Венганза. Алый рассвет - Виктор Хант

И ругал маленького Марио, когда тот приходил к нему с густой рыжей бородой на лице или окруженный порхающими птичками. С тех пор Марио никогда не показывал при отце свои "дурацкие фокусы". Когда Бернардо наконец нанял учителя, чтобы развивать дар сына, спохватившись, что иначе его наследника могут отнести к свободному сословию, ничего не вышло. Марио так привык прятать свои способности, что не сумел преодолеть страх и открыться взрослому человеку.

Так обучение мастерству провалилось, как и уроки фехтования, которые Марио ненавидел всей душой. Отец презрительно бросал ему: "свободное сословие", возмущенный тем, что сыну не удалось стать ни искусником, ни человеком Меча. У самого мэра был слабый дар искусника, заключавшийся в ораторском мастерстве. Он умел расположить к себе, привлечь внимание, вызвать доверие. Идеальные качества для политика. Бернардо Лоренсо прикладывал массу усилий чтобы нравиться людям, всем кроме сына. Спроси его, что думает о нем Марио – даже не поймет, рассмеется. Кому какое дело до мыслей этого недотепы!

Марио совсем иначе относился к своему дару. Иллюзии дарили ему свободу, он всегда мог сотворить иллюзорный мир, и быть там кем угодно. Закрывшись в комнате, Марио создавал себе то доспехи рыцаря, то плащ торреро, то превращал деревянный пол в бурлящую лаву или беспокойные морские волны. Иногда он пугал своими проделками старую экономку Дельфину, заставив ее подумать что молоко убежало или огромная летучая мышь пронеслась по комнате. Однажды обратил школьного задиру в бегство, показав ему огромную чупакабру.

Но пренебрежительное отношение отца к магии иллюзий никогда не расстраивало Марио так сильно, как запрет на танцы.

Когда мальчику исполнилось двенадцать, отец приказал прекратить посещать уроки танцев, которые Марио так обожал и велел сыну "выбросить из головы эту чушь, потому что его сын должен стать новым мэром , а не дрыгать ногами, как шут".

Это был первый раз, когда Марио решился ослушаться отца. Перечить впрямую он не посмел бы. Но стал тайком приходить после уроков в танцевальный класс синьора Сенсийо. Единственное место, где он ощущал себя дома. Большой и строгий особняк мэра Лоренсо был для Марио золотой клеткой. Он не чувствовал себя хозяином даже собственной комнаты, всю обстановку которой с такой тщательностью выбирал отец, не позволяя Марио добавить туда ничего "легкомысленного". А в танцевальном классе светло, словно на сцене. Кругом зеркала, в которых отражается настоящий Марио. Здесь его понимали, поддерживали, направляли и никто не говорил ему, что он – бездарь и разочарование.

Карманных денег вполне хватало, чтобы оплачивать обучение. Марио отказывал себе в развлечениях, покупке сладостей или игрушек ради одной единственной мечты – танцевать.

Но мечта рухнула в один момент, когда отец явился на школьный концерт и увидел сына на сцене, самозабвенно отбивающего чечетку. Был скандал. Мастеру Сенсийо пришлось покинуть Сан-Висенто. А Марио подвергся порке и длительному заточению в четырех стенах. Отец думал, что навсегда отбил у мальчика охоту к танцам. Но как всегда, он видел и слышал только то, хотел. А Марио всегда говорил ему то, что Бернардо хотел услышать. Сначала потому, что не имел сил сопротивляться иначе.

На долгие годы Марио словно вода, принял форму сосуда, который вылепил для него отец. Марио угождал ему, пытался всеми силами заслужить любовь хотя бы одного из родителей. Мать оставила их, когда Марио был совсем малышом. Как говорил отец "сбежала с глупым актеришкой в Сангру". С тех пор Марио ее не видел и слышал о ней только от Дельфины. Та говорила, что синьора Лаура очень красива, но характер у нее скверный и вздорный. Такие не годятся в матери. Но для маленького Марио все было иначе. Мама бросила его, значит он не достоин ее любви.

С годами Марио пришел только к горькому осознанию – отец тоже не любит его. Ему никогда не стать тем мифическим Марио Лоренсо, который существует лишь в фантазиях Бернардо. Все попытки вызывать одобрение отца приводили лишь к новым упрекам и разочарованию. В какой-то момент Марио просто перестал пытаться.

Канарио смолкла и стихли последние печальные аккорды трогательной мелодии. Марио вздохнул. Маска Марсио помогала ему почувствовать себя другим человеком. Он словно снимал с себя груз печальных переживаний сына мэра, вместе с ненужной ему ответственностью и необходимостью соответствовать ожиданиям отца, он изменял черты своего лица, делая их более резкими, хищными – удивительно, всего пара штрихов и его уже не узнать!

С тех пор, как Марио открыл для себя мир "нижнего" Сан-Висенто – так он про себя называл улочки бедных кварталов и кабаки, в которых собирались соколы и простые работяги – его жизнь заиграла новыми красками.

Марсио и одевался иначе. Мешковатые костюмы, в которых пряталась гибкая и сильная фигура танцора, оставались в другой жизни. Марсио Рамос носил распахнутые на груди яркие рубашки и узкие черные брюки, широкий шелковый шарф на талии, туфли с острыми носами – настоящий шик, который его знакомые сочли бы вульгарным, а здесь, в "Цветущем кактусе" девчонки с ума сходили от того, какой Марсио шикарный парень.

Музыка сменилась, зазвенела струнами гитара, Канарио обхватила себя за плечи и взяла низкую ноту, а затем вступили бонго и маракасы. Чувственная бачата заставила сердца биться быстрее, искать себе пару, и Марио – нет, Марсио! – двинулся раскованным танцевальным шагом навстречу смуглянке в красной юбке.

Девушка поманила его, отступая и покачивая бедрами, а потом резко шагнула навстречу, встряхнула кудрями. Еще шаг – и она уже извивается в его руках в раскованном танце. Бачата – танец бедняков, запрещенный в приличном обществе. Никто из знакомых Марио не рискнул бы танцевать ее да и вряд ли они смогли бы. «Musica de amargue» – музыка горечи, так называют ее, потому что жизнь простых людей тяжела. Но несмотря на это, танцевали бачату всегда с весельем и огоньком.

Еще бы, какая тут может быть грусть, когда красивая синьорита прижимается к тебе бедром? Бачата – это близость, это чувственность, это один огонь на двоих танцующих. Марсио умел поделиться с партнершей своим пламенем. Он двигался плавно, словно плыл по невидимым волнам, идеально чувствовал музыку и вливался в ритм, а его глаза горели огнями неподдельного азарта.

Именно поэтому в "Цветущем кактусе" за право танцевать с ним каждый раз разгоралась настоящая битва. И когда его партнерша отошла всего на шаг, на ее место тут же втиснулась другая девушка, прижавшись к правой ноге Марсио бедром, коснулась ладонью его груди, проводя по смуглой коже в распахнутом вырезе красной