Разлюбовь, или Злое золото неба - Андрей Зотов

Я сбегал к «Хаммеру», под которым припрятал рюкзак, и перенес его к черному ходу. Стараясь действовать бесшумно, минут десять на ощупь искал стеклорез. Наконец он нашелся, а следом и десантная пила, напоминающая толстую шишковатую гитарную струну, свернутую в кольцо. Еще нужен пластырь и на всякий случай дымовая шашка. Вот с фонариком я пролетел – оставил в багажнике мотоцикла, придется ограничиться зажигалкой.

Скоро я уже взбирался на козырек мельницы. Тут надо было встать, животом прижимаясь к стене, сделать шаг влево и уткнуться носом в решетку окна.

Пили, пили, десантная пила! Что тебе эти восемь не особенно толстых прутьев, если ты, помнится, даже рельсу одолевала на спор. Через четверть часа я вынул решетку и, пристроив ее на козырьке, достал стеклорез и монтажный пластырь. До чего же здорово шипит алмаз по стеклу, оставляя тонкую полосу, насквозь горящую в свете луны!

Стекло с наклеенным по периметру пластырем щелкнуло. Я вынул его, тоже пристроил на козырьке и осторожно полез в нутро кирпичного логова. Тут сильно пахло соляркой, а от работы дизеля вся кромешная тьма легонько дрожала.

Подо мной, похоже, была пустота. С поджатыми ногами, повиснув на руках лицом к луне, я медленно вытягивался во весь свой рост, и вот уже левая подошва, а за ней и правая нашли опору. Ступеньки. Вспыхнул огонек зажигалки. Так, все ясно. Новую мельницу построили поверх старой, а между ними на всякий случай спрятали пружину легкой винтовой лестницы, где я и очутился. Жалко, фонарика нет, с ним было бы гораздо проще.

Крохотное пламя зажигалки худо-бедно прокладывало путь в темноте, освещая изнанку недавней кирпичной кладки. Если оглянуться, то у меня за спиной все словно дымилось, а на мохнатых ступеньках оставались такие глубокие следы, точно шел я по мягкому серому снегу. Вот сколько тут было лежалой пылищи!

Поднимался я медленно. Шум дизеля становился все глуше, зато крепли другие, не совсем определенные звуки, в которых я, наконец, узнал голоса – раз… два… три мужика негромко разговаривали между собой. Еще полсотни ступенек – и за поворотом забрезжил слабый электрический свет.

Так, зажигалка пока не нужна. Я подкрался к окошку, распахнутому внутрь мельницы. Оттуда, снизу, и доносился разговор, а еще оттуда тянуло табачным дымом и запахом жареной дичи.

Внутри логово представляло собой помесь кирпично-деревянной харчевни, занимавшей первый этаж, с подобием многоярусного отеля наверху. Два коридора тянулись по окружности друг над другом, ограниченные толстыми перилами. В нескольких нишах томились заброшенные пальмы, а у зеркала, на растяжках, висела большая боксерская груша. Широкая лестница сбегала вниз, к необъятному столу, за которым как раз и разговаривали трое – знакомые все лица. Стол, как говорится, был девственно чист, если не считать пары пепельниц и пачки легкого «Мальборо». Еду еще, видимо, только готовили, а пока шла официальная часть. Речь держал сам Маркель – он сидел во главе стола, с дальней его стороны, и мне было хорошо его видно. По левую от него руку со скучающим видом курил… генерал Марголин собственной персоной. Перед ним и лежало «Мальборо». Так вот кто явился на вертолете! Или как? Напротив генерала с еще более скучным видом сидел Вотульский.

– …вещи своими именами, – говорил Маркель. – «Валдай» был сбит на высоте около девяти тысяч метров. Так, Сережа?

(Сережа! Значит, они хорошо знакомы?)

– Восемь пятьсот, – ответил Марголин. – Но высота в данном случае не имеет никакого значения. Две ракеты прошли его насквозь и не взорвались. «Валдай» стал не столько падать, сколько планировать, и перешел в бреющий полет.

– Как это выглядело на радарах? – быстро спросил эксперт. У него был низкий приятный голос и едва уловимый акцент.

– Никак. На радарах он был не виден.

– Почему?

– Спросите, чего полегче. – Генерал говорил отрывисто, сухо, и вообще создавалось впечатление, что бал тут правил именно он. – Я, например, вообще не понимаю, по каким законам воздухоплавания он перемещался в воздухе. Я не понимаю, почему не разорвались ракеты. У меня немало вопросов по поводу «Валдая», но кому их задавать? Разве что Елисею Бурко. Могу задать их вам, Збигнев, как правой руке господина Маркеля по вопросам научно-технического характера. Ведь, кажется, как-то так выглядит ваш статус?

– Не только по научно-техническим вопросам, – уточнил Маркель. – Еще и по организационным. После того как ты забрал у меня Фомичева, я и пригласил Збышека.

Вон оно как! Оказывается, криптолог был в команде Маркеля!

– Фомичева никто у тебя не забирал, Петя, – возразил Марголин. – Фомичев сам попросился на отдых. Кроме того, у вас с ним наметились весьма серьезные разногласия этического характера.

Маркель захохотал:

– Не наметились, Сережа, – возникли! И не весьма серьезные – принципиальные! Я в его глазах – гангстер, для которого нет ничего святого. Гангстер промышленного шпионажа. А я всего лишь выполнял задание Родины. Сначала одно, потом другое. Потом пятое, десятое… Она отправила меня на Запад укреплять свою внешнюю мощь, а в начале девяностых вдруг хлоп – и перестала нуждаться в моих услугах. Вот мне и пришлось поступиться некоторыми принципами и срочно становиться другим. Злым, беспринципным, безжалостным. Иначе я бы просто не выжил. И теперь я надеюсь только на себя и верю только себе, а не какой-то там Родине. Тем более…

Тут Марголин его мягко перебил:

– Кто же знал, Петя, что реформы коснутся даже нашего ведомства?

– Да не в реформах дело, – поморщился Маркель. – При чем здесь реформы? Если бы про меня просто забыли – это я понял бы: время суматошное, не до меня. Но про меня не забыли. Меня продали американцам. Всю нашу сеть продали.

Маркель говорил спокойно, просто рассказывал, как было дело, – рассказывал не столько Марголину, сколько себе, как бы лишний раз утверждаясь в какой-то своей правоте. И не было в его голосе ни горечи, ни обиды. Это было давно, поезд ушел. Оказывается, никакой он не эмигрант, а бывший шпион, хоть и промышленный (бывший?). Значит, и Фомичев с генералом из той же компании. Они ворошили какие-то свои давние дела, а я слушал, затаив дыхание.

– Кто старое помянет, тому глаз вон, – все так же мягко сказал Марголин. – Сколько можно, Петя, переливать из пустого в порожнее? Я не для этого сюда приехал. И не продали – скажи спасибо полковнику Любимову: он перекинулся в Туманный Альбион и поделился с англичанами информацией, а СИС поделился ею с ЦРУ. А наши просто-напросто от тебя открестились. Но это же обычная практика.

– Да плевать мне на вашу практику! – сказал Маркель. – Я был обычным археологом и горя не знал, пока с вами не связался… С рыцарями плаща и кинжала… А знаешь, почему американцы меня не посадили, а только экстрадировали?

– Конечно, знаю, – ответил генерал. – Потому что ты для них гораздо более полезен здесь, в России. Потому что они тоже заинтересованы в том, чтобы в проекте «Валдай» так или иначе наступила определенность. В отличие от наших американцы очень внимательно следят за новыми разработками во всех областях науки и техники. Любимов ушел в Англию не с пустыми руками, сам знаешь, – кое-что из работ Бурко он с собой прихватил. Так что ему спасибо скажи. Поэтому спутник-шпион «Кохинор» с некоторых пор кружит по новой орбите. Не исключено, что он сейчас висит над нами и слушает наш с тобой разговор. Полагаю, твои слова американцам нравятся.

Пауза.

– Я не работаю на американцев, – сказал Маркель.

– Конечно, не работаешь. Вы все работаете на себя. Так оно вернее, да и прибыльнее, не правда ли? Родине сколько не дай, ей все будет мало. А быть «черным археологом» международного класса – дело куда более выгодное и ни к чему особо не обязывающее. Только вот текущая информация по «Валдаю» почему-то оказывается у них чуть ли не в реальном времени. Как это понимать? Одного спутника-шпиона тут маловато. Если иметь в виду, что тебя продала Родина и что тебя не посадили лет на двадцать пять, то, сам понимаешь, Петя, какие напрашиваются выводы. Однако я не спешу их делать. Это начальство меня поторапливает. Ему вынь да положь.

– «Черным археологом»? – подал голос поляк. – Что это?

– Сейчас объясню. – Марголин закурил новую сигарету. – В России есть такая любительская профессия. Существует захоронение – допустим, курган. Но у государства, как правило, нет средств на раскопки. И несколько человек на свой страх и риск идут и копают. И, как правило, находят много чего интересного. Вот Фомичев был одним из них, пока мы не взяли его к себе… Ладно, пора вернуться к нашим баранам. Для начала, Збигнев, давайте расставим точки над «i» относительно вашего тут пребывания. Давайте реконструируем общий расклад на сегодняшний день.

– Давайте, – согласился поляк.

– Итак, работы здесь ведутся в рамках одного из проектов военно-промышленного назначения, проекта, разумеется, секретного и весьма серьезного. Да и вообще практически все ноу-хау Елисея Бурко взяты в серьезную разработку нашим спецведомством, которое представляет, разумеется, интересы государства. Так что на этот счет можете быть спокойны. Ваша сомнительная структура получила неофициальный, но вполне легитимный заказ от структуры нашей, которую представляю я. Поскольку господин Маркель… Ничего, Петя, что я так тебя называю?.. Поскольку господин Маркель был хорошо знаком со спецификой некоторых ноу-хау Елисея Бурко и оказался в то время в пределах нашей досягаемости, мы и остановили свой выбор на вашей команде, предоставив вам определенный карт-бланш. Главным аргументом в вашу пользу был определенного рода опыт господина Маркеля…