Фашизм. Тоталитарное государство - Желю Желев

Принимается как данное, что фашистская партия и государство, как «сообщества», наиболее полно отражают общие интересы граждан, сливаясь с ними. Следовательно, партия и государство отождествляются с понятиями народ, нация, родина и т.п. Отсюда вытекает, что между государством и отдельным гражданином не может быть противоречий, а если, вопреки такой «логике», нечто подобное все-таки проявится, то виноваты будут граждане и им придется нести все издержки по урегулированию этого противоречия.

Вообще, принципом тоталитаризма является полное подчинение индвидуума, частного «сообществу»; безраздельное господство «сообщества» над частным.

Противоположный смысл имеет традиционная демократия, какой бы ограниченной она ни была, какой бы ни была ее классовая природа: она ставит ударение на отдельном, индивидуальном. Для нее политической ценностью является отдельная личность и все иные ценности более общего порядка, например, государство, политические партии, массовые организации призваны служить личности, помогать ее становлению и сохранению, и прежде всего сохранению гражданских и политических свобод.

Возводя отдельную гражданскую личность в ранг высшей политической ценности, демократический принцип исходит из того, что развитие и расцвет общества (но не государства) зависят от степени развития индивидуальности его граждан. Развитым, многообразным и богатым может быть только общество, состоящее из свободных и всесторонне развитых личностей.

В качестве иллюстрации противоположностей между тоталитарным и демократическим принципами в государственном строительстве можно привести пример древних Афин и Спарты. Хотя Спарта и не была тоталитарным государством в смысле, придаваемом этому понятию XX веком, ее основной принцип был, по сути, тоталитарным. При ее военизированном строе отдельная личность была целиком подчинена государству и основным предназначением граждан считалось служение государству, воспитание в себе качеств стойких и закаленных воинов. Вся духовная жизнь, все мышление индивидуума было подчинено этой цели.

На этой основе Спарта достигла больших успехов в военном деле и стала в ряд наиболее мощных в военном отношении греческих государств. И все. В области культуры она не создала ничего.

В противоположность ей Афинская республика, другое большое государство Древней Греции, где процветала рабовладельческая демократия, создала все условия для развития отдельной индивидуальности в среде свободных граждан. Там, по словам Гегеля, «...гений свободно мог воплощать свои концепции и этот принцип создал великие художественные произведения изобразительного искусства и бессмертные произведения поэзии и истории» (126—389).

Предоставляя полную свободу творцам, Афины, как магнит, притягивали духовные силы всего эллинского мира: Эсхила, Софокла, Аристофана, Фукидида, Диогена Аполлонийского, Пифагора, Анаксагора и других выходцев из Малой Азии. Таким образом Афины стали столицей, центром культуры всего эллинского мира.

И это естественно: демократия, широкие гражданские свободы, которые она предоставляла индивидууму — лучшая почва для расцвета отдельной личности, и, следовательно, для развития общества.

По той же причине ни одно фашистское государство в XX веке не создало почву для великих достижений литературы и искусства, культуры вообще. Лишь в военизированных сферах науки и техники фашистское государство может опередить другие страны, добиться значительных успехов, эксплуатируя одновременно талант тысяч ученых и миллионных масс. Гитлеровская Германия далеко продвинулась в производстве ракет ближнего и дальнего действия (Фау-1 и Фау-2), перед своим крахом она была на пороге создания атомной бомбы. Италия, несмотря на сравнительно ограниченные национальные возможности, тоже достигла некоторых успехов в области военной авиации. Но ни германский, ни итальянский, ни испанский фашизм не оставили ни одного крупного произведения искусства, не внесли вклад в общечеловеческое культурное наследие.

Бесплодие культурной политики фашизма объясняется не небрежением или незаинтересованностью государства, как иногда полагают. Напротив, причина в слишком пристальной «заботе» со стороны государства и фашистской партии. Политические вожди дошли до того, что предписывали художникам и литераторам, чем вдохновляться, что и как изображать, чтобы режим признал их произведения искусством. «Нападая» на немецких модернистов, среди прочего Гитлер произнес и одну верную фразу: «Гений не бессмыслен». Однако он не упомянул о другой особенности гения «им нельзя руководить». Потому что тот, кто имеет амбиции руководить им, должен быть еще гениальней. Гений не нуждается в наставниках.

б) Исполнительная власть — над законодательной

Политическая структура тоталитарного государства несовместима с демократией. Абсолютная централизация власти делает невозможным применение основного демократического принципа в государственном строительстве — разделения властей. Формально три вида власти (законодательная, судебная и исполнительная) сохраняются в той мере, в какой сохраняется парламент, правительство и суд как государственные органы. Но только формально. Срастаясь с государством, фашистская партия держит под полным контролем все три власти. На практике и парламент, и правительство, и суд состоят из членов фашистской партии, которых она контролирует организационно. Следовательно, все три власти становятся своего рода звеньями фашистской партии, подобно партийным органам. Поэтому партия и рассматривает их как органы, предназначенные для того, чтобы проводить ее политику в государстве и гражданском обществе.

Или, если мы попытаемся более целостно представить положение вещей, получается следующая картина: государство формально построено по образцу буржуазной республики, с соблюдением принципа разделения властей. По над всем государством с его тремя властями и их соответствующими органами стоит фашистская партия, возглавляемая несменяемым вождем. Она осуществляет неограниченный контроль над тремя властями, над всей государственной машиной. В то же время никто не может контролировать саму партию: ни государство, ни массовые организации, ни гражданское общество. Власть партии — от имени всего народа, как самовластие монарха — от Бога.

Получается некая тавтология власти. Правительство, парламент и суд выполняют директивы фашистской партии, т.е. проводя одну и ту же политику и одинаково безвластны по сравнению с партийным руководством, фашистское государство в реальной политической жизни избегает формализма, перемещая акцент в сторону исполнительной власти. Поскольку все решается не парламентом, правительством и судом, а руководством фашистской партии, роль трех государственных властей становится чисто исполнительной. Или, что то же самое, единственной реальной государственной властью является исполнительная власть.

Чтобы устранить эту аномалию, добиться большей оперативности в работе государственного аппарата, фашистская партия наделяет исполнительную власть законодательными функциями. Так, правительство получает право издавать законы, становясь и законодательной властью. А орган законодательной власти парламент — приобретает сугубо формальное значение и используется для пропаганды мнимой демократичности режима.

Получив 24 марта 1933 года из рейхстага Закон о чрезвычайных полномочиях, согласно которому «Имперские законы могут издаваться имперским правительством» (103—94), правительство Гитлера таким образом отстранило от дел сам рейхстаг — высший законодательный орган. Впоследствии все законы, имевшие судьбоносное значение для фашистской Германии, издавались Гитлером. Его правительство — классический пример того, как фашистское государство передает законодательную власть в руки исполнительной и этим полностью разрушает принцип разделения властей. После 24 марта 1933 года рейхстаг служил партийному вождю Адольфу Гитлеру трибуной, с которой он произносил свои пропагандистские речи перед иностранными дипломатами и журналистами.

За семь лет до этого то же самое произошло с правительством Муссолини. Протащив «чрезвычайные фашистские законы» в 1925-1926 гг., фашистская партия установила однопартийную систему и полностью завладела государственным аппаратом, режим дал решительное преимущество исполнительной власти перед законодательной, или точнее — предоставил законодательные функции исполнительной власти. Правительство смогло решать вопросы, входившие до того исключительно в компетенцию парламента. Свои первые «реформы» в этом направлении итальянский фашизм осуществил, издав два закона: а) Закон о правах и обязанностях главы правительства, первого государственного секретаря и б) Закон о праве исполнительной власти издавать правовые нормативные акты. Этим роль парламента как законодательного органа была сведена к нулю.