Медицинские и социальные проблемы однополого влечения - Михаил Бейлькин

“Дня через четыре по отделению прошёл слух, что в местный морг привезли пидара, который сам себя зарезал. Хотел, наверно, у кого-нибудь пососать, да на кой чёрт он кому нужен. Каким образом он нашел холодное оружие на гауптвахте, никто не знал. Свинья везде грязь найдет. Пидар тоже.

Да, это был он, Олег. Я узнал его по описанию парня, который "помогал его разгружать". Это был конец. Я не помню, что я делал. Помню только, как заломили руки и голос дежурного врача: "Что, служить надоело? К мамке захотелось?"

...Туман. Открываю глаза и ничего не вижу. Только туман”.

Иными словами, Дмитрий впал в сумеречное истерическое состояние, из которого вышел спустя лишь двое суток.

Объяснить такую невротическую реакцию нетрудно. Основной причиной её развития стало внезапное осознание Димой ложности выработанной с годами психологической защиты, призванной оправдывать его неуёмный гомосексуальный промискуитет. Напомним, что Лычёв руководствуется весьма противоречивой “логикой”:

Во-первых, “спермотоксикозом” страдают все, а потому все стремятся к заместительной гомосексуальной активности; надо лишь знать “на какой козе к кому подъехать” .

Во-вторых, у него, Димы, особая миссия. Он призван приносить радость тем, кто по своему невежеству пока ещё не ведает собственного счастья.

В-третьих, такое призвание связанно с непрестанной сменой партнёров (не лишать же кого-то счастья!).

В-четвёртых, его гомосексуальное подвижничество альтруистично. Награда в виде привилегий при этом как бы отступает на второй план, но, разумеется, она не ставится под сомнение никем и никогда.

В-пятых, постоянная охота на партнёров расценивается как поиски настоящей любви, к которой Дима якобы абсолютно готов. Дело за малым – ему остаётся лишь найти объект, достойный этого высокого чувства.

Нетрудно заметить, что все эти рассуждения являются лишь рационализацией.

Сексуальное бескорыстие Димы – миф. Ни о каком его “половом подвижничестве” и альтруизме говорить не приходится. Не столько он нужен своим “клиентам”, сколько они необходимы ему. В основе его охоты за партнёрами лежат не поиски мнимых или реальных выгод от связи с ними и даже не “спермотоксикоз” . Диме нужны постоянные доказательства собственной сексуальной привлекательности; именно их он ищет в своих бесконечных гомосексуальных похождениях, нелепых и опасных.

Между тем, невротическое половое поведение грозит обернуться смертью. Дима чудом избежал её. Сделанный им донос на Алексея, неосторожно хваставшего ножом, спрятанным в тумбочке, спас Лычёва от гауптвахты и от тамошних охранников – “афганцев”. То, что там оказался не он, а Олег – чистая случайность. Главное же, почти каждый из убийц, истязавших, а потом зарезавших Олега, всегда был желанным объектом сексуальных устремлений Димы, его потенциальным Богом. Не приходится сомневаться в том, что, однажды, шагнув навстречу новому “Адонису”, Дима может обречь себя на гибель.

Ситуация тем парадоксальнее, что бурно переживая убийство друга, Лычёв сам, оказывается, ходит в любовниках у некоего Алика и называет своим Богом садиста и убийцу . При этом он гордо именует себя “первой леди отделения” . Соблазнив наивного новобранца Толю, мечтающего о реализации своего гомосексуального влечения, он отдал его на потеху Алику, и сам принял участие в истязаниях. Дима и не скрывает садистской подоплёки сложившегося “любовного трио”: “Толику было очень плохо. Настолько, что он не мог сидеть. Мы превратили его зад в кровоточащий кусок сырого мяса, сами того не заметив”.

Подобные садистские фантазии (разумеется, не стоит верить в подлинность всех деталей этой сценки!) – не редкость в откровениях Лычёва. Солдату Борису, недавно перенесшему тонзилэктомию, после операции даже рот открыть трудно. Тем не менее, Дмитрий радостно сообщает: “Скинув с себя штаны, я взгромоздился на Борьку. Приподняв его голову, вогнал ему по самые гланды. Вернее, дальше, так как гланды вырезали. Малыш аж взвыл от боли”. Вряд ли это сообщение правдиво (такая экзекуция могла бы привести к кровотечению и даже к шоку), но сам характер фантазий и поступков героя книги говорит о многом.

Садизм Димы не случаен. Готовность служить бесчисленным партнёрам, выпрашивать у них, унижаясь, сексуальные подачки имеет свою оборотную сторону: появляются неосознанные мечты о мести, которые реализуются по мере возможности.

Внезапно постигнув и осознав всё это, Дмитрий впал в сумеречное состояние.

Но, разумеется, как это свойственно истерии, прозрение было недолгим, точнее, мгновенным. В противном случае книга называлась бы иначе. Интромиссия – введение полового члена. Поставив в скобки часть слова, Лычёв намекает на свою особую миссию полового просветителя, бескорыстного (или почти бескорыстного) пропагандиста гомосексуальных идей и ценностей, дарителя радостей и счастья. Словом, он вернулся к своей привычной психологической защите.

Беда Димы в том, что он страдает комплексом неполноценности и неосознанно презирает себя. Погоня за “мужиками” носит аддиктивный навязчивый характер, являясь симптомом невроза. И психологическая защита, и бесконечные поиски любовников объясняются низкой самооценкой Лычёва , как автора, так и героя книги.

Кстати, отметим, что обе эти ипостаси Димы в чём-то идентичны, но во многом они и разнятся. Автор донельзя приукрасил своего героя, приписав ему доблести многих литературных персонажей. Он одновременно и Казанова, и Джеймс Бонд, повергающий в страх стаю врагов осколком разбитого графина, и сверхвыносливая берлинская проститутка по кличке Железная Кобыла из романа Ремарка. Автор же, как мы знаем, горько жалуется в своём интервью на собственную “фригидность”: “В постели я люблю мозгами”. (Половая холодность – обычная черта истерического характера).

В подобных несовпадениях проявляются невротические комплексы автора “(Интро)миссии”. Как бы то ни было, лечение у сексолога пошло бы на пользу обоим Димам, как реальному, так и литературному . Но тут мы сталкиваемся с новым непреодолимым противоречием: Лычёв боится и ненавидит врачей. Он паразитирует на их доброте и долготерпении, морочит им голову на протяжении всех лет армейской службы, но честно поведать хотя бы кому-то из них о своих проблемах ему не под силу.

А может быть, главной ошибкой Димы было то, что он недооценил гомосексуальных партнёров, предпочтя им “натуралов”? Не зря же растёт его протест против гетеросексуальных гонителей:

“Козлы! Морды жирные, а всё туда же! Больные! Им бы лишь с бабами потрахаться, только об этом и разговоры. <…> Не пойму одного. Почему Мать-природа штампует их в таком количестве. Таких тупых, недалёких. Хотя ясно, почему они такие. Потому, что идут штамповкой, по конвейеру. А нас, педиков, Природа-мать делает вручную, поштучно, долго корпя над огранкой. Именно поэтому мы такие классные. Достаточно сравнить часы ручной работы и гонконговскую штамповку, которой разукрашены руки моих сопалатников. То же самое и люди. Партии животных и единицы тех, на ком весь этот мир держится. Фу, аж противно. Что-то я зарвался, на Ницше стал похож. Хотя нет, у него он один центр Вселенной, а по мне – землю вертят педики. Ну и бисексы иногда помогают. И подружки-лесбушки”.

Настораживает, правда, презрение, с каким Дима вспоминает “педовок” и своих прежних многочисленных “лаверов”. Но, может быть, жизнь сделала его более зрелым и готовым к серьёзному чувству при встрече с “голубым” избранником? Обсудим этот вопрос позже.

Пока же, возражая Карлену, заметим, что даже садомазохистские фантазии Димы не наделяют его особой “зловещей сущностью” , несопоставимой с грехами гетеросексуалов. Его невротическое развитие типично для геев и связанно с интернализованной гомофобией. На взгляд врача, вполне возможна психотерапевтическая коррекция его полового поведения, тем более что на протяжении всей книги, вопреки цинизму автора, подспудно чувствуется его стремление к любви. Возможна и самокоррекция, достигаемая осознания собственных психологических проблем в процессе творчества. В интервью, опубликованном в Интернете, Лычёв признаётся, что после того, как написал “(Интро)миссию”, он стал другим человеком; его сексуальное поведение утратило прежний аддиктивный характер; появился постоянный партнёр, с которым они живут вместе в Праге; сошла на нет практика промискуитета.

Криминальная история

Судмедэксперт А. Нохуров, с эпическим спокойствием поведавший историю заключённого гомосексуала, доведённого до самоубийства, в своей книге рассказывает ещё об одном судебном деле: