Воспитание чувств - Джорджетт Хейер

– Что-нибудь случилось, старина?

Виконт, удивленно подняв голову, ответил:

– Нет. С чего бы вдруг?

– Именно об этом я и спрашиваю себя. Не хочу лезть без спросу в твои дела. Просто подумал, что в последнее время ты не в духе. Кстати, очень приличное вино.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь «не в духе»? Я еще никогда не чувствовал себя лучше, Джил!

– Ну, если подумать, то и я не имею в виду чего-либо конкретного. Просто вдруг пришло в голову. Такое случается со мной время от времени. Хотя, пожалуй… Вот вчера ты ушел из «Вотьерза» совсем еще рано. Что, дела совсем плохи, Шерри?

– О господи, нет конечно! Ничего такого, о чем стоило бы волноваться. Правда, я в последнее время регулярно встречаюсь со своим поверенным, потому что изрядно поиздержался, так что все не столь радужно. Но ничего плохого не случилось, поэтому идти по стопам Таллертона я не намерен, сразу говорю.

– Чертовски рад это слышать, Шерри! – сказал мистер Рингвуд. – Мне никогда не доставляло удовольствия смотреть, как ты таскаешься с Ревесби по его притонам. Жулики и простаки, мой мальчик! Жулики и простаки!

– Можешь быть спокоен: с ним я больше никогда не пойду ни в притон, ни в какое-либо иное место, говорю откровенно! – чуточку резче, чем следовало бы, отозвался Шерри.

Мистер Рингвуд спокойно встретил горящий взгляд его голубых глаз и невозмутимо осведомился:

– Ты, никак, поссорился с ним, Шерри?

Виконт, коротко рассмеявшись, заявил:

– Я пытался вызвать его на дуэль. Оскорблял его почем зря! Господи Иисусе! Я даже ударил его по лицу! Но он безнадежный трус. Я так и сказал ему об этом – а он молча проглотил мои слова, как и все остальное.

– Этого следовало ожидать, – заметил мистер Рингвуд. – Но что заставило тебя вызывать его на дуэль, старина? Не ребенок, надеюсь?

– Ребенок? Ах, это! Нет конечно!

Мистер Рингвуд погрузился в тактичное, но при том выжидательное молчание. Шерри вновь наполнил бокалы, подошел к огню и сапогом поправил полено, после чего оглянулся на своего друга.

– Джил, только между нами, – начал он.

– Можешь на меня положиться, старина.

– Да, знаю. Я бы не стал ничего говорить тебе, если бы не был уверен в этом. Дело касается моей жены.

Мистер Рингвуд выпрямился, и на лице его отразился ужас.

– Ты хочешь сказать мне, что этот негодяй…

– Нет, нет, все не настолько плохо! – быстро сказал Шерри. Виконт опустился в кресло по другую сторону камина и в нескольких словах поведал другу о том, что случилось здесь, пока он был в Ньюмаркете.

Мистер Рингвуд внимательно слушал его, в нужные моменты издавая звуки, которые свидетельствовали о его крайнем изумлении. Он без колебаний поддержал виконта в том, каким образом тот разрешил ситуацию, добавив, что дело абсолютно ясное; а когда услышал, как сэр Монтегю наотрез отрекся от своего участия во всем этом, презрительно фыркнул.

Но к тому времени бокалы вновь потребовалось наполнить, и, после того как виконт проделал эту операцию, оба джентльмена провели приятные полчаса, припоминая различные инциденты из прошлого сэра Монтегю, не снискавшие ему славы. Кроме того, они свободно обменивались мнениями относительно его характера и моральных качеств, и эти высказывания становились все более оскорбительными по мере того, как понижался уровень вина в бутылке. От подобных экзерсисов друзья получили несказанное удовольствие; мистер Рингвуд даже снизошел до того, что заявил: он не чувствовал себя так хорошо с того самого момента, как Ревесби возник на горизонте.

– Все, что ни делается, Шерри, – все к лучшему, помяни мое слово! Лишь бы только он не попробовал провернуть очередную пакость с твоей женой, чего я, зная о том, какой он трусливый малый, не опасаюсь, особенно после того, как ты поймал его на горячем. Но все равно, не спускай с него глаз, дружище.

– Я и не собираюсь, – ответил Шерри. – Да, и при том мне придется присматривать за Котенком, клянусь богом! Знаешь, Джил, это дьявольски трудное дело! Я начинаю терять покой и сон, честно тебе признаюсь! Главное, она ведь вовсе не стремится попадать впросак. Но… А, ладно!

Мистер Рингвуд задумчиво уставился на вино в своем бокале.

– Геро не сделает ничего, что, по ее мнению, тебе не понравилось бы, Шерри, – неуверенно проговорил он.

– Знаю, но вся штука в том, что она полагает, будто мне могут понравиться поистине шокирующие вещи! – сказал его светлость. – При этом она принимает на веру каждое мое слово и считает все мои поступки не только правильными, но и разумными… От этого можно поседеть, Джил, честное слово! Она бы ни за что не додумалась обратиться к тем кровососам, если бы я не оказался таким дураком, что упомянул, как имел с ними дело. Она не залезла еще глубже в долги, попытавшись отыграться, и все из-за того, что я сам пробовал провернуть подобный фокус! Ты не поверишь, у меня буквально кровь застыла в жилах, когда я узнал об этом!

Мистер Рингвуд согласился – подобное потрясение способно нанести серьезный удар по нервной системе любого мужчины; но после короткой паузы добавил:

– Знаешь, что я думаю, Шерри?

– Да, ты думаешь: она не имела в виду ничего плохого, – отозвался виконт. – Ты уже говорил это раньше – собственно, только и делаешь, что повторяешь эти слова вновь и вновь! – о чем я и сам знаю, так что можешь не утруждать себя.

– Я собирался сказать совсем другое, – возразил мистер Рингвуд. – Я хотел обратить твое внимание, что она не делает ошибок дважды. Я уже заметил.

– Ну, и к чему ты клонишь? – нетерпеливо осведомился его светлость.

– А вот к чему. Здесь кроется нечто такое, чего ты не видишь, Шерри. Я уже давно так думаю, – глубокомысленно заметил мистер Рингвуд и погрузился в раздумья.

Но виконт был не из тех, кто размышляет о значении загадочных изречений, и потому не обратил внимания на слова друга. К тому времени он ликвидировал последствия «аферы Джиллингем», как он ее называл. И, хотя при этом ему пришлось пойти на некоторые крайне непопулярные меры, такие, как например, продажа собственных лошадей, он был склонен полагать, будто выпутался из скверной истории куда лучше, чем можно было надеяться.

Но правда заключалась в том, что цифры, которые предъявил ему поверенный, повергли его светлость в шок. У него просто не укладывалось в голове, как он мог потратить такие сумасшедшие деньги. Они недвусмысленно свидетельствовали о том, что его траты за игорным столом чрезмерны, и, поскольку он на самом деле не испытывал столь болезненной привязанности к азартным играм, как могло бы показаться по событиям минувшего года, виконт хладнокровно решил ограничить себя в подобном досуге. В любое другое время года скука могла бы вновь отправить его за игорный стол, но его светлость был завзятым охотником с собаками, а сейчас сезон охоты был в самом разгаре. Шерри проводил много времени в Лестершире; единственным, что омрачало радость виконта, были мысли о поступках Геро в его отсутствие.

А она прилагала титанические усилия, стараясь не впутаться в неприятности, и, не считая того, что прокатилась по Сент-Джеймс-стрит в своем фаэтоне, ей это почти удалось. На неделю Геро приехала вместе с Шерри в Мелтон, развлекая Ферди и мистера Рингвуда в охотничьем домике. Но, поскольку леди настаивала на том, чтобы отправиться на охоту с собаками вместе со всеми, повторяя при этом действия мужа с трогательной, пусть и слепой, верой в его мудрость, он наотрез отказался повторять подобные эксперименты.

В этом Шерри поддержали друзья, которым неустрашимое поведение новобрачной испортило настроение на весь день. Она во всем копировала его светлость, поэтому собственных борзых не затоптала, но даже мистер Рингвуд вынужден был признать: нет ни малейшей возможности положиться на Геро в том, что она будет вести себя во время гона так, как полагается взрослой женщине.

Лорд Ротем также проводил бо́льшую часть времени в Лестершире, поскольку его последняя ссора с мисс Милбурн привела к серьезному охлаждению между ними, которым ловко воспользовалась решительная и целеустремленная родительница Красавицы. Миледи целила очень высоко, амбиции же Северна стали настолько осязаемыми, что дошли до ушей его матери.

Герцогиня неожиданно прибыла в Лондон в сопровождении многочисленной свиты: своего капеллана, экономки, сенешаля и унылой запуганной дамы неопределенного возраста, оказавшейся кем-то вроде фрейлины. Ставки, предлагаемые в клубах на то, что его сиятельство все-таки решится сделать предложение, возросли многократно; но, когда стало известно, что герцогиня лично пожаловала с государственным визитом на Грин-стрит, те, кто поставил на кон кругленькую сумму, в буквальном смысле затаили дыхание. Никто, разумеется, не знал доподлинно, как проходил этот утренний прием, однако знакомые герцогини описывали ее поведение по отношению к Милбурнам на следующей Ассамблее как чрезвычайно любезное.