Соперница королевы - Элизабет Фримантл

лет, не так ли?

Пенелопа кивает.

– Я часто гадала почему…

– Почему я проявляю снисходительность, – перебивает королева, – хотя так резка с другими? Все дело в приличиях. Ты же не выходила замуж без моего разрешения. Прямое неповиновение приказам создает впечатление, будто я не властна над моими фрейлинами.

– Понимаю. – Пенелопа берет карту, гладкую от частого использования. – А также понимаю, что для коронованных особ доверие является величайшей ценностью.

– Доверие! – Королева невесело смеется.

Некоторое время женщины молча играют, сдавая и принимая карты, перекладывая их, планируя ходы. За долгие годы они уже выучили хитрости друг друга: Елизавета невольно моргает, если ей попадается хорошая карта, а Пенелопа стискивает зубы, когда видит, что проиграла.

– К тому же, – нарушает молчание королева, – мне по душе, когда женщина ведет себя по-мужски. Множество мужчин сеют свое семя с другими женщинами, а не с законными женами. – Пенелопа пристально вглядывается в лицо Елизаветы, подозревая, что это намек на ее неисправимого брата. Но кажется, королева вовсе не думает об Эссексе. – Одному Господу известно, как тебе удавалось удерживать мужа в узде все эти годы.

Пенелопе приходит в голову идея, столь коварная, что ее бросает в жар от стыда: если она поведает королеве о противоестественных наклонностях Рича, его повесят, и она будет свободна. У нее бывают греховные мысли, однако она ни за что не станет претворять их в жизнь.

– Должна сказать, – прибавляет Елизавета, – в последнее время я сожалею о твоем браке с Ричем. Изначально он казался вполне удачным. Я не хотела, чтобы ты жила в бедности. Твой брат не смог бы тебя содержать. Он столько мне должен, что ему и за сто жизней не расплатиться.

Пенелопа кивает, не в силах придумать подходящий ответ. Королева с легкостью может простить долг или пожаловать монополию; но удастся ли ей его контролировать, если он не будет от нее зависеть?

– Теперь я вижу, – продолжает Елизавета, – что ваш брак не сложился. Ты была бы более счастлива с Сидни. – Она смотрит на карты. – Однажды он просил у меня твоей руки. Я отказала.

Пенелопа едва верит своим ушам. В ее душе зреет негодование из-за того, что ей пришлось прожить жизнь по чужой воле. Пусть королева сожалеет о своих решениях, ей нет ни прощения, ни оправдания.

– В Блаунте есть что-то от Сидни. Мне всегда так казалось, – добавляет Елизавета.

Пенелопа еле сдерживается, чтобы не выплеснуть гнев наружу. «Блаунт – не утешительный приз, который вы можете мне пожаловать, дабы загладить вину. Это мой личный выбор, и вы тут ни при чем. Я не актриса в вашей пьесе и не желаю играть роль, которую вы мне определили». Однако вместо этого она произносит:

– Вы были снисходительны ко мне, и я очень вам благодарна. – Она берет карты, разворачивает веером, перекладывает с места на место.

– Я была весьма снисходительна и к твоему брату.

– Это так. – Пенелопа замечает сухость в тоне королевы: она явно не до конца простила Эссекса.

– Будет честно дать ему последний шанс, ведь он мне почти как сын.

Елизавета говорит это не в первый раз. В Пенелопе предсказуемо поднимается очередная волна гнева; ей хочется отметить, что у ее брата есть родная мать, но она, разумеется, прикусывает язык.

– Кроме того, он мне нужен в Ирландии. После той резни стало очевидно, что там необходима твердая рука.

– Да? – Пенелопа пытается прикинуть, хорошо это или плохо. – Он станет лордом-наместником?

Королева кивает и улыбается, на мгновение показывая гнилые зубы:

– Предоставляю ему возможность оправдаться.

Пенелопа старается не выдать обуревающих ее чувств. С одной стороны, она испытывает облегчение от того, что Блаунт не поедет в эту дикую Ирландию, но в то же время опасается, что новое назначение станет для брата отравленной чашей, как и для ее отца. Впрочем, думает она, если Эссексу удастся подавить восстание, это укрепит его положение, что намного важнее земель и славы.

Они с Блаунтом сошлись во мнении: тот, кого отправят в Ирландию, получит огромное войско. Королева не молодеет, преемник до сих пор не назначен; вполне возможно, вскоре кто-то попытается захватить трон силой.

– Уверена, Эссекс добьется успеха. Он умеет вести за собой людей, – невольно произносит Пенелопа.

Елизавета пронизывает ее цепким взглядом.

– Возможно, я снисходительна к тебе и твоему брату, однако мое терпение не безгранично. – Голос королевы холоден и тверд, как бриллиант. Пенелопу охватывает страх. Она вспоминает, что эта женщина собственноручно подписала смертный приговор своей двоюродной сестре, Марии Шотландской.

Пенелопа машет девочкам на прощание, смотрит им вслед и отводит взгляд, лишь когда они скрываются из виду. С крыши конюшни соскальзывает толстый пласт снега, с глухим стуком ударяется о землю, пугая коня. Пенелопа медленно водит его по двору, напевая, чтобы успокоить. Гамбит – молодой нервный мерин, шарахается от каждого незнакомого звука. Продолжая напевать, Пенелопа гладит его за ухом: «Все хорошо, малыш». Возможно, ему передалось ее смятение после карточной игры с королевой.

Появляется Блаунт, разрумянившийся от холода. Даже спустя восемь лет при виде его сердце Пенелопы трепещет от восторга. Она сгорает от желания крикнуть ему через весь двор, что в Ирландию поедет не он, а ее брат, но сдерживается. Эти новости не предназначены для чужих ушей. За годы, проведенные при дворе, Пенелопа сполна познала, какую власть дает молчание.

– Кажется, я нашел тебе щенка, – с улыбкой говорит Блаунт. – Вчера в «Судебных иннах» ощенилась сука спаниеля. – Пенелопа вспоминает, как впервые взяла на руки Сперо. Вслед за этим воспоминанием неизбежно появляется образ Сидни, заставляющий еще сильнее ценить живого, настоящего Блаунта.

На дороге из Уайтхолла людно: сквозь слякоть пробираются торговки, сгибаясь под весом корзин с товарами, грохочут телеги, обдавая прохожих ледяными брызгами, грузчики тащат ящики – все доставляют продукты в дворцовые кухни для рождественского пира. Как славно после долгого поста снова поесть мяса, выпить неразбавленного вина и потанцевать. Пенелопа мысленно уже слышит музыку. Едва они с Блаунтом выбираются из давки и оказываются на открытом пространстве за Стрэндом, то пускаются в галоп, наслаждаясь свободой.

Ставни Берли-хауса все еще закрыты в знак траура. После смерти лорда Берли прошло четыре месяца, его место рядом с королевой незаметно занял Сесил.

Пенелопа и Блаунт решают сделать круг, чтобы поговорить наедине.

– У меня отличные новости, – объявляет Блаунт.

– Расскажи скорее.

– Эссекс получил собственноручное письмо от короля Якова. Его величество принимает нашу поддержку в вопросе престолонаследия. И…

– И что? – Пенелопа вся трепещет, словно ждет вестей от возлюбленного. Ей вспоминается, как это начиналось десять лет назад и как она