Невыносимое счастье опера Волкова (СИ) - Коваль Алекс

– Кулагина! – сжимаются руки у меня на талии. – Мне не нравится твой тон, как будто ты прощаешься! – растирают спину широкие ладони.

– Но я ведь прощаюсь. Не уверена, что еще раз найду в себе силы вернуться в этот город. У меня с ним взаимная нелюбовь. Ну, да ладно, – отмахиваюсь, отпуская друга. – Беловой. Позвони. Пригласи ее куда-нибудь, она будет рада. Ах, да еще… – неожиданно вспоминаю про родителей Вика. Я должна, нет, обязана закрыть этот гештальт. На Макара смотрю, намекая, что ему не помешало бы оставить нас с Багрянцевым наедине. Бывший муж хмурится, но кивает, с Егором прощается и уже мне:

– Я пошел. Догоняй.

Провожаю взглядом его спину, да не только я.

– Тони, это кто? Твой?

– Мой. Бывший муж. Документы на развод привез, поговорить хотел, расстались мы в Москве хреново. А Вик…

– Из-за этого, да?

– В пух и прах.

– Не руби, Кулагина. Не надо, – за руку Егор берет, обеспокоенно смотрит, расстроенный, растерянный, за друга переживает. – Этот баран остынет, жалеть будет, но гордый зараза, в Москву за тобой не поедет. Подумай, а. Не улетай!

– Поздно. Но я не поэтому, – отмахиваюсь от сжавших сердце слов друга, – слушай, Егор, ты знаешь, почему Волков бросил универ тогда? Я уверена, что знаешь.

– К чему ты это сейчас вспомнила?

– Просто скажи, да или нет?

– И ты знаешь, Тони. Денег платить не было, вот он и пошел служить.

– Согласись, это выглядит странно на фоне того, что родители его далеко не бедные люди, и до этого три года у него было чем платить за учебу.

– Ру? – интересуется Багрянцев, очевидно о том, кто мне о родителях Виктора поведал.

– И Гугл. Он очень много знает.

Егор недовольно поджимает губы, отводя взгляд. От меня его прячет, но я упрямей! Пальцы его, сжимающие мой локоть, ладошкой накрываю, заставляя на меня посмотреть. Мнется на месте, с собой борется, губы поджимает.

– Егор.

– Что ты хочешь от меня услышать, Кулагина? Это ваши с ним дела и отношения, я не… черт. Ты нас поругаешь. Не надо так.

– Почему? Я не отстану. Мне нужен ответ, Егор! Я хочу покончить с этой историей, но эти “дыры” душат! Мне. Надо. Знать.

– Волк меня убьет. Или конкретно фейс подправит.

– Полагаешь, что тебе поэтому сейчас надо беспокоиться? Я ближе. Если не ответишь, я тоже могу разозлиться.

Багрянцев ухмыляется. По-доброму. Устало переносицу потирает и тянет:

– Ты понимаешь, что ты сейчас угрожаешь прокурору?

– Я бесстрашная женщина с билетом до Москвы.

– А я слабовольный мудак. Тебе бы это у Витька прямо спросить, а не у меня.

– Молчит. Сказал, что я дура молодая была.

– Так прямо и сказал? – хмыкает Багрянцев.

– Так и прямо. Так что? Почему Волков бросил универ?

– Он сказал тебе правду. Денег не было.

– Егор, блин!

– Но не всю. Короче, если что, ты ни черта не знаешь, я тебе ничего не говорил, Кулагина! Мне моя челюсть еще нужна, а Волков настоятельно “просил” держать язык за зубами.

– Я поняла. Рассказывай давай, – поглядываю на топчущегося чуть поодаль от нас Макара. Терпение – это точно не про моего бывшего мужа.

– Витек жил на полном обеспечении отца. Тот и учебу его оплачивал, и развлечения, Волков полностью финансово от него зависел.

– Я догадывалась.

– Родители у него по характеру капец какие тяжелые люди, Тони. Пару раз пересекались – впечатления на всю жизнь.

– Да, Ру мне говорила, что с ними тяжело уживаться.

– Именно. Когда батя Волкова узнал, что он с тобой встречается, с простой девчонкой, которую бабка воспитывает, ничего личного, Тони, – его отцу это не понравилось. Сильно. Какое-то время он Витьку спускал с рук ваши отношения, не встревая в его личную жизнь, в надежде, что сын перебесится, нагуляется и одумается. Но, – пожимает плечами Багрянцев, улыбаясь, – Волков конкретно залип на тебе. И когда дело начало набирать все более серьезные обороты, а его учеба двигаться к диплому… – многозначительно замолкает Багрянцев.

– Его отцу нужен был послушный щенок, который женится на какой-нибудь дочурке его компаньона и возьмет бразды правления семейным бизнесом в свои руки?

– Аха. А Волков, мало того, что отца своего послал прямым текстом, так еще и заявил ему, что любит и женится. На тебе. Вопреки всеобщему недовольству.

– Это в стиле Вика…

– Вот тогда батя ему и выдвинул жесткий ультиматум: либо ты, либо деньги. Как ты понимаешь, Волков выбрал…

– Меня… – едва двигая губами.

Осознание такого масштабного шага со стороны Волкова накрывает подобно грозовой туче, разверзшейся прямо над моей головой. Которой я машу, отрицая саму мысль, что Волков поставил на кон все… ради меня. Ради нас. Глаза жмурю, за голову хватаюсь и повторяю:

– Он выбрал меня. Господи… какая я дура, Егор…

Из-за меня ему пришлось бросить универ. Из-за меня Вик отказался от привычной и комфортной жизни под крылом родителей. Из-за меня ему пришлось пойти служить, потому что выхода другого не было! Год. Я должна была потерпеть всего лишь год! Вик верил в меня. Верил, что я дождусь. Любил. От семьи отказался ради “простой девчонки с улицы, на которой собирался жениться”. Он выбрал меня. А я? Я его бросила.

Не представляю, может ли человек ненавидеть себя больше, чем я ненавижу себя в этот самый момент. Сразу и слова его, сказанные в пылу ссоры, на место встают, и картинки прошлого складываются в одну, большую, цельную. Не радужную.

Он выбрал меня.

А я второй раз эгоистично промахнулась.

– Волков очень не хотел, чтобы ты об этом знала, Тони.

– Почему?

– Я могу только предполагать.

Смотрю на Багрянцева, тот хмурится:

– Не хотел тебя привязывать к себе своим решением. Ты же знаешь Волкова. Не хотел, чтобы ты обязанной себя чувствовала. По крайней мере, я бы поступил так же. Тут, как ни крути, был его выбор. Вполне осознанный.

Мне надоело играть в одни ворота. Думать и о тебе, и о себе. Надоело, что все… нужно только мне одному…

Не одному. Не только ему одному. Это не так! Я, возможно впервые в жизни, поступлю правильно. Поступлю так, как говорит мне сердце.

Решение приходит так неожиданно, что внутри все вспыхивает. Эмоции, чувства, ощущения – все смешивается в один взрывной коктейль. Страх, счастье, паника, восторг! Я хочу замереть и бежать. Хочу улыбаться и рыдать. Меня кидает, как перышко на ветру, из стороны в сторону. Я оборачиваюсь. Лихорадочно ищу взглядом Макара. Подлетев, забираю у него свой чемодан и бросаю:

– Прости. Я остаюсь. Хорошего полета, Макар, – улыбаюсь, как безумец, чмокнув бывшего мужа в щеку, игнорирую вопросы, летящие мне в спину. Руки трясутся. Ноги ватные. К Багрянцеву чуть ли не бегом возвращаюсь, не прося, требуя:

– Подкинешь?

Он не спрашивает, “куда”, просто улыбается, и так все понимая без лишних слов:

– Погнали.

Вещи мои забирает, широким шагом к парковке летит. Заразившись от меня волнением, всю дорогу гонит, ощутимо превышая скоростные режимы. В “шашечки” играет, лихо обгоняя плетущиеся по трассе иномарки. Опасно. Остро. Недопустимо. Но я настолько заведена и внутри настолько сильно кипит нетерпение, что я всю дорогу едва ли не секунды до встречи с Волковым отсчитываю.

Мы молчим. Я в своих мыслях, я подбираю слова, которыми буду просить прощения у Вика. Сердце колотится на разрыв аорты. Егор же… он, кажется, просто рад, что так вовремя и к месту оказался в аэропорту.

У Волковских ворот машина тормозит резко, с визгом тормозов и шлифовкой шин по асфальту. Без лишних слов я выскакиваю из салона и залетаю на территорию, перебирая ногами в сторону дома так быстро, что не мудрено в них запутаться.

Ступенька…

Еще одна…

Последняя…

Вдох – выдох. Жму на звонок. Зажмурившись, мысленно отсчитываю секунды. Проходит всего пять, когда дверь распахивается и я вижу перед собой Виктора. Рот открываю и… тут же закрываю. Глаза по его взъерошенным волосам пробегают, хмурым бровям, мрачному взгляду и задранной футболке, которую он лихорадочно поправляет. Не успеваю сложить картинку воедино, когда из-за спины мужчины свой нос высовывает…