Воспитание чувств - Джорджетт Хейер

– Однако! То было приватное развлечение, среди друзей, под присмотром моей тетки! Причем здесь это? Как ты могла сравнить подобное с публичными скачками в Эпсоме? Ты понимаешь, что на тебя будут делать ставки, и все кому не лень станут глазеть на леди Шерингем? Я и в самом деле начинаю подозревать, что ты сошла с ума!

Геро прижала ладошки к щекам.

– Я не думала… – промолвила она, – не знала… Ох, Шерри, не сердись на меня!

– Не сердиться на тебя! А что прикажешь делать, когда ты из одних неприятностей попадаешь в другие, дискредитируя себя и меня, а потом лепечешь, будто не знала? Или твоя кузина ничего не говорила тебе? Разве не приходила она сюда только для того, чтобы предостеречь – ты ни в коем случае не должна совершать ничего подобного?

– Да, приходила, – понуро кивнула Геро. – Но я не стала ее слушать, потому что она говорила всякие глупости, а ты сам сказал, что она – недалекая гусыня! Вот я и решила, что она всего лишь…

Он вновь не дал ей договорить, а на лице у него появилось такое выражение, при виде которого она испуганно съежилась на стуле.

– Значит, это я сказал тебе не слушать ее, не так ли? Мне следовало бы догадаться, что именно этим все и кончится! Значит, я так сказал? Или, быть может, это я предложил тебе участвовать в скачках? Ну конечно, кто же еще! Это я говорил тебе, что надо обязательно выбрасывать деньги на ветер, играя в фараона, верно, девочка моя? И занимать у лихоимцев, и…

– Ох, Шерри, прошу тебя, не надо! Ах, если бы только я послушалась кузину Джейн и Ферди!

– Ферди! – воскликнул виконт. – Выходит, и он тоже предостерегал тебя?

Она, жалобно кивнув, ответила:

– Да, но я не стала слушать и его, потому что он так же глуп, как и кузина Джейн, и я подумала… Я подумала, ты будешь доволен, если я сумею обогнать леди Ройстон!

Виконт зарычал от бешенства и, словно обезумев, схватил себя за волосы. Геро закрыла лицо руками и заплакала.

Его светлость, придя в себя, прошелся по комнате, нахмурившись и о чем-то сосредоточенно размышляя. Метнув угрюмый взгляд на жену, он наконец изрек:

– Не плачь. Слезами горю не поможешь. Ты наверняка погубила себя в глазах тех единственных людей, мнение которых имеет для нас значение.

Геро не нашла в его словах ничего, что могло бы утешить ее и заставить не плакать, но честно попыталась сделать это. Жалобно высморкавшись, она сидела, глотая слезы, пока его светлость продолжал метаться по комнате. Выждав несколько минут, она робко встала, подошла к нему и умоляющим тоном произнесла:

– Ох, Шерри, пожалуйста, прости меня! Я не стану участвовать в скачках… честное слово, я бы никогда не поступила так, если бы знала, что тебе это не понравится! Я не хотела ничего дурного! Ах, если бы я не была такой невежественной!

Его светлость остановился, глядя на жену.

– Да, ты сделала это не нарочно, – произнес он. – Я прекрасно знаю. Или ты хочешь сказать, я во всем виноват? Что ж, я знаю и об этом, но нам с тобой от того не легче.

Геро, схватив супруга за руку, крепко сжала ее.

– Нет, нет, ты ни в чем не виноват! – сказала она. – Это я глупая и надоедливая, и мне очень стыдно!

– Нет, вина лежит только на мне одном, – возразил Шерри. – Мне с самого начала не следовало жениться на тебе. Не будь я таким бестолковым идиотом, я бы знал… Ладно, что теперь об этом горевать! Просто ты не годишься для самостоятельной жизни в городе, не имея другого советчика, кроме меня.

Геро отпустила руку мужа, щеки девушки залила смертельная бледность, и она впилась испуганным взглядом в его лицо.

– Шерри! – прошептала она.

Его светлость возобновил метания по комнате. Он больше не хмурился, но, казалось, постарел на несколько лет и осунулся. Резко остановившись, виконт бросил:

– Остается только одно. У тебя нет матери, которая могла бы дать совет и наставить тебя, посему именно моя матушка должна научить тебя всему, что следует знать. Мне нужно было с самого начала передать тебя ей в руки! Однако еще не поздно: я отвезу тебя в Шерингем-Плейс завтра. Предупреди свою горничную, пусть заранее уложит твои вещи. Всем остальным я скажу, что ты захворала и отправилась в деревню поправить здоровье.

– Шерри, только не это! – всхлипнула она. – Ты не можешь быть таким жестоким! Я не поеду! Твоя мать ненавидит меня…

– Вздор и чепуха! – перебил ее виконт. – Говорю тебе, у нас нет иного выхода! Я не хочу сказать, будто моя мать – чертовски умная женщина, но она, по крайней мере, знает, как вести себя в обществе, и может…

Геро обеими руками вцепилась в лацканы его сюртука.

– Нет, нет, Шерри, не отправляй меня к ней! Вернуться домой опозоренной…

– Никто не будет знать, почему ты вернулась. Почему, черт побери, кто-нибудь должен удивляться тому, что тебе вздумалось навестить свою свекровь?

– Кузина Джейн поймет все, и мои друзья тоже, да и леди Шерингем расскажет всем, какой я оказалась порочной и безнравственной!

– Вздор! Кто сказал, что ты порочная и безнравственная?

– Она так скажет! Твоя мать с самого начала твердила, что я сломала тебе жизнь, а теперь будет знать, что оказалась права! Шерри, лучше убей меня, только не отправляй обратно!

Он разжал ее кулачки, отцепил от своих лацканов и строго заявил:

– Перестань молоть всякую чушь! В жизни не слышал такого претенциозного вздора! Неужели ты не видишь, я лишь делаю то, что должен был сделать с самого начала?

– Нет! Нет! Нет!

– Не «нет», а «да»! – заявил его светлость, упрямо сжав губы. – Все, я больше не желаю ничего слушать, Геро! Я так решил. Завтра ты поедешь в Шерингем-Плейс, и я сам отвезу тебя туда.

– Шерри, нет! Выслушай меня! Умоляю, выслушай! – отчаянно взмолилась она.

– Говорю тебе, не впадай в истерику! Неужели ты не видишь, что мы не можем и дальше продолжать жить так же, как раньше? Я не могу научить тебя, каким образом ты должна вести себя! А вот моя мать может и сделает это!

После такого заявления виконт, решительно отстранив от себя Геро, направился к двери.

– Шерри! – в отчаянии вскричала она.

– Нет! – окончательно и бесповоротно отрезал его светлость и захлопнул за собой дверь.

Глава 18

Вечером простуда несколько отступила под натиском надлежащего лечения, и мистер Рингвуд почувствовал себя настолько хорошо, что мысль об ужине в одиночестве у собственного камина вызвала у него вполне понятное отвращение. Камердинер доложил ему: на улице поднялся пронизывающий ветер с мокрым снегом, поэтому Джил решил, что отправляться в один из клубов было бы непозволительной глупостью, и вместо того отослал записку на Кэвендиш-сквер, умоляя мистера Фейкенхема оказать ему честь, составив компанию за ужином, а затем и сыграв пару робберов в пикет.

Ферди, тронутый бедственным положением друга, немедленно отменил прежнюю договоренность о встрече с приятелями в гостинице Лонга; он прибыл на Страттон-стрит, где его и принял хозяин с покрасневшим носом, одетый в теплый парчовый халат пурпурного цвета, который некогда носил он сам, и синий шейный платок в белый горошек, небрежно повязанный вокруг горла. Столь неподобающий наряд поразил в самое сердце тонкого ценителя и знатока вкуса, коим полагал себя Ферди, и он без обиняков заявил мистеру Рингвуду, что тот выглядит дьявольски плохо.

– Я и чувствую себя так же, – мрачно ответил Джил, после чего с вызовом добавил: – Но во всяком случае я позволил камердинеру побрить себя!

– Да, – согласился Ферди, с содроганием вспоминая картину, которую являл собой мистер Рингвуд ранее. – Если бы он не сделал этого, Джил, старина, я бы не стал ужинать с тобой. Не смог бы проглотить ни крошки! – Он с некоторой опаской уставился на синий шейный платок в белый горошек. – Проклятье, я совсем не уверен, что мне это удастся даже теперь!

Однако уже совсем скоро Фейкенхем смог воздать должное очень недурному ужину, состоящему из краба в масле, жареной баранины с пастернаком, пирога с фазаном и гарнира, а также соленой осетрины, заливного из телячьих хрящиков и жареных свиных ушей. Запивая эти яства превосходным шамбертеном[53], мистер Рингвуд почувствовал, что возвращается к жизни, и даже рискнул предположить: если добавить к этому несколько глотков портвейна, присовокупив к нему капельку бренди, то завтра он проснется совсем другим человеком.

Достопочтенный Ферди не нашел изъянов в такой программе, посему скатерть была убрана, на стол водружены графины, и два друга начали первую партию в пикет. За этим занятием обоих вскоре и застал лорд Ротем, заглянувший к мистеру Рингвуду с тем, чтобы узнать – ведь Ферди столь прискорбно провалил порученную ему миссию, – что следует предпринять, дабы не позволить леди Шерингем окончательно уронить себя в глазах высшего общества. Мистер Рингвуд объяснил, дескать, он намерен сам нанести визит на Хаф-Мун-стрит уже на следующее утро; и трое джентльменов едва успели пожалеть об отсутствии четвертого игрока, который составил бы партию в вист, как в дверь вновь постучали.