Навеки твоя - Мария Устинова

могла их вспомнить. Подними. Просто сделай это, не вынуждай меня с этим жить. Не заставляй в себя стрелять.

Пожалей меня, если себя не жалко.

— Андрей, — прошептала я. — Пожалуйста, сдайся.

Резко подавилась слезами: я понимала, что сейчас будет. Его не будут уговаривать вечно. Я поцеловала ребенка в макушку и зажмурилась, чтобы не смотреть, но этот чертов силуэт въелся в глаза.

До сих пор помню ироничный взгляд, склоненную набок голову, кривоватую улыбку. Ветер трепал волосы и рубашку, а Андрей неподвижно стоял, слегка разведя руки ладонями ко мне. Словно приглашал — иди ко мне, ласточка.

Я часто вспоминала черный силуэт на мосту. Мысленно сравнивала с фото из прошлого, где он в военной форме, у него еще приятная улыбка и огонь в глазах.

Наверное, хорошо, что парень со снимка не знал, что его ждет. Не знал, что с ним сделает жизнь. Даже не представлял, во что превратится его исковерканная судьба. Четырнадцать лет шантажа, боли, утрат и огромная цепь убийств, легли на его плечи тяжким грузом. Но я успела заметить: во взгляде Андрея появилась прежняя легкость: он не боялся смерти. Я видела это в глазах перед тем, как уйти…

В глубине души Андрей всегда знал, чем закончится его путь.

Глава 45

— Подними, — молила я, уже не надеясь. — Умоляю, сдайся, ты выживешь…

Я не хотела видеть смерть на мосту. Что угодно, только не смерть. Сердце пульсировало и вздрагивало, когда я представляла, как кровь вылетает из пробитой головы. Я не верила в хороший исход.

Знала, видела, что Андрей не хочет сдаваться, заживо гнить в тюрьме. Большая часть жизни и так была ему тюрьмой. Но ради меня, если я единственное, что было тебе дорого в жизни, просто сдайся.

Он видит меня за оцеплением? Хотелось закричать: я тебя вижу, я смотрю, не делай этого на моих глазах, не заставляй их стрелять! Пока ты жив, остается главное — надежда.

Ему повторили приказ.

Андрей тянул еще секунду. А затем медленно донес руки до затылка и сплел пальцы. Я перестала дышать, не веря. Боялась, что в любой момент пуля оборвет ему жизнь. Но к нему со всех сторон подбежали бойцы, ударом поставили на колени, а затем ничком грубо повалили в асфальт. Его закрыли мощные спины в бронежилетах, кажется, Андрея перевернули и забрали оружие…

Я тихо выдохнула, уткнувшись в макушку ребенка. Меня трясло от тихой истерики, надлома, который я пережила. Я была уверена: он не сдастся. Пока не забрали пистолет, думала, что-то сделает в последний момент.

Спасибо, Андрей…

Это все, что я смогла сказать. Между нами осталась недосказанность. Мы должны были еще о чем-то поговорить, что-то сказать друг другу — и не успели. Я даже не видела его: лежащего Андрея окружили правоохранители. Кто-то прикоснулся к плечу, спрашивая, как я, но я замотала головой — не трогайте! Медленно приходила в себя, запутавшись в мыслях и страхах. Из-за схлынувшего адреналина по мышцам прошла дрожь. Я слишком крепко прижала ребенка к себе, и он завозился.

— С вами все хорошо? Как вы себя чувствуете?

Нужно выяснить, где Эмиль. Пока не поздно.

— Где мой муж? — пролепетала я, оглядываясь, и прошла по мосту, пытаясь разыскать знакомых. Не было ни Питерцова, ни других, с кем договаривался Эмиль.

Он внизу, на набережной… Рядом — нужно только спуститься.

— Скажите ему, чтобы уходил оттуда! — я качала ребенка, положив на плечо, потому что он опять расхныкался. — Ребенок у меня, вы слышите? Пусть Эмиль уйдет! Вы что, не понимаете меня? Мне нужно поговорить с Олегом Питерцовым!

— Успокойтесь! Что с вашим мужем? — по тому, как мент пытался выяснить, в чем дело, я поняла, что деталей сделки он не знает, и быстро направилась по мосту.

— Куда вы?

— Мне нужно к нему! — огрызнулась я сквозь слезы.

— Эй, подойди… — услышала я за спиной, кажется, моя самодеятельность им не нравилась и меня «передали» в другие руки.

— Мне нужен следователь Питерцов! — снова сказала я и мне позволили пройти. Здесь близко — дойти до конца, немного вперед и свернуть на лестницу. Воображение рисовало самые страшные картины, я хотела скорее развеять их, скорее увидеть, что внизу.

От быстрой ходьбы ребенок успокоился. Уже не спал — смотрел по сторонам изумленными глазами. Наверное, думал: как же я попал сюда. Я баюкала малыша, игнорируя свои чувства и боль, что росла внутри. Если не обращать внимания, боль уйдет хотя бы на время, не застит глаза, оставит разум холодным.

Я хочу к тебе, Эмиль… Хочу, чтобы сын увидел отца и тот взял его на руки… Эмиль так и не успел увидеть сына, а я помню, как он этого хотел, как изменился его взгляд и голос, когда по телефону услышал лепет ребенка. Он так долго сомневался, когда я забеременела. Боялся за будущее сына, сомневался, каким будет отцом. Он так и не успел проявить себя в этом качестве, но я надеюсь, у него всё впереди… Всё впереди у нас.

Я свернула и замерла на верхней ступеньке лестницы.

Высоко, я даже инстинктивно прижала к себе ребенка, зато видно всё, как на ладони: мощеную набережную, черную ограду и тихую гладь реки за ней. Вокруг людно. Перехват Андрея планировали спонтанно. Людей не эвакуировали — даже не отогнали от моста.

Эмиля я заметила благодаря светлым волосам. Он стоял ко мне спиной, слегка отставив руку, в которой держал сумку с деньгами. Все, как я представляла: оглядывался в толпе, ждал, а ветер раздувал волосы.

— Эмиль! — надрывно заорала я, прижав к себе головку ребенка, чтобы не испугать криком.

Ветер донес мой голос: он обернулся, пытаясь отыскать.

— Эмиль!

Он поднял взгляд и увидел меня на вершине лестницы.

Застыл.

Он должен был видеть ребенка! Я прижимала его к себе так бережно, что никаких сомнений не должно остаться, кого именно я держу в руках.

— Эмиль! Уходи!

Глядя по ноги, я сделала несколько осторожных шагов, спускаясь пониже. Надеялась, так он лучше увидит нас и догадается уйти. А потом испугалась: вдруг он не может. За ним наблюдает полиция. Вдруг ему запретили уходить? Вдруг он обязан стоять там, пока не разрешат шевельнуться — он больше не принадлежит себе.

Я взволнованно дышала, глядя на него сквозь толпу, и расстояние между нами казалось огромным.

Позади Эмиля возникла темная тень. Мужчина шел мимо и не привлек бы внимания, но неожиданно остановился напротив, вкинул руку, удлиненную из-за длинного ствола и