Соперница королевы - Элизабет Фримантл

скалит зубы, если другие обезьяны пытаются приблизиться.

– Шшш. – Пенелопа прижимает пальцы к губам, чтобы не проговориться, но у обоих на уме одно и то же: перед ними дикий, вывернутый обезьяний двор, а эта сварливая одинокая самка бабуина – королева.

Март 1599,

театр «Занавес» / Эссекс-хаус

– «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом…»[28] – Актер, босой, но в кольчужном жилете поверх рубахи, стоит в центре сцены и тычет мечом в воздух.

– Акцент должен быть не на «снова», а на «друзья», – поправляет его драматург, расхаживая перед сценой. – «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом… – Взмах мечом – он показывает рукой, – потом: – Иль трупами своих всю брешь завалим!», и далее по тексту.

Актеры обмениваются репликами, которых Пенелопа не слышит. Она сидит на галерее вместе с братом и его друзьями.

– Думаешь, эта пьеса про меня? – спрашивает Эссекс.

– Разумеется, – отвечает Меррик. Для него весь мир вращается вокруг его товарища и покровителя. – Иначе почему они так хотели, чтобы вы присутствовали на репетиции?

– Просто к тому времени, как пьеса будет готова к показу, мы уже умрем, – говорит Саутгемптон. – Думаешь, все героические пьесы про тебя? – Он со смехом хлопает друга по плечу. – Ну конечно! Ты – великий завоеватель Генрих Пятый, победитель при Азенкуре!

– Направь лучше свой пыл на ирландцев, – парирует Эссекс. Меррик и Саутгемптон весело фыркают, заставив актеров прервать обсуждение и обратить взгляды на затененную галерею. Пенелопа замечает, что у брата нервно дергается колено. Публичное сравнение с королем может ему навредить. Саутгемптон твердо кладет руку Эссексу на ногу, помогая унять дрожь. Ходят слухи, будто какой-то книжник накропал трактат о том, как Генрих Четвертый сверг Ричарда Второго, и посвятил Эссексу. Пенелопа попросила Энтони Бэкона изъять сей труд, дабы не повторять злосчастной истории с «Рассуждением о престолонаследии». Если имя брата появится на обложке книги, прославляющей низложение монарха, последствия будут ужасными.

Актер начинает заново:

– Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом иль трупами своих всю брешь завалим!

Пенелопа не сводит глаз с брата. На его лбу крошечными бриллиантами сверкают капли пота, зубы крепко сжаты – верный знак, что он пытается скрыть страх.

По окончании репетиции она спускается по узкой лестнице в пустой зал и поднимается на сцену. На стуле лежит кольчужный жилет, рядом прислонен меч.

– Можно примерить?

Актер осторожно надевает ей жилет через голову. Тот звенит, словно тысяча колокольчиков, но стоит ему оказаться на плечах, как спина тут же сгибается под неимоверной тяжестью. Пенелопа берется обеими руками за рукоять меча. Это настоящий боевой меч, совсем непохожий на те, что кавалеры носят при дворе. Она рассчитывала попрыгать с оружием, веселя мужчин, однако не в силах сдвинуться с места.

– Как можно сражаться, неся на себе такую тяжесть?

– По сравнению с полным доспехом это сущие пустяки. Хотел бы я взглянуть на вас в латах, – смеется Саутгемптон. Стройный, с гладкой кожей и нежными чертами лица, будто рожденный ходить в шелках и бархате, он забирает у Пенелопы меч и легким движением запястья описывает в воздухе восьмерку. При виде мощных мышц она вспоминает, как Лиззи описывала его тело, после того как впервые отдалась ему. Она упомянула силу, с которой он прижал ее, так что она не могла шевельнуться, и сравнила возлюбленного с Самсоном. Пенелопа решила, что Лиззи преувеличивает, но теперь, глядя, как Саутгемптон в шутку сражается с ее братом, раздобывшим пику, вынуждена признать: этот щеголеватый молодой человек гораздо более мужественен, чем кажется с виду.

Из-за тяжелой кольчуги трудно дышать. Пенелопа думает о воинах, сражающихся на поле брани по колено в ирландской грязи. К горлу подкатывает тошнота. Она слышит крики, зов трубы, испуганное ржание лошадей, грохот копыт под неумолчный бой барабанов; свист стрел, гудение стали, звон оружия; громоподобный пушечный залп и глухой удар, с которым ядро врезается в землю или в человеческую плоть. Гул все нарастает, потом стихает: слышны лишь стоны раненых и последние вздохи умирающих. Пенелопа берется за края жилета, стремясь поскорее от него избавиться.

– Позвольте вам помочь. – Меррик, под чьей грубой внешностью скрывается добродушный нрав, снимает с Пенелопы звенящую кольчугу. – Я уж боялся, вы в обморок упадете. Может, принести воды, миледи? – Как хорошо, что в Ирландии рядом с Эссексом будет верный товарищ.

– Ты присмотришь за ним?

Меррик смотрит на нее из-под бесцветных ресниц:

– Не тревожьтесь. Господь на нашей стороне.

– Да, – слабым голосом отвечает Пенелопа. Она уже давно не доверяет планам Всевышнего – со дня похорон Сидни.

Позже, по возвращении в Эссекс-хаус, Пенелопа просит брата уделить ей несколько минут и усаживается за клавесин в большом зале. У камина свернулся щенок по имени Фидес[29]. Он очень похож на Сперо, но не Сперо. Словно прочитав ее мысли, Фидес приподнимает голову, смотрит на нее, будто просит: «Полюби меня!»

Пенелопа перебирает ноты в поисках нужной мелодии.

– Ты танцевал под нее в «Двенадцатой ночи». – Она начинает наигрывать, позволяя музыке увлечь себя. Молоточки ударяют по туго натянутым струнам, издавая нежные звуки.

– С ней! – Разумеется, Эссекс имеет в виду королеву. Он набивает трубку, прижимает табак большим пальцем.

– Она танцевала впервые за несколько месяцев. Ты видел в этот момент Сесила? – спрашивает Пенелопа. Эссекс прикуривает от свечи. На его лицо падают резкие тени.

– Его всего перекосило, даже губы сложил куриной гузкой. – Он затягивается и выдыхает в потолок струю дыма.

– Робин! – Пенелопа принимает возмущенный вид, но не может сдержать смеха. Она вспоминает, как Сесил наблюдал за Эссексом, – то снимет с дублета невидимую пылинку, то поправит воротник, то потрогает цепь с должностным знаком. – Мы поступили правильно. Надо было показать, что ты снова приближен к королеве.

– Может, с виду так и кажется, но на самом деле это неправда, сестра. – Эссекс вздыхает. У него на коленях лежит черный кожаный кошель с письмами от короля Якова, еле заметный в полумраке.

– Что ты имеешь в виду? – Пенелопа вспоминает, с каким блаженным видом Елизавета шествовала с ним по лестнице, греясь в довольных улыбках фрейлин. Сама она держалась в стороне, подсчитывая кислые лица, похожие на горгулий: Рэли, Кобэм, Кэрью, Сесил – все они с радостью встретят падение рода Деверо. Стоит одному споткнуться, он потянет за собой остальных. Так устроена жизнь.

– Королева больше мне не доверяет. Я недавно спросил, приняла ли она решение по поводу моего назначения в Палату феодальных сборов. Если я получу пост, то смогу разрешить свои финансовые трудности. Она