Рождение бабушки. Когда дочка становится мамой - Анат Гарари

– Представьте себе, что Яэль еще попросилась перейти с малышкой к нам, так как у них мало места, – говорит Орна, глядя на Рут. – Я сначала с радостью согласилась; сказала, что мы поселим их в ее комнату, но мой муж категорически отказался: он сказал, что свою норму по бессонным ночам он уже выполнил и своих маленьких детей уже вырастил. Сначала я на него разозлилась, а потом подумала, действительно, почему бы нам не дать им самим во всем разобраться и со всем справиться? Они должны пройти через это точно так же, как это сделали мы.

Рут согласно кивает головой.

– Это потому что он не нарадуется на свою новую жену, – смеется Клодин, – и боится, что если вы начнете вставать по ночам, то прекратите ходить на море и опять станете раздражительной и нервной!

Орна выпрямляется.

– Совершенно верно! Он тоже видит, как я ожила, и считает, что я не должна от всего этого отказываться.

В комнате устанавливается тишина, и Нири переводит взгляд с одной женщины на другую, давая им возможность обдумать услышанное.

– Сегодня вы коснулись двух «врожденных» материнских конфликтов, то есть конфликтов, родившихся в вас в тот самый момент, когда вы стали матерями: конфликт, который заключается в вопросе, кто важнее – я и мои потребности или дочь и то, что ей необходимо; и конфликт, связанный со степенью самостоятельности дочери – в чем предоставить ей свободу, а что делать вместо нее.

Мне кажется, что такого рода сомнения сопровождают нас на всех возрастных этапах наших детей и каждый раз вынуждают нас принимать сложные, далеко неоднозначные решения.

– Вы правы, – соглашается Рут, – у меня этот внутренний конфликт длится с первого дня материнства, он, можно сказать, как верный друг, сопровождает меня все эти годы и, как вы верно заметили, вне зависимости от возраста моих детей. Когда они были маленькими, я работала на полставки; я встречала их из школы, на столе всегда стоял горячий обед – мне это было очень важно. Естественно, это не могло не отразиться на моей карьере. Сегодня я работаю намного больше – все дети уже достаточно взрослые и самостоятельные, но все равно дилемма осталась. И если Талья позвонит и пожалуется, что ей тяжело, и я почувствую, что ей необходима моя помощь, я, конечно, сделаю все, чтобы немедленно ей помочь. В принципе, это уже произошло на прошлой неделе. У меня было очень важное совещание, но как только Талья попросила меня помочь, я тут же, не задумываясь, сообщила, что меня не будет, и села в поезд. Кстати, это по меньшей мере полтора часа езды! Естественно, в дороге я засомневалась, не слишком ли я преувеличиваю; мне было неудобно, что я не пошла на совещание – вообще-то меня считают человеком ответственным. За это время я успела еще раз переговорить с Тальей, она уже успокоилась и справилась сама, но… важнее всего для меня было то, что в тяжелый момент она будет знать, что она может рассчитывать на помощь, что она не одна, что у нее есть я.

Рут облокачивается на спинку стула и продолжает:

– Я и правда обращаю внимание, что с тех пор как Талья родила, мне уже несколько раз пришлось выбирать между ней и собой, возможно, еще и потому, что я очень хорошо знаю, как тяжело находиться целыми днями одной с ребенком. Когда-то жили большими семьями и растили детей все вместе: мамы, тети и бабушки – все были рядом. Я думаю, это часто, если и не спасало от депрессий и нервных срывов, то хотя бы смягчало их последствия. Наши дочки привыкли к свободе и самостоятельности, поэтому для них сидеть дома с маленьким ребенком, особенно когда он кричит, а она не может понять, чего он хочет, это большое испытание. Я думаю, им тяжелее, чем было нам, так почему бы не помочь, если я могу?! Но как только она придет в себя и почувствует себя более или менее в своей тарелке, я уже не стану с такой готовностью отказываться от своих планов. Так, по крайней мере, мне кажется сегодня.

– Поверьте мне, это происходит потому, что маме всегда кажется, что ее дочь не сумеет все сделать так, как сделает она сама, – вступает в разговор Мики, – и поэтому она изначально предпочитает все взять на себя. Возьмите, к примеру, меня: ребенка у нас купаю я. Знаете что? С тех пор как он родился, она еще ни разу его не выкупала! Только я! Иногда мне кажется, что я отбираю у нее возможность быть матерью, и я понимаю, что так нельзя. Я даже стараюсь сделать шаг назад, но это, по-видимому, сильнее меня. Есть во мне что-то, возможно, сила или энергия – я женщина неслабая, – из-за чего я лишаю ее не материнства, конечно, но уверенности и контроля над ситуацией. Я как будто все время даю ей понять, ты ничего не знаешь, а я знаю. Сразу после родов она жила у меня, но уже успела вернуться домой и все же звонит и советуется со мной по каждой мелочи. Я знаю, что это неправильно, что она должна пробовать все делать сама, что только так она сможет приобрести уверенность, и верю, что где-то там, внутри, у нее есть ответы на все вопросы, но я вижу, что она все еще боится, и поэтому не настаиваю. Она очень мне верит, и во всем, что касается ребенка, я превращаюсь для нее в своего рода гуру.

Вот и получается, что, когда что-то происходит, то, с одной стороны, я вроде как говорю: «Справляйся сама», а с другой, – Мики изображает испуг, – «Ой, я уже бегу!»…

– Мне кажется, – обращается к ней Нири, – что вас больше занимает вторая проблема, связанная со степенью самостоятельности, которую вы готовы предоставить своей дочке. А чтобы это произошло, вы должны, в первую очередь, убедить себя, что ваша дочь способна быть самостоятельной.

Мики качает головой.

– Вам, наверное, знакома древняя мудрость «теленок хочет сосать, но еще больше корова хочет его кормить» – это про нас, и нас обеих это вполне устраивает. Если ей надо куда-то идти, она зовет меня, и я с удовольствием к ней присоединяюсь. Возможно, чисто инстинктивно я все еще стараюсь отгородить ее от каких бы то ни было переживаний. Как только она зовет, я тут же прихожу; в тот момент я верю, что помогаю ей преодолеть трудности, а уже задним числом осознаю, что в дальнейшей жизни это ни к чему хорошему не приведет. Когда-нибудь ей придется какие-то вещи делать самой, и тогда окажется, что она знает как, но у нее не хватит смелости и уверенности в себе. Вот совсем недавно нужно было сделать ребенку прививку, она, естественно, боялась и позвала меня. Короче, нам обеим непросто и с тем, что она уже мама, и с тем, что она взрослая.

– Интересно получается, – замечает Нири, – помогая дочкам, вы вселяете в них уверенность в себе, но и давая им возможность действовать самостоятельно, вы развиваете в них все ту же уверенность в своих силах. Так как же себя вести, когда одно исключает другое?

– По-видимому, необходимо и то и это, но в правильных дозах, – говорит Рут, – с этой точки зрения, далекое расстояние между мной и Тальей можно считать плюсом: ведь если ты не «мама-скорая помощь», как Орна или Мики, то у дочки нет выхода, она вынуждена справляться. Но зато, когда мама наконец-то выбирается, можно позволить себе расслабиться и отдохнуть, пока мама возится с ребенком. Сегодня я начинаю видеть плюсы и в том, о чем мы говорили на прошлой встрече, я имею в виду, что дочка в это время несколько отдаляется от матери и отношения становятся менее близкими, и в том, что мы физически живем далеко друг от друга.

Она задумчиво улыбается.

– Мы обе понимаем, что все будет в порядке, что она будет в порядке. Теперь дело за мной – я должна приучить себя к этой мысли и напоминать себе об этом каждый раз, прежде чем я собираюсь бросить все и бежать к ней. И я должна это сделать как можно быстрее: мы живем слишком далеко друг от друга, и у меня самой полно дел.

После короткой паузы Рут продолжает:

– Правда, всю жизнь мы решаем эту дилемму. Когда ребенок болеет, отец обычно идет на работу и, максимум, возвращается на час раньше, а вот мать, естественно, отменит любую самую важную встречу. А потом будет жаловаться. Все эти годы, с тех пор как я стала матерью, я задаю себе этот вопрос: кто я прежде всего – Рут или «мама Рут»?

Повернувшись всем корпусом к Орне, в беседу вступает Анна.

– Я хочу вам кое-что сказать, – решительно начинает она, – совершенно ясно, что вы вовсе не отказываетесь помогать вашей дочке и очень за нее переживаете. Но вы просто больше не готовы ради этого жертвовать собой. У меня есть соседка, которая все время жалуется, как она устает от своих внуков, и вообще она жалеет, что согласилась взять на себя один постоянный день в неделю, который она полностью посвящает им. Она мне как-то рассказала, что в «ее» день она встает в пять утра, приходит к дочке и разводит внуков по садикам. В обед она забирает их к себе до вечера. Она говорит, что еле доживает до конца дня, и как только они уходят, немедленно идет спать, и что на следующий день она совершенно разбита от усталости. Так что я уже давно сказала Нааме, что не собираюсь уходить с работы, чтобы помогать ей с детьми. Во-первых, я люблю свою работу, а, во-вторых, неплохо зарабатываю. Я сразу сказала, что готова помочь материально, если, к примеру, они захотят на первом этапе взять для малышей няню, а затем поместить их в садик. Я обожаю своих внуков и готова помогать, но не готова «работать бабушкой». Мне кажется, что бабушки, которые целиком посвящают себя внукам или которые дают детям деньги, даже когда их нет, делают большую ошибку, потому что тем самым они перечеркивают себя. В любом возрасте существуют вещи, которые приносят нам радость, и совсем необязательно всегда в первую очередь думать о детях. У вас нет денег им помочь? Пусть сами ломают голову! Пусть больше работают, как это делали мы в свое время. Никто не заставит меня пожертвовать моей работой, даже моя дочка! И если бы у меня было свободное время, я бы и им не пожертвовала! И я рада за вас, Орна, что и вы это поняли, хотя я вижу, как вам тяжело, особенно из-за всего, что было связано с абортом и вашими обещаниями. Конечно, это будет непросто – прийти и объявить ей сейчас, что вы передумали и что нужно найти другой выход, но вы в первую очередь всего лишь человек, а потом уже мать, а значит, можете ошибаться и менять свои решения; и ей тоже должно быть немаловажно, чтобы вы были счастливы. Я терпеть не могу людей, которые чувствуют, что их используют, съедают себя изнутри, но не готовы никому в этом признаться. Если уж помогать, то с удовольствием, с радостью и не в ущерб себе, а не, как часто говорят, жертвуя своей жизнью ради детей. И вашей дочке пора повзрослеть и понять, что она не «пуп земли». И вот еще что. На первый взгляд, ваша история кажется намного сложнее из-за того, что вы, в принципе, уговорили ее не делать аборта. Но, по-моему, вы берете на себя слишком много, когда взваливаете себе на плечи всю ответственность: в конце концов, это она и никто другой сделала окончательный выбор! Это ее жизнь и ее решения, даже если вы ее уговаривали и обещали.