Пристанище ведьм - Саша Пейтон Смит

class="p1">Мы осматривали прилавки в благоговейном молчании. На одном стояли тонкие восковые свечи всех цветов радуги. На другом лежали гадальные карты. Ведьма средних лет вложила Лене в руку камешек, и мне тоже – точно такой же. Он был гладкий, как речной, но с овальным отверстием в центре.

– Мне нечем вам заплатить, – растерянно пробормотала я.

– Вам этот оберег нужнее, чем мне, – ответила ведьма, качая головой.

Было что-то пугающее в том, как она смотрела на нас. Словно знала то, о чем мы сами не подозревали.

Многие ведьмы на рынке встречали нас тем же выражением лица. Некой неуютной жалостью. Интересно, они тоже в свое время учились в «Колдостане»?

Я подавила тревогу и окинула взглядом лотки с товарами. Их здесь было бессчетное множество. Я могла бы часами ходить по рынку, разглядывая медные монеты, обереги, кристаллы, крошечные железные котлы.

Мы с девчонками подошли к лотку в дальнем углу, за которым сидела ведьма с седыми волосами до пояса. Она продавала свечи с высеченными на них рунами.

– Выкоцки знает, что вы здесь? – хмуро спросила она, смерив нас взглядом.

– Конечно, – ответила Максин с милой улыбкой.

– Ох, молодежь! Думаете, вы так умело лжете? Что вы ищете? Неприятностей на свою голову? Похоже на то.

– Мы ищем зеркало для гадания.

– А, значит, неприятностей, – усмехнулась торговка. – Боюсь, я вам тут не помогу.

Максин достала из кармана ожерелье.

– Это не заставит вас передумать?

Ведьма тяжело вздохнула.

– Не все на свете решается деньгами, дорогая моя.

– А чем? – спросила я, готовая отдать за это зеркало все что угодно.

– Вам троим я его в любом случае не отдам. Это для вашего же блага.

– Такое оправдание всегда предлагают только женщинам, – проворчала Максин.

По лицу седой ведьмы проскользнула тень улыбки.

– Умные девушки, которые ищут неприятностей, – вот что самое опасное. Нет, я не могу вам помочь. Спросите Терезу Терези. Может, она окажется менее ответственной.

– Где она? – спросила Лена.

– Вон там, – ответила ведьма, кивая в сторону.

Я открыла было рот, чтобы поблагодарить ее, но Лена утянула меня прочь – туда, где нас, возможно, ждало зеркало для заклинания воскрешения.

На прилавке Терезы Терези лежали обереги от сглаза, и их синяя радужка смотрела прямо на меня. Глаза самой продавщицы были того же бирюзового, неестественного оттенка, а кожа выглядела обветренной. Рядом с кассой стояла табличка, но надпись там была на греческом, а его я не понимала.

– Мы ищем зеркало, – сходу заявила Максин.

Тереза перебирала колоду позолоченных карт, не глядя на нас.

– Какое зеркало, дочка?

– Для гадания. Старое. Полезное.

– Польза субъективна. Главное – намерение. С верным намерением подойдет и миска виноградного сока.

Максин уперла руки в бока.

– Миска сока мне не нужна. Мне нужно зеркало.

Тереза поморщилась, насколько это возможно, когда твое лицо и так все испещрено морщинами, и наконец подняла взгляд.

– Зачем?

– Не ваше дело, – огрызнулась Максин.

– Ничего особенного, – ответила Лена одновременно с ней.

– Чем можете заплатить? – спросила Тереза с сильным греческим акцентом.

– Этим, – сказала Максин.

Ожерелье свисало с ее изящных пальцев.

Терезу оно не впечатлило. Она цокнула языком.

– Ваши драгоценности мне не нужны.

У меня защемило сердце. Больше нам отдать было нечего.

– А зеркало-то у вас есть? – поинтересовалась Максин, нетерпеливо стуча ботинком по мраморному полу.

Тереза пристально взглянула на нее, сощурив глаза.

– Есть.

– Что вы за него просите? – вмешалась я.

Мне было уже страшно услышать ответ.

Тереза внимательно обвела нас взглядом, и от него по коже у меня пробежали мурашки. Что она видела под слоем моего дрожащего отчаяния?

– Мне надо убедиться, что вы настроены серьезно, – наконец произнесла Тереза и поджала губы. – Что вас связывают узы сестринства, необходимые для магии зеркала. Для нее вам нужен якорь. Вы можете быть якорями друг друга?

Я не понимала, что она имела в виду под якорями, но меня пугал ее серьезный тон. Я пришла сюда, переполненная уверенностью в себе. А теперь, перед лицом всех этих артефактов и ведьм, поняла, насколько мало на самом деле знаю о магии.

– Да-да, Лена с Фрэнсис мои якоря, – со вздохом отозвалась Максин, явно не разделявшая мой испуг. – Я их просто обожаю. Так что, мы возьмем зеркало?

Тереза покачала головой, и ее серьги мелодично звякнули.

– Не спеши, дитя. Расскажи мне о своих сестрах.

– Что именно? – фыркнула Максин, словно этот вопрос показался ей нелепым.

– Как они открыли в себе магию?

Не знаю, чего я ожидала, но точно не этого.

– Так же, как и все мы, – нетерпеливо ответила Максин, все быстрее и громче стуча каблуком. – Их души одновременно и дар, и проклятье. Знаем. Прошу вас, избавьте нас от нотаций.

– Нет. Расскажи подробнее о том, как это произошло, – потребовала Тереза.

– Фрэнсис убила человека. Лена, возможно, тоже.

– Нет, – поправила ее Лена, стоявшая у меня за спиной.

Тереза снова покачала головой.

– Видите? Вы совсем друг друга не знаете. Без знания не может быть доверия.

– Мы знаем другое. Более важное, – парировала Максин.

– Нет ничего важнее магии, – возразила Тереза и повернулась ко мне. – Расскажи своим сестрам, как это было.

Я вздохнула. Максин и так уже знала про мистера Хьюса, и смысла скрывать это от Лены не было.

– Мой начальник в ателье напал на меня вечером после работы. Мои ножницы сами по себе взлетели в воздух и вонзились ему в шею. Он умер у моих ног. А на следующее утро за мной приехала Максин.

Пожалуй, мне даже становилось чуть легче, когда я рассказывала об этом тем, кто мог меня понять.

Терезу ничуть не смутило описание убийства. Она махнула рукой на Лену.

– А у тебя?

Лена сделала глубокий вдох и закрыла глаза. Мышцы на ее лице напряглись. Я буквально чувствовала ее сомнения и боль от тяжелых воспоминаний. Даже подумала на секунду, что она промолчит. Навсегда скроет страшную правду. Однако Лена заговорила ровным, твердым голосом:

– Наверное, нет смысла это скрывать.

Она взглянула на нас с Максин, а затем на Терезу.

– Я училась в «Школе Томаса». Нас постоянно избивали, на нас кричали. Отбирали одежду, и даже по именам не называли. Не позволяли писать домой родителям. Если ученики умирали зимой, им не могли выкопать могилу в мерзлой земле, и трупы складывали на чердак. Я делила койку с другой девочкой, и она так горько плакала по ночам, что ей становилось худо. Мне было пятнадцать, когда меня заперли в сарае за то, что я «нагрубила учителю».

На секунду Лена запнулась, но тут же продолжила:

– Монахини говорили, что из