Палачка - Павел Когоут

Когда пламя погасло и Влк с любопытством попробовал на вкус, то должен был признать, что ничего подобного ему вкушать еще не доводилось. Этот.

46.

коньяк, более старый, чем электричество, согревшись в бокалах, высвободил свой столетний аромат и вкус. Теперь настал его черед аплодировать. Личико Лизинки тоже светилось восторгом. Адольф Хофбауэр наконец взял себя в руки и через силу улыбнулся. Представив себе, как он сам реагировал бы на потерю Лизинки, Влк по достоинству оценил его самообладание. Более того, он был чрезвычайно признателен, что своей вспышкой Хофбауэр заставил его сдвинуться с нулевой отметки и принять решение, для которого, даже при его прямом характере, ему недостало бы мужества. Он пытался придумать, чем отблагодарить его.

— В прежние счастливые деньки, — заговорил Адольф Хофбауэр, — вечеринки для близких друзей устраивались прямо там же, в процедурной. Дело в том, что Труда изобрела прелестную игру — играть в нее можно было только там. К сожалению, после войны правила пришлось изменить. Игра потеряла свою прелесть, хотя и в нынешнем виде довольно забавна и прежде всего, — он улыбнулся, — азартна.

Нет, коллеге не стоит беспокоиться, он не собирается предлагать сыграть на деньги или на женщину. Он всего-навсего обещает экстравагантное развлечение, да и по бокалу доброго шампанского пропустить не помешает. Приглашение было принято.

Он снова вел машину сам, а на «точке», видно, все было подготовлено заранее, потому что, когда он провел их черным ходом через бывший крематорий в процедурную, их уже ждали: и официанты, и музыканты успели переодеться в длинные белые халаты, что создавало мрачноватую атмосферу. Они уселись — Лизинка оказалась посередине — за длинным столом, лицом к глухой стене. Там, где она переходила в потолок, были вделаны крючья. Стену освещала пара мощных юпитеров, высвечивавших малейшие щербинки: вверху, у самых крючьев, поверхность была зеркально-ровной, а ниже, подобно рельефной карте местности, испещрена бесчисленными ямками и бороздками. Слева от себя Влк заметил серебряное ведерко со льдом, из которого золотым бутоном выглядывала пробка «Pommery», а справа — набор ударных инструментов.

Пробка выстрелила, и при первом же глотке он ощутил сказочную легкость — словно рухнула некая преграда, не выпускавшая его из закутка, набитого тоскливыми предчувствиями, и взгляду открылась полная солнца лоджия, щедро увитая, как плющом, надеждами. Он не отрываясь, как зачарованный, глядел на Лизинку, начисто позабыв об игре, пока официант не положил перед ним дощечку и мелок.

— Знаменитый писатель Ремарк пишет в романе "Тени в раю", — проговорил Хофбауэр, открывая книгу, заложенную на нужной странице, — глава двадцать третья, следующее: "Я опять очутился в бункере, где находились печи крематория, я не мог дышать, меня только что без сознания сняли с крюка, вбитого в стену, на которой они подвешивали людей; жертвы царапали стены руками и связанными ногами, а палачи заключали между собой пари, кто из пытаемых протянет дольше". Чувствуется, — продолжал Адольф Хофбауэр, передавая книгу старшему официанту, — что автору уж больно не по душе такие забавы, но зато он оставил в мировой литературе описание нашей игры, которую ее изобретательница назвала Totenlotto.[49] Надо сказать, что Труде и в голову не приходило, упаси Бог, мучить кого бы то ни было! Для Totenlotto мы подбирали только абсолютно невменяемых пациентов. Правила просты: участники должны загадать, кто дольше выдержит. Как и у Ремарка, тот, кто выигрывает, остается жить — Труда поставила условие, чтобы его под каким-нибудь предлогом направляли обратно, в сумасшедший дом. Благословенна будь, — закончил он поспешно, потому что голос его задрожал, — память о ней.

Они выпили. Музыканты и официанты вытянулись по стойке "смирно".

— Не только я, но и мои сотрудники, — вновь заговорил Хофбауэр, обводя рукой присутствующих, — мы все настолько тяжело пережили кончину Труды, что с того самого времени ни разу больше не играли. Сегодня мы сломаем печать траура и сыграем партию — все благодаря присутствию нашей милой, -

Хофбауэр повернулся в сторону Лизинки, — гостьи, столь похожей на нашу милую госпожу. Надеюсь, наш уважаемый, -

Хофбауэр повернулся к Влку, — гость правильно оценит мои чувства, но прежде всего я молю небо, чтобы ты, наша дорогая, -

Хофбауэр возвел очи к потолку.

— Труда, не отказала нам в своем благословении. Ну-с?!

Он щелкнул пальцами. Шестеро мужчин, чеканя шаг, направились в соседнее помещение, в псарню.

Очевидно, животных обработали током, потому что оттуда доносилось лишь слабое поскуливание, а те собаки, которых вводили в процедурную, плелись поджав хвосты и пошатываясь. Их было шесть, и каждая тянула в среднем на полцентнера: овчарка, сеттер, сенбернар, доберман, дог; исключение составляла высокая хрупкая борзая. Шею каждой собаки плотно облегала петля. Мужчины в белом вели их на веревках с надежным узлом на конце.

— Как только ребята, — сказал Хофбауэр, — продемонстрируют участников, начинаем делать ставки. Каждый из вас напишет на табличке номер своего фаворита. Ну, а там уж кому как подфартит. Правило, по которому победитель получает амнистию, в память о Труде остается в силе. Ставлю, — продолжал Хофбауэр, положив на стол пухлое портмоне, — всю свою наличность против любой суммы или любой вещи, которую поставите вы, коллега. Что же касается вашей подруги, то мне кажется, высшей ставкой будет ее, — добавил он шутливым тоном, чтобы скрыть, какое значение придает этому, — поцелуй. Ну-с?!

Лизинка подумала и без лишних слов кивнула.

Влк без лишних слов положил на стол свою драгоценную зажигалку.

Хофбауэр без лишних слов щелкнул пальцами еще раз.

По этому сигналу командование принял на себя старший официант.

— Allons! Allez! — воскликнул он.

И первым повел овчарку. Словно жокеи, выгуливающие по манежу лошадей, официанты обошли вокруг стола, чтобы все могли хорошенько рассмотреть животных. Влк пришел в возбуждение. Он чувствовал себя должником Хофбауэра, но ни в какую не хотел уступать ему Лизинкины уста. Он оценивал шансы каждой собаки, надеясь, что его многолетний опыт поможет ему и здесь. Поэтому он сразу исключил сенбернара и борзую: у первого шея моментально переломится под тяжестью тела, а у второй, хотя она и выигрывала в весе, шея была слишком длинная и тонкая — словно создана для виселицы. Со второго захода он отбросил добермана и дога: шеи у них гладкие, а это только ускорит удушение. Лохматый сеттер и жилистая овчарка имели примерно равные шансы.

Парад закончился, а Влк все еще колебался. Собаки сидели в один ряд у ног проводников и почему-то дрожали. Старший официант обвел их глазами и, подражая крупье, собирающемуся запустить рулетку, произнес:

— Faites votre jeu![50]

Боковым зрением Влк успел заметить, что Лизинка и Хофбауэр мелками пишут на дощечках цифры, прикрывая их ладонью; этот знакомый каждому со школы жест на минуту стер разницу в возрасте. Он снова перевел взгляд на собак. За короткий промежуток времени декорация сильно изменилась. Двое мужчин установили горизонтально откидную доску, крепящуюся на дверных петлях к стене; сейчас все шестеро проворно рассаживали на образовавшейся лавке своих подопечных. Проделав это, каждый взобрался на ту же лавку и накинул крепкий узел на крюк; затем они спрыгнули вниз и встали позади стола, чтобы не загораживать обзор.

— Faites votre jeu! — повторил старший официант. Это было сигналом для остальных заключать пари; видимо, размеры ставок оговорили заранее, так как в руках у шестерки лишь на пару секунд мелькнули листочки и ручки. Влк все еще не сделал свою ставку — он отвлекся, наблюдая за двумя официантами, уже рассовавшими ручки по карманам: они вернулись к центральной стене, поплевали на ладони и подсунули их под края лавки.

— Les dernieres secondes![51] — провозгласил старший и принялся считать, как при запуске ракеты:

— Dix, neuf, huit[52]… Хофбауэр перевернул дощечку чистой стороной вверх и неторопливо подался вперед.

— Sept, six, cinq…[53]

Лизинка тоже перевернула дощечку, но осталась сидеть не меняя позы.

— Quatre, trois…[54]

Влк нацарапал римскую единицу. Это был номер овчарки.

— Deux, un, rien ne va plus![55]

Традиционное объявление о прекращении ставок заглушил грохот: двое официантов выдернули страховочные защелки, и перегруженная лавка вывернулась вниз, ударившись о стену. Раздалась барабанная дробь, наподобие цирковой: это один из музыкантов уселся за ударные. Вытянутые тела собак покачивались у самой стены. И только сенбернар, у которого, как и предполагал Влк, сразу хрястнула шея, вышел из игры в самом начале, остальные псы оказались лишь слегка придушенными и начали яростно бороться за жизнь. Бессмысленное на первый взгляд расположение крючьев оказалось глубоко продуманным: у собак оставалась хотя и ничтожная, но в то же время единственная возможность попытаться избавить свои шеи от чрезмерной тяжести. Они догадались об этом очень быстро и принялись с небывалой энергией и скоростью лизать вверху бетонную стену языком, а внизу — всеми четырьмя лапами цепляться за нее когтями. Влк представил, насколько эффектно выглядело это соревнование в исполнении пациентов, вкладывавших в него сознательные усилия. К действительности его вернул перезвон медных тарелок: он возвещал о гибели борзой. Острые ощущения от поединка усиливались еще и тем, что из сдавленных собачьих глоток практически не вырывалось ни звука, а аккомпанементом служило лишь приглушенное соло барабанщика. Влк чуточку прищурил глаза, и ему представилось, что псы нажимают на педали. Вскоре сдался еще один из претендентов — новый удар тарелок возвестил о смерти добермана. Дело принимало серьезный оборот. Хотя веревки с точно рассчитанным запасом длины только слегка сжимали горло, тройка оставшихся собак барахталась явно из последних сил. В какое-то мгновение показалось, что преимущество на стороне дога, но вот он слишком резко оттолкнулся от стены и развернулся к ней спиной. В собачьих глазах мелькнуло что-то вроде чисто человеческого удивления. Дог даже высунул язык, как бы поддразнивая зрителей, но тут же перестал перебирать лапами, и очередной удар тарелок поставил точку на его участии в партии. Если поначалу это пресловутое Totenlotto показалось Влку несолидным занятием, то теперь он почувствовал азарт; разумеется, он никогда не стал бы выделять для этого клиентов — забавы времен той варварской войны не годились для мирной, цивилизованной эпохи, — но в собачьем варианте игра приобретала особое жестокое обаяние, вызывала настоящий накал страстей. Про себя он отметил, что надо будет обсудить с Доктором возможность использования этой игры в обучении. Однако времени на размышления уже не осталось, ибо у стены разыгрывался драматический финал, в котором явно проигрывал сеттер. Старший официант уже направился к овчарке, прихватив с собой длинный ятаган, чтобы одним махом, как только ее победа станет очевидной, перерезать веревку. Влк, захваченный происходящим, привстал. Он видел, что поднялся и Хофбауэр. На сеттера поставил! — со злорадством догадался Влк. Овчарка вцепилась когтями в стену с такой силой, что начала карабкаться по ней вверх, как монтер на «кошках». Это показалось разумным — даже Влк слишком поздно понял роковую ошибку овчарки: чем больше туловище отклонялось от вертикали, тем сильнее петля сдавливала шею. Внезапно силы оставили собаку. Грузное тело кулем сползло по стене, и хруст позвоночника не оставил никаких сомнений в том, что овчарку, несмотря на все ее усилия, постигла участь сенбернара. В последний раз прозвенели тарелки. Секундой позже сверкнуло лезвие, и сеттер-победитель свалился на руки двух людей в белом. Они бережно опустили его на пол и немедля ослабили удавку. Ударник выдал залп в честь победителя. Влк быстро сел на место. Точно так же поступил и Хофбауэр; он сумел справиться и с этим фиаско.