Под мраморным небом - Джон Шорс

необходимо?

Я никогда не лгала Низаму и не собиралась лгать теперь.

– Это необходимо, Низам. Но не настолько, чтобы из-за этого ты менял свою жизнь. Если тебе больше по душе строить Тадж-Махал с твоими новыми братьями, тогда оставайся. Трудись, пока мавзолей не будет построен, и, возможно, твое имя войдет в историю. Во всяком случае, я это всегда буду помнить.

Низам потер ладони, стряхивая с них грязь. Казалось, руки у него неестественно крупные, как и весь он сам.

– Интересно, Персия так же прекрасна, как Хиндустан?

– Не думаю. К тому же, ты ведь будешь на войне, Низам. Можешь погибнуть в бою, или Аурангзеб тебя узнает.

– Узнает? – усмехнулся он. – Твой брат никогда меня не замечал. Ни тогда, когда я прислуживал ему за ужином, ни тогда, когда я позволял ему рубить меня деревянным мечом.

Это были горькие слова, и я, не в силах сохранять самообладание, взяла его за руку. Мои пальцы, переплетенные с его пальцами, казались крохотными, как у ребенка.

– Ты не заслуживаешь таких воспоминаний. Ты должен был быть нашим другом, а не рабом.

– Разве мы не друзья, Джаханара?

Низам впервые обратился ко мне по имени, и я стиснула его ладонь. Мне хотелось поцеловать его, но я знала, что он смутится.

– Друзья, – ответила я. – И всегда будем друзьями.

– Тогда не думай о прошлом. Оно миновало.

Какой благородный человек, думала я. Благородный, сильный, замечательный.

– Спасибо тебе, Низам, – сказала я. – Спасибо за то, что ты такой, какой есть.

– Спасибо, что навестила меня.

Мы вернулись к Тадж-Махалу, постояли, глядя на величественный купол, который уже был наполовину построен. Под куполом вытянулись стройные опорные арки. В общей сложности их было четыре, по одной с каждой из четырех сторон мавзолея. С боков к каждой большой арке примыкали еще по две арки меньшего размера, стоящие одна над другой. И каждый усеченный угол куба, благодаря которым мавзолей приобретал форму восьмиугольника, украшали еще по две арки, также стоявшие одна над другой. Иса проектировал арки по подобию белых врат рая. Поначалу за эту идею его подвергли осмеянию, говорили, что он фантазирует, но Иса конечно же был прав. Любая арка могли бы сойти за вход. И хорошо бы, чтоб рай хотя бы вполовину был так же прекрасен.

– Мне этого будет не хватать, моя госпожа.

– Знаю. А мне будет не хватать тебя.

– Я недолго пробуду на его войне, – сказал Низам. – Хочу достроить мавзолей.

– Обещаешь? – спросила я. Он кивнул. – Возвращайся целым и невредимым, – добавила я. – Если с тобой что-нибудь случится, я никогда себе этого не прощу.

– До свидания, моя госпожа.

Я пожала его руку. Он пошел прочь. Я смотрела ему вслед. Низам не сразу покинул стройку. Он вернулся к своему слону, словно хотел перед отъездом уложить еще несколько плит. Когда-нибудь, думала я, я отплачу этому человеку. Отплачу всем, кто ради меня рисковал.

Дрожа, я вернулась в Красный форт, поднялась в свою комнату. Арджуманд доставила мне мгновение радости, но потом я вновь опечалилась, тревожась за своих друзей. Кто я такая, чтобы подвергать опасности Ладли и Низама? Как можно столь бесцеремонно... злоупотреблять дружбой? Подобные мысли не давали мне покоя до самого вечера. Они мучили меня за ужином и когда сгустились сумерки. Наконец, я могла взять Арджуманд и вместе с ней по длинному подземному туннелю отправиться в дом Исы. Он встретил нас на лестнице. Но сегодня, чего прежде не случалось, я не обрадовалась встрече с ним. Рядом с Исой я чувствовала себя грязной, замаранной собственными грехами.

– Что тебя тревожит? – спросил он, когда я устало села и дала Арджуманд грудь. Мне не хотелось говорить, но, по его настоянию, я поведала ему о том, что произошло, как я использовала Низама. – Ты предоставила ему выбор, Джаханара, – возразил Иса. – Он мог бы не идти в армию.

– Разве?

Иса забрал у меня Арджуманд, поцеловал ее в круглую щечку.

– Честно? Нет, выбора ты ему не оставила. Но для Низама долг – понятие священное. Наверно, ему и впрямь очень нравится строить Тадж-Махал, но он не смог бы жить в ладу с самим собой, если б отказался исполнить свой долг перед тобой.

– Он никогда не подводил меня. А я его подвела.

Иса опять поцеловал нашу дочь и бережно положил ее в колыбель. Тихо напевая, он поглаживал ее ножку, пока Арджуманд не уснула. Тогда он сел на спальный ковер и подложил мне под спину еще одну подушку.

– Думаю, Ласточка, для Низама армия, возможно, не станет таким уж тяжким испытанием. Помнишь, как на Ганге он целыми днями не слезал с лошади, исследуя новые земли? Он тогда был как ребенок. Смотрел во все глаза. А теперь он отправится в Персию, совершит путешествие вместе с людьми, которые станут его друзьями.

– Помню. Но тогда он был не на войне.

– Когда-нибудь, Джаханара, ты все исправишь. Купишь ему надел земли, на котором он построит себе дом. И поможешь ему построить этот дом. Ничто не сделает его счастливее.

Вздохнув, я сняла с головы покрывало. Я боялась, что никогда не смогу по достоинству отблагодарить Низама.

– А что бы сделало счастливым тебя?

– По-настоящему?

– Да.

– Я был бы вдвойне счастлив, если бы ты научилась видеть в себе то, что вижу я.

– Что, например?

– Вдохновение. Сочетание красоты, грации и мудрости.

Я прикусила губу. Его слова ласкали слух, но я им не верила.

– Давай завтра поговорим?

– Ты должна научиться любить себя. Но, увы, чтобы ты могла любить себя, тебе нужно, чтоб тебя любили другие. Это твоя единственная слабость, Джаханара. Ты живешь так, как, по твоему мнению, ждут от тебя другие. Ты живешь для своего отца, для своей матери, для всех, кроме себя самой.

– Но мне нужно...

– Жить так, как ты хочешь.

– Я не знаю как.

– Знаешь, знаешь, – возразил Иса. – Только редко себе это позволяешь. – У меня защипало в глазах. – Даже теперь, – продолжал Иса, поглаживая мое лицо, – ты борешься со слезами, словно боишься, что я сочту тебя слабой. – Я не знала, что сказать. Иса был прав, но в этом я никогда бы себе не призналась. – Смотри на себя так, как смотрю на тебя я, Ласточка. И тогда тебе больше не придется бороться со слезами. Живи так, как тебе самой