Соперница королевы - Элизабет Фримантл

class="title5">

Декабрь 1598,

Уайтхолл / Лондонский Тауэр

Наблюдая, как дочери преклоняют колени перед королевой, Пенелопа смотрит на Елизавету их глазами: устрашающе суровая старуха с лицом, намазанным белой субстанцией, которая отваливается кусками, обнажая землистую кожу. Рот растянут в напряженной улыбке, не показывающей зубы, – они все сгнили и выглядят отвратительно. Тщательно завитый парик цвета апельсинового джема украшен драгоценными камнями; платье расшито крупным жемчугом, по-девически низкий вырез открывает грудь, также густо покрытую белилами, которые скорее подчеркивают морщины, чем маскируют. На груди сверкает рубин в виде сердца – подарок Летиции. Пенелопа отводит взгляд.

– Ближе! – Королева, щурясь, смотрит на девушек; те на коленях подползают к ней. – Так-то лучше, теперь я вас вижу.

Пенелопа вспоминает, как сама впервые явилась ко двору; тогда Елизавета была жизнелюбивой, энергичной женщиной, ее глаза сияли, пальцы так и порхали в воздухе, а голос звучанием напоминал хорошо настроенную лиру в руках опытного музыканта. В сорок семь она излучала очарование, но в шестьдесят пять ее пальцы уже не порхают, глаза потухли: им слишком многое пришлось повидать.

Пенелопа предупредила дочерей, что королева выглядит грозно и им следует отвечать на вопросы, не проявляя страха. Однако Люси явно напугана; Эсси, хотя ей всего тринадцать, напротив, держится храбро.

– Как твое имя? – спрашивает Елизавета, беря с блюда засахаренную сливу.

– Эссекс, – отвечает Эсси. – Меня назвали в честь моего дяди.

– А, в честь твоего красавца-дядюшки! Ты немного на него похожа, – чавкая, замечает королева.

– Он мой любимый родственник. – Эсси обезоруживающе непосредственна. Кажется, Елизавета поддалась ее чарам. Пенелопа снова вспоминает свой первый визит в Уайтхолл; как приятно ей было августейшее одобрение и как отчаянно хотелось завоевать положение при дворе, лишь бы выбраться из-под удушающей опеки Хантингдонов. В этом самом зале она высматривала Сидни, едва помня, как он выглядит. Сейчас его образ накрепко запечатлелся в ее памяти. С кончины возлюбленного минуло уже двенадцать лет. Воистину время неумолимо.

Хорошо, что нынче нет свободного места для новой фрейлины; если бы Елизавета предложила подобную честь ее дочерям, отказаться не было бы никакой возможности. Пенелопа не хочет, чтобы девочек поглотил двор под предводительством старой безжалостной королевы, где все с нетерпением ждут, кто же унаследует трон после нее.

– Но я тоже твоя родственница, – поддразнивает Елизавета.

– Без сомнения, вы моя самая почитаемая родственница, – отвечает Эсси. – Но я не имела возможности узнать ваше величество лично и потому не могу назвать вас самой любимой. Впрочем, – она улыбается, играя ямочками на щеках, совсем как граф, – дядя Эссекс будет моим любимым дядюшкой, и я надеюсь, ваше величество разрешит считать вас моей любимой тетушкой.

Пенелопа сдерживает довольный смешок; именно такой дерзкий ответ придется королеве по душе.

– Лицом ты пошла в дядю, но ум унаследовала от матери. – Елизавета улыбается и предлагает Эсси блюдо с засахаренными сливами. Та берет одну и кладет в рот. – Ты тоже бери, – обращается она к Люси. Руки девочки дрожат. – А тебя как зовут? Люси ведь уменьшительное имя, не так ли?

Пенелопа затаивает дыхание. В надежде избежать расспросов, она велела глашатаю объявить их как «леди Рич и ее старшие дочери» и предупредила Люси, чтобы та не представлялась полным именем, пока ее не спросят. Бедняжка сама не своя от страха.

– Меня зовут… – еле слышно шепчет она.

– Говори же, дитя.

– Летиция.

– Летиция? – Королева бросает на Пенелопу уничтожающий взгляд. – Так я и думала. Не то имя, которым можно гордиться, верно? – Люси краснеет как свекла и качает головой. – Ступайте, девочки, представьтесь фрейлинам. – Елизавета указывает на стайку молодых женщин, сидящих с шитьем у окна. Пенелопа узнает Бесс Бриджес, недавно ставшую тайной привязанностью ее брата. Бесс улыбается; она кивает в ответ.

– Что ж, – говорит королева. – По крайней мере, они похожи на Рича. Некоторые подозревают, что их отцом был Сидни.

Пенелопа еле удерживается от гневного ответа, но вовремя берет себя в руки.

– Моя дружба с Сидни находилась в рамках приличий, мадам.

Елизавета похотливо подмигивает. Ярость Пенелопы разгорается еще сильнее, однако она почитает за лучшее не защищаться, иначе это будет расценено как признание вины. Королева берет с блюда очередную сладость, потом ловко, словно фокусник, тасует карты, несмотря на опухшие суставы. К счастью, появляется слуга, чтобы подложить дров в камин: в зале очень холодно. Мальчик кладет в очаг несколько поленьев, дует на огонь; наконец пламя разгорается, трещит, разбрасывает искры, распространяя запах яблони.

– Я так понимаю, эта твоя распутная кузина родила, – говорит Елизавета, прожевав сливу. Речь о Лиззи Вернон; Пенелопа начеку, ибо ее величество явно настроена поиграть в кошки-мышки.

– Да, у нее девочка. Я была крестной матерью.

– Значит, еще одна маленькая Пенелопа. – Королева продолжает тасовать потрепанную колоду: разделяет ее на две части, перемешивает и хлопает по столешнице. – Мне нравится Саутгемптон, но хоть убей, не пойму, что она в нем нашла. Он ведь жеманный, как девица… эти его длинные волосы, манера держаться. – Елизавета садится прямо, плечом вперед, опустив подбородок, и смотрит из-под ресниц, изображая Саутгемптона.

– Иногда люди видят красоту в самых неожиданных местах, – замечает Пенелопа.

– И с деньгами у него неплохо. – Королева зычно хохочет; ее смех напоминает звук тромбона. – Честно сказать, мне их недостает. Он – писаный красавец, а Лиззи – яркая искорка. – Веселье исчезает с ее лица. – Но если дать слабину, никто не будет выполнять мои приказы. – Она смотрит на фрейлин; те тихонько переговариваются, собравшись в кучку.

Пенелопа зябко кутается в накидку, радуясь, что надела подбитое мехом платье, однако туфли и чулки еще не высохли после короткой утренней прогулки по снегу.

– Вы проявили большую доброту, даровав Лиззи свободу. – Один теряет, другой находит: кузина Лиззи, отлученная от двора и по приглашению Пенелопы укрывшаяся в Эссекс-хаусе, оказалась приятной компаньонкой. Она заполнила зияющую пустоту, оставшуюся после отъезда Жанны во Францию.

– Я же не каменная, как некоторые полагают.

– Немногие знают это лучше меня. – Беседовать с Елизаветой – все равно что играть в шахматы, нужно тщательно подбирать каждое слово, но за долгие годы Пенелопа уже привыкла. Однажды Блаунт поинтересовался ее отношением к королеве. Она не знала, что сказать, поэтому ответила вопросом на вопрос: «Если есть уважение, нужно ли обожание?» Несколько недель назад раскрыли очередной католический заговор: какой-то фанатик по имени Сквайр задумал нанести яд на луку королевского седла. Говорили, он хотел расправиться и с Эссексом. Елизавета пристально смотрит на Пенелопу. – Вы всегда были очень добры ко мне.

– Ты хочешь сказать, я закрывала глаза на твои… необычные отношения с мужем. Это ведь продолжается уже несколько