Наследство от Данаи - Любовь Овсянникова

— У нас всегда есть выбор, — успокоил ее муж. — Ты набросишь на плечи оренбургский палантин, а я завяжу на сорочку галстук.

— Разве ты что-то взял с собой? Я не брала.

— А что там брать? Палантин, упакованный в целлофан, лежит в твоей сумочке, а галстук я еще дома вбросил в портфель. Так что мы тоже будем выглядеть соответственно элитарному образу жизни, — засмеялся Сергей Глебович.

За столом держались непринужденно, обсуждали проблемы широкого диапазона: современную политику и чем она угрожает миру, состояние кинопроизводства и его влияние на торговлю компьютерами, шалости бермудского треугольника, то есть все вместе, что их затрагивало. Того, что болело, не касались. Незаметно засиделись до полуночи. Но вот заметили поздний час, и вдруг между собеседниками повисла пауза.

— Пора на отдых, — неловко нарушила ее Низа Павловна, так как чувствовала себя гостьей, не имеющей права командовать здесь. — Я уберу...

— Мы сами, — остановила ее Аксинья. — Присядьте, пожалуйста, — она немного помолчала, затем встала и продолжила стоя, придавая этим торжественность и значимость своим словам: — У нас никого из родных не осталось. Поэтому мы посоветовались... Нам очень хочется иногда приезжать сюда, к маме наведываться. Но не впопыхах, а так чтобы ощутить домашний дух, нашу бывшую атмосферу. Одним словом, я хочу вам предложить такое. Не знаю, что мама в завещании написала, но нам с Ульяной ничего не надо. У нас все есть. Ведь она уже почти устроена, и не худшим образом.

— Ксеня, еще не время это обсуждать, — попробовала остановить девушку Низа Павловна.

— Не перебивайте меня, — попросила та. — Я и так волнуюсь. Так вот. Все, что осталось от мамы, должно перейти к вам. Мы вас очень об этом просим, — она замолчала и села.

— Это наша общая просьба, — заговорила Ульяна. — Распоряжайтесь всем по своему усмотрению, только ничего не продавайте. Пусть квартира служит вам сельским кабинетом. А мы будем иметь возможность беспрепятственно приезжать домой.

— Я поняла вашу мысль, — сказала Низа Павловна. — Но для этого не надо переписывать квартиру на меня, я организую уход и ее сохранение и без этого. У нас с мужем тоже все есть.

— Разве дело только в этом? Мы вам не кусок хлеба предлагаем, а просим официальным образом приобщиться к сохранению памяти о маме. Иначе мы вынужденные будем продать квартиру, то есть превратить ее в мелочь и распылить по миру. Вы же видите, как мы живем. Разве это лучше?

— Не лучше, — согласилась Низа Павловна. — Мамин уголок вам, конечно, надо сохранить по возможности дольше. Поэтому давайте договоримся по-другому. Мы с Сергеем Глебовичем сами или через кого-то будем присматривать за квартирой и, пользуясь вашим согласием, может, когда-нибудь воспользуемся ею. А через полгода откроем завещание и посмотрим, что планировала ваша мама. Мы же не можем не учитывать ее волю.

— Хорошо, — недовольно протянула Аксинья. — Пусть пока что будет по-вашему. Но после ознакомления с завещанием мы откажемся от маминого имущества в вашу пользу. Только чтобы вы квартиру не продали, а сохраняли. Вы согласитесь на такое условие?

— Благодарю за доверие, девочки. Однако не будем опережать события.

— Сдается мне, мама прекрасно понимала, что завещать свое добро таким лягушкам-путешественницам, как мы, без толку, — сказала Ульяна. — Поэтому нам не придется ни от чего отказываться, она должна была все оставить вам, Низа Павловна.

Сергей Глебович не вмешивался в столь деликатный разговор, лишь следил за его ходом. Теперь ему показалось, что он окончен, и можно завершать вечер. Он поднялся и принялся убирать грязную посуду.

Но Ульяна еще не все сказала, жестом руки она попросила всех оставаться на своих местах и продолжила:

— Мы взрослые женщины, Низа Павловна, — показала при этом на сестру и на себя. — И давно заметили, что у мамы был любимый мужчина, кажется, довольно зажиточный. Подозреваем, что мама могла обладать ценностями, о которых мы не знаем. Это может быть недвижимость или счет в банке. Поэтому не удивляйтесь, если обнаружите что-то подобное в маминых бумагах. Так вот, это все так же должно принадлежать вам.

— Понимаете, — поднялась Аксинья. — Ничто неожиданное не удивит нас и не повлияет на наше решение. Мы доверяем своей маме, а она выбрала вас. Со своей стороны, согласитесь, вы должны уважать выбор своей подруги и ценить ее и наше доверие к вам. Значит, во-первых, у мамы были на то основания, а во-вторых, вы этого стоите. Завтра, или уже сегодня, — поправилась она, крутанув часы, свободно свисающие на руке, циферблатом к себе и бегло взглянув на него; Низа Павловна невольно обратила внимание, что это был золотой швейцарский аппарат, инкрустированный ценными каменьями, стоивший не меньше хорошего импортного авто, — ага, уже сегодня. Так вот сегодня мы уезжаем. И нам хочется воспринимать последние события так, что мы отнесли на кладбище мамино тело, а живая душа ее остается здесь.

— Тяжелую ношу вы на меня возложили, девушки, — волнение высушило Низины глаза от долгого плача в течение последних дней, и они засветились обычным огоньком небезразличного человека. — Езжайте спокойно и работайте спокойно. Раиса мне написала «Принимай эстафету», а выбора не оставила. Может, вам я бы и отказала, но отказать ей уже не имею возможности, так как она недосягаема для меня. Так вот, подождем полгода, а там посмотрим.

4

Низа настроилась хорошенечко поработать с сочинениями. Ведь этих работах удивительным образом соединилась жизнь двух неординарных людей, дорогих ей: отца с его повествованиями  и подруги с грандиозным замыслом о возрождении местной истории. Да в конце концов и она сама и ее мама не остались в стороне, вложили каждая свою долю: где рассказами, а где советами.

Ничего странного не было, что Низа выбрала то же место, что и Раиса в последний свой вечер: точно так же уселась в гостиной, включила беззвучно телевизор и приготовилась работать. В самом деле, о многих вещах у подруг были одинаковые представления, в частности, об уюте, так как в детстве они вместе мастерили свои «избушки», выбирая удобные места между ветвями в молодых зарослях кленов. Так же, как и Раиса, Низа из стопки тетрадей вытянула одну наугад, прочитала, поставила на обложке соответствующую отметину и в заранее приготовленном списке обвела кружком фамилию Василия Мищенко, записав рядом название сочинения — «И был день». Призадумалась. Кажется, это написано по ее рассказу. А отец говорил, что рассказывал Василию о Найде. Низа просмотрела все тетради: так и есть, Василий написал два сочинения.

При просмотре Низа обратила внимание на тетрадь Оли Дидык. Эта девочка тоже была у нее в гостях, рассказывала, что в Дивгороде они живут недавно и она боится браться за местный материал, чтобы не напутать чего-нибудь. Ее сочинение называлось «Весело живем». Его тоже Низа отметила в списке и отложила для прочтения. Прикинула, хватит ли двух произведений, чтобы поработать в этот вечер. Нет, надо еще пару-тройку прибавить, и Низа взяла самую толстую из всех тетрадей, где было написано: «Надежда Горик, “Знак от черных роз”». Начала читать в том порядке, в каком отобрала работы.

5

Итак, начала с рассказа «И был день».

Прочитав, Низа мысленно похвалила парня, который с такой храбростью и мучением в душе подал голос в защиту братьев наших меньших, отстаивая мысль, что они абсолютно все понимают и воспринимают, как и люди, только говорить не умеют. А раз так, то мы должны говорить за них, заботиться о них, правильно устраивать свои дела, чтобы наша общая среда обитания была и для них уютным и надежным домом.

Следующим шло сочинение «Весело живем», и Низа, несколько раз пройдясь по комнате, чтобы размяться, принялась за него.

Затем попила чай и взялась за «Знак от черных роз».

Чем дальше она читала о черных розах, тем больше настораживалась. История, рассказанная в сочинении, что-то напоминала, и Низа не сразу сообразила, что слышала нечто подобное от Раисы, когда та исповедовалась в больнице.

Как же так? Ведь Раиса уверяла, что ее тайну ни одна живая душа не знает, кроме нее самой. А здесь сочинение, написанное по воспоминаниям отца, повторяющее рассказ Раисы почти дословно. Ни одна живая душа... Раиса очень просила никому не говорить о том, что она родила детей не от мужа, только им сказать, и то «когда придет твое время оставлять завещание» — вот дословное ее уточнение о сроках.

Подожди, подожди, — вдруг испугалась Низа, — это что же получается? Она должна сказать Аксинье и Ульяне, что, дескать, Виктор Ильич Николаев, которого вы знали как своего отца, на самом деле чужой вам человек. Э-э, подруга, без уточнения, кто является истинным отцом девушек, твои слова будут похожи на клевету. Во-первых, скажут девушки, откуда нам знать, что вы не ошибаетесь, а во-вторых, тогда уже договаривайте дальше и выкладывайте, кто наш отец. Без доказательств, ссылаясь только на слова умирающей женщины, которая могла грезить, начитавшись школьных сочинений, ты и сама не очень поверила бы таким россказням, да еще и спустя какое-то время.