Краски - Павел Ковезин

Вас посадят!

– Не раньше, чем тебя! – кому как не Вилли было знать, что Лоренц уже превысил все свои служебные полномочия, бросившись в погоню и начав палить по грузовику.

Лоренц резко выкрутил руль влево, прижав их машину к прицепу.

– Хейк! – закричал Вилли.

Хейк пытался ответить Лоренцу на его манёвр, но ничего не мог сделать. Их машину ударило и крутануло. Обермейстеры, схватившись, кто за руль, кто за ручки на потолке, зажмурились и надеялись, что всё обойдётся.

***

По перекрытой полицией трассе неслись четыре всадника апокалипсиса. Джип, внедорожник и полицейская машина сражались за право остановить грузовик. Сиджи в это время то истерично смеялся, то дёргал ногами, то пытался донести до меня свою покалеченную философию.

– Ты уже проиграл! – смеялся он. – Ты будешь гнить в тюрьме!

Я свернул на однополосную дорогу, за мной пристроился джип, а за ним – внедорожник. Джип выступал в роли щита, и у копа не было ни малейшего шанса достать меня, пока мы тут.

– Ты пытаешься избавиться от меня, даже не представляя, сколько раз я спасал твою никчемную шкуру! Сколько раз ты сваливал все свои проблемы на меня, вместо того, чтобы посмотреть правде в глаза!

Я пытался не обращать на него внимания.

– Хочешь?! Хочешь это увидеть, ублюдок?!

Сиджи хлопнул в ладоши, и дорога передо мной превратилась в едва освещённый переулок, в котором бездомный просил мелочи.

«Подонок! Ты – подонок!» – донеслись до меня его слова. И, словно в кинотеатре, я увидел как стою перед ним, как ломаю его палец, как он кричит от боли. Увидел не разноцветный приступ, а реальность. Увидел, как впечатываю его головой в стену, как избиваю ногами и превращаю его лицо в кашу, как плюю на него сверху и снова опускаю ботинки на его нос.

Я зажмурился и попытался прогнать воспоминания.

Нет. Нет. Только не сейчас.

Передо мной снова была шумная дорога и две машины у меня на хвосте.

– Мало?! Тебе мало?! Сними с глаз эти разноцветные очки и посмотри на вещи трезво! – не унимался Сид.

Снова хлопок, и картинка перед глазами меняется с предзакатного Нойкёльна на крыльцо дома Рут. Свет фонаря. Испуганное лицо её отца. Я избиваю его до полусмерти, втыкаю в живот нож, и не оставляю от него и живого места. Кадры сменяются квартирой, что когда-то принадлежала Гастону. Гастону, в которого я собственноручно вколол несовместимую с жизнью дозу героина, и чьё тело я потом сжёг на стройке.

– Прочь! – заорал я.

– Ни хрена! Смотри! Смотри! Ты – главный злодей этой истории! Ты убил всех этих людей!

И передо мной проигралась сцена, где я пытаюсь задушить Лейлу. Пытаюсь убить самого светлого человека, что есть в моей жизни. По щекам потекли слёзы. Я больше не мог сдерживаться.

Видение прошло, и я снова увидел А113 и вспомнил, что сейчас есть проблемы посерьёзней. Дорога из прямой серой полосы превращалась в разноцветную переливающуюся ковровую дорожку.

Когда мы снова оказались на четырёхполосной дороге, я наконец увидел, кто был в джипе. За рулём сидел полноватый мужчина, у которого было чересчур спокойное лицо для человека в подобной ситуации. Он переливался и пульсировал желтым цветом. Сзади него были ещё два пятна – красное и оранжевое. Лейла и Рут. Лейла выбивалась из того, что здесь происходит. Была словно лучик света, ангел, что спустился с небес, чтобы меня остановить. Её взгляд просил о помощи. Она хотела, чтобы я остановился и прекратил это цветное безумие. За ней, прижимая к груди крысу, сидела Рут в одной пижаме. Но я уже не мог остановиться. Если это произойдёт, то я в любой момент снова выйду из себя, снова наброшусь на неё или на Рут и… и убью. Этого я не мог допустить.

Грузовик нырнул в тёмный тоннель. Впереди маячил слабый лучик света. Ещё какое-то время я был в безопасности. Никто не станет палить по грузовику в тёмном тоннеле. Слишком большой риск попасть в случайные машины. Я мчался к свету, словно мотылёк. Мотылёк, что при первом столкновении разлетится на тысячи разноцветных искр, что не оставит после себя ничего, кроме лужи краски, которую скоро смоёт дождь, вместе со всеми моими воспоминаниями.

На огромной скорости я выехал из туннеля Рудоер Хёе. Впереди был ремонт дороги, и сложенные доски удачно образовывали небольшой трамплин. Приняв последнее в своей жизни решение, я на огромный скорости свернул в его сторону, готовый умереть.

Удар. Испуг. Металлический скрежет. Крики. Рабочие, мельтешащие перед глазами и полнейшее отчаяние были последними вещами, что я запомнил перед столкновением. Перед глазами не пролетели мгновения жизни. А может… у меня никогда и не было настоящей жизни?

Когда выключается свет?

Можно ли это назвать помутнением рассудка? Или это просто мигают перегоревшие лампочки?

Я закрываю глаза, и меня обволакивает пустота. Она зовёт меня множеством голосов. Приятных и ласковых голосов. Я ныряю в это тёмное ничто, ныряю в бездну. Она нежна и уютна. Она поднимает во мне приятное чувство ностальгии, чувство блаженства и эйфории. Она вызывает тёплые воспоминания.

Всё, что меня окружает – лишь мираж. Игрушечная модель мира с основными элементами. Но за всеми этими декорациями – улицами, городами, людьми – прячется нечто более величественное. Пустота. Бездонное ничто. Открытый космос, для решившихся отправиться в это приключение. Прогулка по тропам собственного сознания. Этот мир можно проткнуть иголкой, из него выльется лишь чёрная слизь – основа мироздания, остатки некогда существовавших человеческих душ.

В голове мелькают образы, фрагменты, воспоминания. Я почти прикасаюсь к самой смерти, получаю ответы на главные вопросы вселенной. Я нахожусь на половине пути к перерождению. Вспоминаю все свои прошлые жизни. Но здесь не существует ни прошлого, ни будущего, ни настоящего. Только бездна. Вне времени и пространства. И в этой бездне я вижу себя. Вижу себя повсюду – куда бы я ни пошёл, я встречаю этого человека. Он смеётся, плачет, любит, ненавидит, кричит, чувствует, живёт. Он живёт. В отличие от меня. Мне уже не выбраться из пустоты.

Я вижу, как играю с сестрой, как она бросается в меня снежками. Вижу, как пытаюсь тёплым весенним утром разбудить её. Как она учит играть меня на гитаре летними вечерами. Вспоминаю мамину любовь и заботу, вспоминаю самые приятные мгновения жизни. Жизни, ещё не охваченной пустотой. Мне уже не докричаться до самого себя. Не сказать важных слов. Не предупредить о том, что бездна уже открыла свою пасть и совсем скоро она сожмёт и растворит меня в своих объятиях.

Я пытаюсь закричать, и изо рта вытекает слизь.

Я больше не человек. Я – часть пустоты.

Она впивается клыками, трансформирует меня, заставляет забывать всё, что знаю о жизни в этом мире. Страшно не это. Страшно то, что я улыбаюсь. Мне нравится это. Мне нравится на дне бездны. Нравится непроглядная темнота вокруг.

Потому что в какой-то момент я перестал быть собой.

И стал чудовищем, пустотой.

Стал тем, кто будет раз за разом находить себя в любом из возможных миров и забирать с собой.

Отныне я – часть пустоты.

Я открыл глаза и понял, что нахожусь в перевёрнутой кабине. В зеркале заметил кровавые ссадины на лице. Всё это вызвало болезненные воспоминания. Воспоминания, как мой мир разрушился несколько лет назад. Как я точно так же лежал в машине, а рядом умирали моя мать и сестра. И как потом всё это вылилось в совершенно безумную историю, закончившуюся здесь – на трассе, в перевёрнутом грузовике, из которого на дорогу вытекала разноцветная краска.

– Вылезай, самоубийца хренов! – донёсся до меня знакомый голос.

Я выбрался через разбитое лобовое стекло и увидел Сиджи с пистолетом. Напротив – все, кто с таким отчаянием гнался за мной. Заметил копа, что стоял, направив на темнокожего угонщика ствол, и кричал, чтобы тот опустил оружие. Заметил Лейлу, Рут и мужчину, что вёл джип. Лейла кричала и просила не стрелять. Бедная Рут, что совершенно случайно