Единственная женщина - Анна Берсенева

— Не лопнут. Все прошло, Лизонька, не о чем волноваться. А хоть бы и не прошло — все равно… Я не хочу об этом думать, я о тебе буду думать, да?

Прошептав это, он подхватил ее под мышки, как маленькую — как когда-то на улице у Ингиного подъезда, вспомнила Лиза, — и подтянул повыше: так, что их губы снова оказались рядом и сомкнулись…

Они не спали всю ночь — отдаваясь неодолимой силе, влекущей друг к другу их души и тела, сотрясающей и ласкающей, страстной и нежной силе. Любовь, всепобеждающая любовь соединила их этой ночью, и никто был не в силах и не вправе их разъединить.

Часть вторая

1

Никогда он не видел Юру таким.

Сергей вспоминал те моменты, когда ему непонятно было, какое чувство отражается в Юриных глазах — когда тот смотрел на льдины, плывущие по темной воде, когда Юля медленно двигалась в золотистом полумраке комнаты и Юрка не отводил от нее глаз… Когда он слушал Сашу Неделина и думал о своем, прищурившись, глядя то на пламя лесного костра, то на его отблески в речной воде…

Все-таки их было не так уж много, этих моментов — почти все, что происходило с Юрой, было понятно Сергею; он чувствовал даже то, что не мог выразить точными словами.

Но таким он не видел его никогда. И запрещал себе понимать, хотя разгадка была проста — достаточно было взглянуть на Юру и Лизу, чтобы понять: произошло то, что должно было произойти между ними неизбежно. И Сергей отводил глаза, подавляя в себе чувство скрытой и неизбывной боли…

Он даже знал, когда это произошло: догадался по тому, что в понедельник утром Юрка выглядел совершенно отрешенным — никогда такого не бывало с руководителем «Мегаполис-инвеста», способным с ходу «завести» любое количество самых разнохарактерных людей.

— Случилось что-нибудь? — спросил Сергей, зайдя к Юре, как обычно, перед недельной планеркой.

— Случилось? Нет. Или — случилось, не знаю; не от слова «случай». Не обращай внимания, сейчас приду в себя.

Трудно было не обратить внимание! Но Ратников быстро взял себя в руки, это он умел. Совещание он уже проводил, как обычно — мгновенно улавливая главное в докладах начальников отделов, отдавая короткие и точные распоряжения и твердо держа в руках бразды правления своим «Мегаполисом» и работающими в нем людьми.

Сергей задержался и после совещания: надо было обсудить то, что находилось в стадии становления и не предназначалось для широкого круга. Псковитин знал, что это-то и есть самое важное для Юры: ни успешно работающие заводы, ни налаженные английские фирмы, ни корабли во Владивостоке не вызывали у Ратникова такого острого интереса, как уже созданная, готовая к работе «система», состоящая из информационной службы, проектирующих, строительных, эксплуатационных фирм, на которую Ратников положил столько времени, к которой привлек столько людей и которая вот-вот должна была заработать в полную силу, включившись в мощный европейский концерн через Германию.

— Меня что-то настораживает, Юра, — сказал Сергей, когда они остались одни.

— Почему? — тут же спросил Ратников.

— Трудно объяснить… Наполовину — интуитивно, я нюхом чую какую-то опасность, но выводы делать пока рановато. А наполовину — реально. Я просто не уверен в этом Звонницком.

Звонницкий был начальником службы информации — новой, созданной Ратниковым специально для этого проекта и располагавшейся не в центральном здании «Мегаполис-инвеста». В руках Звонницкого оказались сосредоточены важнейшие нити «системы» — пожалуй, после Ратникова он оказывался самой влиятельной фигурой в ней.

Сейчас, пока «система» еще не включилась на всю катушку, служба информации занималась тем, что собирала банк данных обо всех российских фирмах, могущих представлять хоть какой-нибудь интерес в будущем, — и уже по тому, как велик был составленный ею подробный список, можно было понять масштаб готовящегося проекта.

— Я в нем не уверен, — повторил Псковитин. — Это впервые такое — что я не могу на все сто поручиться за человека, от которого так много зависит. Вроде и работает нормально, и, ты говоришь, профессионал высококлассный — а я не уверен, что он работает только на нас…

— Ты знаешь что-то конкретное?

— Ну-у, если б знал! Другой был бы разговор… Говорю же: какие-то очень косвенные свидетельства того, что доверять ему опасно. Как хочешь, Юра, — я бы его сменил, и чем скорее, тем лучше!

— Хорошее дело, Серега! — Ратников встал, прошелся по кабинету. — Заменить человека, который все наладил, который так или иначе владеет всей информацией! Во-первых, это даже технически трудно, а во-вторых — по-моему, в этом случае гораздо больше опасность, что он начнет работать против нас: и от обиды, и просто для заработка. Разве нет?

— Да, — нехотя согласился Псковитин. — Это-то и неприятно: как будто сами себя в угол загнали… Ладно, что попусту воздух сотрясать! Посмотрю еще — может, зря нервничаю.

Ему был не слишком приятен этот разговор: он считал Звонницкого своим проколом — в конце концов, в его обязанности входила всесторонняя проверка и он должен был все сделать задолго до того, как тот начал работать. Черт его знает, как он проморгал…

Настроение у него было из-за этого настолько испорчено, что он почти забыл странную Юрину отрешенность и взволнованность, которая так бросилась ему в глаза с утра.

Но потом, через несколько дней — он просто не мог не замечать, что душа его друга взбудоражена, что ему стоит огромных усилий включаться каждый день в обычную деловую жизнь.

Псковитин всегда знал, что бизнесмен Ратников сильно отличается от своих коллег — отличается каким-то душевным избытком, в котором не было никакой необходимости для успешной коммерческой деятельности. Порою Сергей видел, что Юре приходится сознательно «выключать» какие-то свои способности, чтобы соответствовать тому, чем он занимался сейчас.

Он всегда был такой — и в детстве, занимаясь математикой, мог всю ночь читать какие-то малопонятные «слепые» ксерокопии, никакого отношения к математике не имеющие, или, например, объяснять Сережке, почему человеческая внешность не совпадает с отражением в зеркале…

Но теперь он его ни о чем не спрашивал: сначала просто потому, что знал — все, что возможно, Юрка и сам ему расскажет, а потом — потому что догадался и стало не до расспросов…

Если Юра выглядел потрясенным, растревоженным, то Лиза, наоборот, казалась такой счастливой, как никогда прежде. То удивительное сияние, которое лилось из ее глаз, стало теперь настолько сильным, направленным — как казалось Сергею, — что ему хотелось зажмуриться, встречая ее взгляд: он знал, что это сияние предназначено не ему…