«Гнуснейшие из гнусных». Записки адъютанта генерала Андерса - Ежи Климковский

Казалось, теперь все уже определено: командующим армией стал Андерс, его заместителем — Зайонц, начальником штаба армии — Раковский, командирами дивизий — Богуш (5-я), Токаржевский (6-я), Окулицкий (7-я запасная), Коланьский (3-я), командиром танковой бригады — Пашкевич. Главные должности были укомплектованы; как будто должен был наконец наступить период успокоения и развертывания нормальной работы. Но как раз именно теперь и началось совсем другое.

Желая приблизить Кота к армии, показать ему ее подлинное лицо и на этом фоне роль молодежи (в Советском Союзе он ни разу не посетил военных лагерей), я на Новый год устроил в своем полку вечер, на котором присутствовало свыше двухсот человек. Было много молодежи, именно той, наиболее подвижной и деятельной, которая принимала в жизни армии активнейшее участие. Молодежи, которая составляла ядро армии. Конечно, в полном составе явился генералитет, а также некоторое число штабных офицеров — ведь на приеме должны были присутствовать министры Кот и Махломме (наш посол в Багдаде).

Кот не оправдал моих надежд, так как почти все время беседовал главным образом с генералами, да и то наиболее санационными. Видимо, генеральский мундир импонировал ему больше, кто бы его ни носил. Разговаривал он с Токаржевским, с полковником Вятром и другими, суля каждому златые горы и стараясь привлечь на свою сторону. Токаржевскому эта беседа окупилась сторицей, ибо вскоре он получил звание дивизионного генерала. Вятр тоже получил звание генерала. Зато с Пашкевичем, единственным из генералов, сохранявшим лояльность в отношении Верховного Главнокомандующего, Кот перебросился лишь несколькими общими фразами. Подхорунжих, которых присутствовало свыше двадцати, Кот почти не замечал и не интересовался ими, с младшими офицерами разговаривал мало. Беседовал с коллегами Бау и Раценским по общим вопросам. Когда Бау указывал Коту на некоторые недостатки в деятельности правительства, бесплановость и отсутствие успехов, Кот отвечал односложно, стараясь избегать серьезной дискуссии.

Из новогодней речи, произнесенной профессором на этом вечере, мы узнали, что главным государством на земле, которое будет иметь решающий голос на мирной конференции и от которого в большой мере будут зависеть судьбы Польши, является… Мексика. Именно в это время в Мексике находился Сикорский и вручил ее президенту орден Белого орла.

По-видимому, Кот несколько изменил свое отношение ко мне. С этого времени он не только не избегал меня, но, пожалуй, даже искал со мной контакта и часто приглашал на беседы. Помню его телеграмму, посланную Андерсу из Иерусалима:

«Прошу вас, господин генерал, в ближайшие дни приехать в Иерусалим. Если вы не сможете лично, то пусть прибудет ротмистр Климковский.

Ст. Кот».

Таким образом, произошла перемена в лучшую сторону. Тем не менее, чтобы разобраться во всей обстановке и прекратить всякие кривотолки относительно моей позиции и позиции других молодых офицеров, а особенно разговоры о мятеже, о котором болтали все чаще (называлась даже дата — февраль 1943 года), я решил вместе с ротмистром Юзефом Чапским поехать в Иерусалим. Там в четырехчасовой беседе с Котом я старался осветить действительное положение вещей в армии и изложить свои взгляды. Кот полностью соглашался с нами, что в правительстве нет подходящих людей, однако объяснял это действиями разных партий, входивших в состав правительства. В заключение мы договорились, что он обо всем доложит Сикорскому. Более ясного заявления и более четкой позиции нельзя было и представить.

В это время отношения Андерса с англичанами продолжали укрепляться. Дружба росла день ото дня, а атаки на Сикорского становились все более резкими. Теперь Андерс уже не скрывал своих взглядов, а открыто, во весь голос заявлял, что Сикорский должен уйти в отставку. Выступая с подобным требованием, он всякий раз давал понять, что его точку зрения разделяют англичане.

Несколько раз к нам из Каира приезжал английский министр Кэйси. Он был тогда государственным министром по вопросам Ближнего и Среднего Востока и входил в состав узкого военного кабинета. Приезд такого сановника в Польскую армию, которая, учитывая ее небольшой количественный состав, не могла входить в серьезные английские расчеты, являлся событием из ряда вон выходящим. Кэйси знакомился с нашими военными лагерями, беседовал с Андерсом, и всюду его принимали с большим почетом.

Несколько раз был у нас гостем командующий английскими войсками на Ближнем и Среднем Востоке генерал (впоследствии фельдмаршал) Вильсон. Приезжали также генерал Беннет-Несбит, английский посол в Багдаде Корнваллис и ряд других лиц.

Следует заметить, что все эти визиты организовывал и осуществлял Гулльс. Он над ними шефствовал и всегда старался, чтобы обе стороны были ими в полной мере удовлетворены.

Важнейших гостей, таких, например, как Кэйси, всегда сопровождал почетный эскорт. Встречали их неизменно с большой помпой: с эскадроном почетного караула, оркестром, парадами и приемами в какой-либо из дивизий. В заключение следовали спектакли или так называемые встречи у костра. Во время приемов, обедов или ужинов выступали хоры, балетные группы, солисты и т. д.

То же самое делалось, если приемы устраивались в вилле Андерса под Багдадом. Тогда Тоже приглашались художественные ансамбли, оркестры, солисты и т. п.

Во время таких приемов или визитов никогда не затрагивались какие-либо важные вопросы, касающиеся армии или общих польских дел. Кроме вечеринок и других развлечений, ничем не занимались и ничего не делали, если не считать, конечно, того, в чем были заинтересованы англичане.

Всех приезжавших к Андерсу очаровывали внимание и предупредительность хозяина. Гости неизменно бывали в восторге от того, как их встречали, угощали, чествовали, каким окружали вниманием, и проводили время в обстановке веселья и непринужденности.

Здесь уместно заметать, что если бы от количества пиров зависел выигрыш войны, то Андерс затмил бы Наполеона.

Одновременно устраивались и большие приемы, которые весьма импонировали праздному образу жизни Андерса.

Опять-таки следует подчеркнуть, что хотя такие приемы устраивались не в английских сферах, над ними всегда шефствовал Гулльс, который, как это ни странно, в большинстве случаев даже сам приносил приглашения.

Между прочим, так мы дважды побывали у шаха Ирана. Первый раз — в день его рождения, когда он удостоил нас специальной аудиенции, во время которой я вручил ему отделанную серебром шкатулку с фотоснимками эпизодов из нашей военной жизни как дар Польской армии шаху.

Второй раз — когда он пригласил нас поохотиться на муфлонов в живописных окрестностях Тегерана. Нас было всего несколько человек: шах, маршал его двор и великий ловчий, Андерс, я и, конечно, Гулльс.

Мы поехали на автомобилях в горы и остановились примерно в тридцати километрах от Тегерана. Какой-то иранец из свиты шаха привел нас на исходный пункт. Едва мы туда прибыли, как почта тотчас же на замечательном «паккарде» подъехал шах, сам правивший машиной. После взаимных приветствий все пересели на коней и двинулись в горы. Лошади шли по скалистой местности привычно легко, как в ковбойском фильме. Сама охота проходила таким образом: заметив за километр или два стадо муфлонов, мы напрямик, по скалам галопом устремлялись к нему, а когда приближались к стаду на двести-триста шагов, соскакивали с лошадей, и начиналась стрельба по животным. Когда они, спугнутые нашими выстрелами, убегали, мы вновь садились на коней и опять мчались в горы искать новое стадо.

Я восхищался шахом, который, как настоящий джигит, на полном ходу соскакивал с коня, припадал на колено и стрелял. Только он и отличился, убив трех муфлонов. Кроме него, никто не мог похвалиться меткостью в стрельбе.

Часа в два сделали привал, и шах пригласил нас на охотничий обед в палатку, специально разбитую для этой цели в районе нашей охоты. Все были так измучены, что после обеда, состоявшего из самых изысканных национальных блюд, только шах и я сели на коней и вновь помчались искать муфлонов. Однако вспугнутые нашей утренней стрельбой животные скрылись в окрестных лесах, и мы через несколько часов вернулись ни с чем, а затем все отправились в Тегеран.

Несколько раз мы были на приемах у регента Ирака, эмира Абдулы Иллоха и однажды — на большом вечернем приеме по случаю дня рождения короля Фейсала.

Прием проходил вечером в великолепном королевском саду в Багдаде. Сад действительно был сказочный, словно из «Тыс. и одной ночи». В темноте всюду мерцали разноцветные фонарики, освещавшие дорожки, клумбы, аллеи, беседки и иные чудеса королевского парка. Красиво выглядели расцвеченные фонтаны. Множество разноцветных огней и тихая музыка производили незабываемое впечатление.