Мушкетерка - Лэйнофф Лили

— Этьен, я…

— Таня. — Он погладил большим пальцем мою щеку. — Я просто дразнюсь. Ты попросила меня обозначить мои намерения, вот я и обозначил.

Я много месяцев обучалась соблазнять мужчин, выведывать их тайны, драться с врагами и побеждать их. Но я оказалась совершенно не готова к этому. К тому, что кто-то захочет меня. И я захочу его в ответ.

Я могла сколько угодно повторять себе, что Этьен ничего для меня не значит и не может значить, но это так и не стало правдой. Арья не ошиблась. Да, он был добр. Да, он знал, что я другая, и все же хотел поцеловать меня при свете звезд.

У меня проснулись чувства к нему, но это не имело значения. Потому что я выбрала мушкетерок, я выбрала себя. Я была важна для девушек, и я доверяла им. Я доверяла себе. Они думали, что я чего-то стою. И с ними я чувствовала, что это правда.

Итак: сморгнуть слезы, расправить плечи. Я мушкетерка. А мушкетеры ни от кого и ни от чего не убегают.

— Поцелуи ничего не говорят об истинных намерениях. — Ну вот, она вернулась ко мне. Таня, мадемуазель Мушкетерка — по крайней мере, какая-то ее часть, и ее достаточно, чтобы пройти через это и сохранить свое сердце.

— По-твоему, это ничего не говорит о моих намерениях? — спросил он. — Поначалу я был заинтригован твоим внезапным появлением в Париже: девушка в алом платье, от которой у всех перехватило дыхание. Но это изменилось, стоило тебе открыть рот. Ты нечто большее, Таня, неизмеримо большее. У меня нет никаких нечестных намерений по отношению к тебе. Это невозможно, ведь ты — это ты.

— Правда?

— Позволь, я докажу тебе. Спроси меня о чем хочешь.

Он смотрел на меня бесхитростным взглядом, взяв мои руки в свои так, словно я была единственным, чего он когда-либо хотел. Твой отец участвует в заговоре против короля? Он приложил руку к папиному убийству? Он и тебя заставил участвовать в заговоре? Что тебе известно? Что тебе известно, что тебе известно, что тебе известно?

— Раньше ты не хотел рассказывать мне о твоей семье. Расскажи сейчас.

Казалось, мой вопрос сбил Этьена с толку, однако он быстро овладел собой:

— Странная просьба, но для тебя — все что угодно. Что бы ты хотела знать?

Теперь следовало действовать осторожно. Мои вопросы должны быть отточенными, как острейшее лезвие. Мне необходимо что-то, что послужит доказательством или сможет привести нас к уликам, которые неопровержимо доказывают связь его отца с заговором против короля.

— Расскажи мне о твоих родителях. Какие они?

— Мы с ними никогда не были особенно близки.

— Однако в нашу прошлую встречу ты уезжал из Парижа к матери?

— После того как я закончил обучение, она чаще просит меня приезжать в поместье. Но это вызвано скорее тревогой, что я не оправдываю ее ожиданий, нежели искренним желанием меня увидеть.

Я вспомнила маму и ярость, с которой она обрушилась на меня: «Хоть раз в жизни сделай то, о чем тебя просят!» Мой провал, отразившийся у нее на лице.

Ох, Этьен! Как мне хотелось сказать ему, что он не один, что я знаю, как это тяжело — быть причиной разочарования, испытывать глубокое, почти болезненное желание доказать человеку, который породил тебя на свет, что ты чего-то стоишь. Но моей целью была не его мать.

— Должно быть, это тяжело, — осторожно ответила я. — А твой отец?

— Как я уже говорил, мы с ним никогда не сходились во взглядах. — Этьен старался тщательно подбирать слова, но чувства исказили его лицо, словно он выпил яду.

Я посмотрела на него с тщательно выверенным смущением:

— Правда?

— У него свои идеи относительно того, как лучше послужить стране. Очень глупые идеи. Ты уверена, что тебе не холодно? — добавил он, когда я вздрогнула.

Я придвинулась к нему поближе, чтобы согреться.

— Но ты не разделяешь этих идей?

Этьен тяжело вздохнул:

— Совсем не разделяю.

— Почему же?

— Ты чересчур сильно им интересуешься.

Моя улыбка застыла.

— Я просто пытаюсь узнать о твоих истоках. Твоей семье.

— Ты упоминала моего отца еще в нашу первую встречу, — сказал он.

— Наше поместье находится недалеко от Бордо, так что я слышала о твоей семье. Удивительно, что мы раньше не встретились.

— Родители отправили меня в пансион, когда мне было десять. Мама приезжала навещать меня по праздникам, а отец не приезжал вовсе. Он не хотел видеть меня дома: считал, что мне нужно закалиться, что поездки домой противоречат цели, для которой меня отправили в школу, что они меня размягчат.

Вот она, ниточка: его отец требовал уединения, ему необходимо было время, чтобы заниматься своими делами, не опасаясь, что ему помешают. Например, вести бухгалтерские книги… или планировать убийство короля. Возможно, он занимался этим еще до Фронды. Возможно, он остался в стороне во время мятежа, потому что выжидал удобного момента для себя. Мне нужно лишь, чтобы Этьен продолжал говорить. Чтобы выдал еще немного информации. Уместно ли будет спросить у него, где его отец находится сейчас? Или это будет слишком подозрительно?

Его рука нащупала мою.

— Мне жаль, что я не бывал дома чаще, — может, тогда мы встретились бы раньше. Подальше от города. При свете солнца. — Он поиграл с моим локоном. — В тот день было пасмурно. — Я растерянно заморгала. — В университете. Когда мы встретились, было пасмурно. Я никогда не видел твои волосы при свете солнца — только при свечах, а это совсем другое.

Он снова наклонился ко мне. По пустому балкону разнесся приглушенный звон, и я, вздрогнув, обернулась на звук.

— Должно быть, кто-то уронил бокал. — Этьен прикоснулся пальцами к моему подбородку и нежно развернул мое лицо к себе. — Стоит вернуться, пока наше отсутствие не заметили. Я могу заехать к тебе в понедельник вечером. Я знаю, я обещал, что нас больше не побеспокоят, но что бы ты ни хотела мне сказать сейчас — скажи это в понедельник… нам больше не придется прятаться.

Я попросила его обозначить свои намерения — но я никогда не позволяла себе поверить, что они благородны. Сама мысль о том, что он появится в штаб-квартире Ордена, обожгла меня холодом — и этот холод был куда суровее парижской зимы. Этого не могло случиться. Ухаживаний, поцелуев. Ничего.

Но что, если это спасет жизнь короля?

Этьен запечатлел долгий поцелуй на моем лбу. Усмехнулся румянцу, решив, что это из-за него, и не замечая вины, которая тисками сдавила мне горло. Перед моим внутренним взором пронеслось залитое кровью лицо отца. Меня затошнило.

Когда мы направились назад, пройдя между колоннами, Этьен поцеловал мне руку. Затем зашел за угол и исчез из виду. Я задрожала, наконец ощутив пронизывающий холод, забравшийся мне под платье.

— Я не могу любить тебя, — тихо проговорила я, выпустив слова в ночную стужу. Они завились облачками пара и растворились в темноте, поднявшись в бескрайнее парижское небо. Со следующим порывом ветра я покачала головой. Мерзнуть тут без дела — последнее, что пришло бы в голову мушкетеру. Так что я вернулась в тепло.

Когда я переступила через порог, мне показалось, я заметила, как за углом, совсем рядом с балконом, мелькнул кусочек бледно-желтого платья. Когда я моргнула, он уже исчез. Должно быть, игра света.

Глава двадцать пятая

Я была уверена, что остальные увидят по моему лицу, услышат в моих словах отголоски моего предательства — по отношению к отцу, к моим новым сестрам, к нашей наставнице.

Однако жизнь продолжалась. Гости танцевали, пили и смеялись до тех пор, пока их лица не сравнялись цветом с помадой и румянами.

— Где ты была? — Мадам де Тревиль застала меня врасплох, когда я стояла у стены. Я испугалась, что у меня растрепались волосы, размазался макияж. — Впрочем, неважно. Портия все мне рассказала.

— Все? — пискнула я.

— Да, — ответила она, понизив голос, — о твоих наблюдениях за некоторыми аксессуарами. И чем они украшены. — Я уставилась на нее, разинув рот. — Ты говорила с Вердоном? Наш план сработал?