Войны Роз - Джек Ландер

Хотя Ричард подавил восстание Бэкингема, ни щедрый подкуп, ни жестокие репрессии не смогли умерить враждебность многих из его подданных[154]. Большая Хроника Лондона описывает некоторые события второй половины 1484 г.

В эти дни главными фаворитами короля, державшими в своих руках бразды правления, были лорд Ловелл (Lovell) и два джентльмена, звавшиеся мистер Ратклифф и мистер Кэтсби. Про них придумали крамольные стихи, вывешанные на храме в Чипе и в других местах города, следующего содержания: «Кот, крыса и собака Ловелл правят всей Англией при борове»[155]. Это должно было подразумевать, что вышеназванные три человека — лорд Ловелл и двое других, Кэтсби и Ратклифф, — управляли землей при короле, которого в соответствии с гербом называли белым вепрем.

Тотчас бросились повсюду разыскивать сочинителей стихов, и нескольких людей уже заподозрили, когда наконец двум джентльменам по имени Турбервилл (Turberville) и Коллингборн (Collingbourne) было вменено в вину их авторство и ряд других вещей. Их арестовали и бросили в тюрьму, а вскоре после …[пропуск в рукописи] в Гилдхолле состоялось слушание их дела, на котором двух упомянутых господ признали виновными. Одного из них, звавшегося Коллингборном, заставили сознаться в этом и других преступлениях. За что в следующий …[пропуск в рукописи] его отвезли в Тауэр Хилл и там безжалостно предали смерти, сначала повесив, а затем сразу же разодрав на куски; и его внутренности бросили в огонь. Казнь была проведена столь стремительно, что, когда палач вынул его сердце, несчастный еще успел произнести: «Иисус, Иисус!». Этот человек [Коллингборн] был очень любим людьми за добрый нрав и приятную внешность.{174}

Затем продолжатель кройлендского хрониста рассказывает о событиях, которые привели к последнему большому заговору против короля Ричарда, результатом чего явилось вторжение Генриха Ричмонда.

Праздник Рождества проходил с должной торжественностью во дворце в Вестминстере, и король с королевой вышли к народу в День Крещения. Именно в день этого торжества, проводимого, как и прежде коронация, с чрезвычайной пышностью и великолепием в Большом зале, король получил новость от заморских шпионов, что, несмотря на могущество и блеск его королевского положения, противники, без сомнения, сделают попытку вторгнуться в королевство следующим летом. Именно этого он желал сильнее всего, поскольку вообразил, что подобная попытка положит конец всем его страхам и неприятностям. Однако, благоразумно придя к выводу, что деньги, которых к тому времени у него практически не осталось, являются основой, необходимой для ведения войны, он обратился к тактике вымогательства, которую использовал король Эдуард и которую сам он осудил перед лицом всего Парламента. Это была так называемая беневаленция, суть которой отвратительна, как ее ни назови. Посему после проверки содержимого казны государства он повсюду разослал специально отобранных людей, которые должны были любым способом, будь то просьбы или угрозы, правда или неправда, насобирать огромные суммы денег у людей почти всех сословий.

О Боже! Ужели мы должны так долго останавливаться на этом предмете, приумножая подробное описание столь неприятных вещей, коих было такое великое множество, что едва ли возможно перечислить их все; эти примеры столь пагубны в своем примере, что нам не следует долее продолжать, дабы не дать пищи для умов вероломных. И так их было сверх всякой меры, считая многочисленные другие вещи, не упомянутые в этой книге, о которых мне больно говорить. Тем не менее не должно умолчать о том, что во время этого пира в честь праздника Рождества слишком много внимания придавалось танцам, веселью и показным сменам одеяний, подаренных королеве Анне и леди Елизавете, старшей дочери последнего короля. Платья этих дам были схожи по цвету и фасону, что породило кривотолки среди народа и вызвало изумление знати и прелатов: многие стали поговаривать, будто бы король рассчитывает договориться о заключении брака с упомянутой Елизаветой, надеясь либо на скорую смерть нынешней королевы, либо на развод, на который, по его мнению, он имел вполне достаточные основания; ему казалось, что нет никакого иного способа упрочить свою королевскую власть и положить конец надеждам своего конкурента.

Спустя несколько дней королева серьезно заболела, и казалось, что ей день ото дня становилось все хуже и хуже, потому что король совсем избегал ее ложа, якобы по совету врачей. К чему долго рассказывать? Где-то в середине следующего месяца, вдень большого затмения солнца, которое тогда случилось, вышеназванная королева Анна покинула сей мир и была захоронена в Вестминстере с почестями не большими и не меньшими, чем приличествовало при погребении королевы.

На специально созванном Совете король опроверг, что в его планы входит женитьба на своей племяннице Елизавете, как то утверждали противники этой идеи; он очень многословно оправдывал себя, заявляя, что такая мысль никогда не приходила ему в голову. Однако на Совете присутствовали люди, очень хорошо знавшие обратное. Теми же, кто особенно не желал подобного брака и чьему мнению король едва ли когда-либо осмелился бы противоречить, были сэр Ричард Ратклифф и Уильям Кэтсби, эсквайры его личной охраны. Они открыли ему глаза на то, что если он не откажется от своей цели относительно женитьбы в присутствии мэра или Палаты общин города Лондона, то его противники уже не ограничатся только недовольными высказываниями и предупреждениями: все северяне, в чьи сердца он вселил самую большую веру в себя, поднимут восстание против него и припишут ему смерть королевы, дочери и одной из наследниц графа Уорика, благодаря которому ранее он получил свое нынешнее высокое положение, и обвинят его в желании удовлетворить богомерзкую кровосмесительную страсть к своей вышеназванной племяннице. Помимо этого, они привели к нему больше дюжины докторов богословия, которые утверждали, что папа римский не сможет дать благословение на брак при столь близком кровном родстве.

Как многие считали, эти люди вкупе с другими такими же не стали бы столь усердно препятствовать планам короля, если бы не опасались, что в случае достижения упомянутой Елизаветой статуса королевы, вполне вероятно, спустя какое-то время в ее власти будет отомстить им как особым советникам короля в подобных делах за смерть своего дяди, графа Энтони, и брата Ричарда. Король соответственно последовал их советам и незадолго перед Пасхой в присутствии мэра и граждан Лондона в Большом зале приюта Св. Иоанна (Hospital of Saint John) во всеуслышание сделал упомянутое опровержение — скорее, однако, как многие предполагали, для удовлетворения просьбы тех, кто посоветовал ему так поступить, нежели следуя собственному желанию.{175}

В записях Компании Мерсерса описана эта сцена в Лондоне.

Поскольку среди народа, к большому огорчению короля, уже долго ходят придуманные и разносимые дурными людьми невежественные речи о том, что королева была отравлена по воле и с согласия короля для того, чтобы он мог сочетаться браком и взять в жены леди Елизавету, старшую дочь своего брата, недавно умершего короля Англии, да упокоит Господь его душу и пр., король послал за мэром и олдерменами и сам прибыл в приют Св. Иоанна, где вчера в Большом зале в присутствии многих своих лордов и других важных людей показал свое неудовольствия вышеупомянутыми слухами и сказал, что никогда не помышлял о подобном браке, никак не желал смерти своей королеве и не радовался ей, но, напротив, сердце его преисполнено скорби и глубокой печали, а горе его лишь становится сильнее оттого, что про него могут подумать такое, и что отныне любой распространяющий подобные лживые речи, должен будет замолчать под страхом вызвать монарший гнев. И король пообещал, что впредь любой, кто расскажет или повторит эту клевету, будет заточен в тюрьму вместе с тем, от кого он это услышал и пр.{176}

Кройлендский продолжатель снова принимается за рассказ:

Слухи о том, что вооруженные противники короля спешат высадиться в Англии, день ото дня становились все более упорными, и король находился в сомнении, какой из портов они выберут (поскольку никому из шпионов не удалось раздобыть эту информацию). В конце концов незадолго перед праздником Святой Троицы он отправился на север, оставив лорда Ловелла, своего гофмейстера, близ Саутгемптона срочно подготовить флот, чтобы иметь возможность держать под строгим наблюдением все гавани тех мест; тогда, если бы враг попытался там высадиться, можно было бы объединить все размещенные в этом месте силы и использовать возможность напасть на него.

Большое количество провианта и денег было потрачено впустую из-за столь непродуманной политики …[пропуск в тексте]. Король понес такие большие расходы, в силу обстоятельств будучи введен в заблуждение названием той гавани, которая упоминалась многими как место их возможной высадки. Поскольку говорят, что в окрестностях Саутгемптона так же, как и в Уэльсе, есть гавань под названием Милфорд (Milford), то некоторые увидели знак провидения в том, что это было не то всем известное место, а другое, носившее то же самое название. И, кроме того, король в это время, казалось, все внимание уделял укреплению южных частей королевства. Но все оказалось напрасным: в первый день августа[156] враг, не встретив никакого сопротивления, при попутном ветре высадился в знаменитой Милфордской гавани (Milford Haven) близ Пембрука.