйтесь.

И мы отправились не волноваться, навстречу только хорошему и расчудесному.

В подъезде никаких сюрпризов нас не ожидало, двор также оказался пуст. И все равно я сетовал о том, как жаль, что мы находимся во времени, где еще нет пока мобильных сотовых телефонов. Сейчас легко можно было позвонить куда следует и вызвать наряд милиции, например.

К моему глубочайшему изумлению, милиция уже была во дворе, секунду назад казавшемся совершенно пустым. Точнее, два милиционера, лейтенант с сержантом, которые на удивление быстро вырулили из-за угла дома, едва мы только спустились с каменного подъездного крыльца. От неожиданности я даже машинально пощупал коробочку в своем кармане. Как знать, не волшебный ли камень Ольги Антоновны уже начал исполнять мои желания? А в том, что она вручила мне именно свой камень из «купола», я нисколечки не сомневался.

— Доброго дня, товарищи, лейтенант Софронов, — представился нам старший, небрежно козыряя и внимательно глядя на нашу спутницу. — Иноземцева Ольга Антоновна?

Перепуганная Ольга быстро кинула на Сотникова затравленный взгляд, но, помня его наставления, промолчала, лишь слегка кивнув лейтенанту.

— Очень хорошо. Вам придется пройти с нами в отделение, — сообщил блюститель порядка.

В этот миг я заметил на боку ведущего этого патруля пистолетную кобуру, а на ремне у ведомого, сержанта, резиновую палку, которую в мою эпоху «нулевых» годов россияне метко окрестят «демократизатором».

— А в чем, собственно, дело, товарищ лейтенант? — осведомился Сотников.

— Нарушение паспортного режима, — ответил милиционер. — А вы, собственно, кто?

Вместо ответа Сотников вынул из внутреннего кармана пиджака удостоверение и молча протянул ему. Я отметил про себя, что шеф предъявил лейтенанту не черную корочку «АППЛ», а красную, с вытесненным золотом словом «ПРЕССА» крупным шрифтом.

Однако лейтенант, к моему глубочайшему удивлению, небрежным жестом отстранил руку шефа с зажатым в ней журналистским удостоверением и сухо произнес:

— Это дело вас не касается, гражданин Не мешайте работе органов милиции.

Вот это да! Я буквально не верил своим глазам.

Мне конечно в реальности уже целых шестьдесят лет, но я всё еще прекрасно помню, как в восьмидесятые годы прошлого века милиция работала с прессой. В Советском Союзе пресса всегда была реальной четвертой властью, а, может, рангом и повыше. Любой хозяйственник, к примеру, директор крупного предприятия, обязан был в течение месяца дать исчерпывающий ответ на критику, если она появлялась в его адрес в центральных или городских газетах. И не отписку или самооправдание, а подробный отчет о мерах, принятых для исправления указанных ему в прессе недостатков и ошибок. И попробуй он спустить это дело на тормозах — сразу добро пожаловать в обком и горком партии на ковёр, и там по партийной линии так вздрючат, что мало не покажется. А тут какой-то лейтенантишка в пригородном поселке игнорирует красное с золотом удостоверение журналиста, даже не утруждась раскрыть его и ознакомиться с тем, что там написано? Да быть такого