Медицинские и социальные проблемы однополого влечения - Михаил Бейлькин

Вот ещё один пример: “Все мальчики африканского племени нуэров проходят инициацию, осуществляющуюся с помощью крайне жестокой операции. Маленьким ножом им делают надрезы (до кости) на лбу – от уха и до уха. Рубцы остаются на всю жизнь и говорят, что следы надрезов заметны даже на черепах умерших”. (Э. Эванс-Причард, 1985) .

На наш взгляд – это садизм. Тэрнер даже находит нечто общее между унижениями и мучениями, выпадающими на долю подростков в обряде инициации, и унижениями через которые проходят европейские новобранцы в армии. Сходство между инициацией и, скажем, армейской “дедовщиной” кажущееся. Конечно, в обеих ситуациях есть нечто общее, ведь в них человек переходит из прежнего социального статуса в новый. Но “дедовщина” – глумление над человеческим достоинством. При инициации же речь идёт о другом: ценой мук, традиционных для этого ритуала, обретается право перехода из “внеполового” статуса к статусу мужчины или женщины. Кратковременный, но мощный нажим на подростка заставляет его понять, что возврат к его прежней жизни с неопределённым половым статусом невозможен. Это помогает ему мобилизовать все физические и нравственные ресурсы, ведь иначе он стал бы изгоем. И для мальчиков, и для девочек наступает время сдать суровый экзамен. Они должны показать, что вполне усвоили сексуальные аспекты культуры своего народа, могут выдержать физические и нравственные муки, способны исполнять роли, предписываемые их полом. Тем б о льшим уважением вознаграждаются новые мужчины и женщины, вернувшиеся с победой из леса в деревню.

Обряды инициации жестоки и на взгляд европейца нелепы, но они выполняют важную функцию – сохранение традиций и с ними – единства общины. Таковы и гомосексуальные обряды, унизительные и мучительные, но такой уж ценой достигается статус мужчины!

Подчёркнуто гомофобны в своём большинстве и однополые подростковые группы авторитарного типа в нашей стране. Насильственные гомосексуальные акты ставят пассивного партнёра в положение парии; он беспрекословно должен быть готов к сексуальному “использованию” в группе в любой момент. Именно такие пассивные “шестёрки-педовки” использовались убийцей Л. в его публичных демонстрациях “тройной горячки”. Важно отметить, что активные партнёры не считают себя гомосексуалами. Способность вступать в половые контакты не только с женщинами, но и с мужчинами, по их мнению – свидетельство подлинной мужественности. Отсюда своеобразный парадокс: подростки, практикующие гомосексуальную активность, самыми оскорбительными считают слова “пидор”, “гомик”, “голубой”, употребляя их на каждом шагу в качестве ругательств. На лицо явное сходство гомофобной атмосферы, царящей в асоциальных подростковых группах и в уголовном мире.

Не следует забывать и о том, что в подростковых сообществах презираются и третируются не только пассивные половые партнёры, но и партнёрши (так называемые “общие девочки”); их именуют “биксами”, “тёлками”, “сосками”, “подстилками” и т. д.

Итак, утрированно мужское поведение, пренебрежительное отношение к женщинам и презрение к гомосексуалам продиктованы стремлением подростков стать “настоящими мужчинами”. В этом смысл подростковых сообществ у всех народов. В племенах, далёких от цивилизации, пиком полового воспитания является обряд инициации, сопровождаемый мучительным групповым гомосексуальным актом. В гомофобном и криминальном ключе формируются характеры членов многих подростковых групп и в нашем обществе.

Гомосексуалы инстинктивно чувствуют опасность подобных “социализирующих коллективов”. Они либо держатся от них подальше, либо тщательно скрывают свою сексуальную ориентацию . Но поскольку гомосексуальный подросток нуждается в обществе сверстников и стремится войти в состав молодёжной группы, он должен научиться определять её характер, выбирая наименее опасную. В этом может помочь книга психиатра Андрея Личко (Личко А. Е., 1983), в которой, в частности, сообщается:

“Существует два типа подростковых групп. Одни отличаются однополым составом, наличием постоянного лидера, довольно жёстко фиксированной ролью каждого члена, его твёрдым местом на иерархической лестнице внутригрупповых взаимоотношений (подчиняемость одним, помыкание другими). В этих группах есть такие роли, как “адъютант лидера” – обычно физически сильный подросток с невысоким интеллектом, кулаками которого лидер держит группу в повиновении, есть “антилидер”, стремящийся занять место лидера, есть “шестёрка”, которым все помыкают. Состав групп довольно стабилен, приём новых членов нередко сопряжён с особыми “испытаниями” или ритуалами. Обнаруживается склонность к внутригрупповому символизму – условные знаки, свой “язык”, свои клички, свои обряды, – например, обряд “братания кровью”.

Другой тип подростковых групп отличается нечётким распределением ролей, отсутствием постоянного лидера – его функцию несут разные члены группы в зависимости от того, чем в данный момент группа занята. Состав группы обычно разнополый и нестабильный – одни уходят, другие приходят. Жизнь такой группы минимально регламентирована, нет каких-либо чётких требований, удовлетворение которым необходимо для вступления в неё”.

Роковая ошибка гомосексуальных подростков, подобных Антону, состоит в том, что они пытаются избавиться от собственной феминности и однополых пристрастий, подражая членам авторитарных групп. Из этого, как правило, ничего хорошего не получается. Группы второго типа более приемлемы, причём наличие в их составе девочек – благой знак, свидетельство меньшего накала антиженских и гомофобных настроений. И всё же, подростковый мир закономерно гомофобен и вносит сумятицу в души гомосексуальных подростков в ещё большей мере, чем гомофобные предрассудки взрослых. Кон прав, сетуя: “Интернализованная гомофобия, усвоенное отрицательное отношение к собственной сексуальности – самая массовая и самая мучительная психологическая проблема гомосексуалов”. Подростковые группы своей “половой социализацией” способствуют возникновению, как гомосексуальной тревоги, так и гомофобии. Всё это способно блокировать способность любить.

Но, разумеется, к этому приходят не только в молодёжных группах.

“Голубой” барон Мюнхгаузен

Клинический пример. Врач, глядя на этого юношу, замечает у него неврологические симптомы и врождённые дефекты: асимметрию лица, непроизвольное закатывание глаз, подёргивание лицевых мышц, неправильный прикус. При разговоре заметны шепелявость и другие дефекты речи. Но внешность и манера говорить – не главное. У Руслана есть дар: он – певец и гордится своим статусом поп-звезды, исполнителя и автора песен. Тут я не судья: меня он интересует в качестве пациента. Руслан обращается ко мне при обострении депрессии, а также при любых конфликтах, грозящих ввергнуть его в невроз. Дело здесь вовсе не в гомосексуальности. Она раньше и вправду пугала молодого человека и приводила к конфликтам с родителями, но сейчас стала предметом радостных повествований Руслана. Он взахлёб рассказывает, как все наперебой домогаются его любви; как богат, сексуально неутомим и красив его любовник; наконец, как сказочно велики размеры члена его партнёра. Так же взахлёб Руслан повествует о выходе в свет сборника его стихов и песен; о блестящих победах, одержанных им в различных конкурсах; о связях с интеллектуальной и экономической элитой города и страны (как оказалось впоследствии, и всей Европы).

Вот только верю ему я не вполне, на что есть свои основания. Так, узнав о том, что я не могу достать записи многих видеофильмов, он тут же пообещал мне свою помощь. “Дайте-ка мне их список и штук десять-двадцать кассет, через неделю ваш заказ будет выполнен!” Стоит ли говорить, что своих кассет я больше не видел. Это не мешает Руслану забегать ко мне на работу или делиться по телефону своими незаурядными достижениями и любовными радостями. (“А ночи у них всегда были сногсшибательные”, – иронизирует Болдуин над подобными россказнями геев).

Последний звонок был сравнительно недавно. Руслан сообщил мне о том, что он занял престижное место на конкурсе певцов в Вене, остался там жить и сейчас приехал со своим любовником-миллионером на пару недель в Челябинск. Разумеется, они привезли сувениры и просят разрешения забежать ко мне на работу. Стоит ли говорить, что увидеть их я не рассчитывал и, действительно, в назначенный день и час так никто и не пришёл. Обижаться на Руслана глупо: просто надо знать, что от него можно ожидать.

Руслан страдает психопатией истерического круга, и его поведение определяют те черты, которые делают человека “патологическим (болезненным) лжецом”, по классификации немецкого психиатра Эмиля Крепелина. “Их мышлению не хватает планомерности, порядка и связности, суждениям – зрелости и обстоятельности, а всему их восприятию жизни – глубины и серьёзности”, – заключает Крепелин . Психиатр Пётр Ганнушкин (1964) добавляет, что “нельзя ожидать от них и моральной устойчивости: будучи людьми легкомысленными, они не способны к глубоким переживаниям, капризны в своих привязанностях и обыкновенно не завязывают прочных отношений с людьми. Им чуждо чувство долга, и любят они только самих себя. Самой роковой их особенностью является неспособность держать в узде своё воображение. Отсюда их непреодолимая и часто приносящая им колоссальный вред страсть ко лжи. <…> Таковы многочисленные аферисты, часто успевающие на некоторое время держать окружающих под гипнозом своего обмана, таковы шулеры и подделыватели документов, таковы, наконец, многие мелкие уличные жулики, выманивающие у доверчивых прохожих деньги рассказами о случившемся с ним несчастье, а также те, кто выдаёт себя за людей, имеющих деловые связи и потому призывающих обратиться к ним за какой-нибудь услугой и т. д. Их самообладание при этом бывает часто поразительным; они лгут так самоуверенно, без тени смущения, так легко вывёртываются, даже когда их припирают к стене, что невольно вызывает восхищение. Многие не унывают, будучи уличёнными во лжи”.