Распускающийся можжевельник - Кери Лэйк

была есть ягоды! Паника в голосе Рэймонда соответствует напряжению в моих мышцах и осознанию того, что он прав.

Я ползу к стволу дерева, но мои руки похожи на лапшу, такие слабые и бесполезные, что я падаю вперед, ударяясь подбородком о вырванный из земли корень подо мной.

— Ты слаба, Дэни. Ты умрешь. Мрачный тон Рэймонда эхом отдается у меня в ушах, когда мой обзор сужается до булавочного укола.

Я моргаю от звуков рычания и стука зубов.

На коленях прямо за деревом стоит Разъяренная, волоча руку по грязи и облизывая пальцы. Питается моей кровью. Сверху на меня обрушивается тяжелый удар, сотрясающий мои мышцы. Рычание. Еще один сильный удар привлекает мое внимание наверх, где что-то ударяет по стволу дерева надо мной.

Рычание усиливается, и я возвращаю свое внимание к тому, кто пьет мою кровь. Когда она подползает ближе, мой рот открывается для слабого крика, и я напрягаю ноги, чтобы оттолкнуть ее, но они не двигаются по моей команде. Холодная рука хватает меня за лодыжку, стаскивая с дерева, и как бы сильно я ни хотела драться и царапаться, чтобы вырваться, все что я могу сделать, это позволить ей забрать меня.

Глава 24

Рен

Голова уткнулась мне в колени,

Я сажусь на раскладушку, избегая испытующего взгляда Арти.

— Ты даже не представляешь, как близок он был к тому, чтобы тебя убили, Рен. Этот парень мог не задумываясь свернуть тебе шею. И Альберту тоже.

— Этого будет достаточно. Твердый голос папы накрывает меня — вместе с чувством облегчения, когда я вижу, как он приближается.

— Теперь она в безопасности.

Я хмуро смотрю на него, одетого в странную униформу, когда он стоит за пределами камеры. Два солдата Легиона отдают ему честь, как тогда, в доме, и Арти следует его примеру.

— Я хочу, чтобы ее немедленно освободили. А мальчик должен быть взят под стражу, как только его найдут. Уничтожен на месте.

Я бросаюсь к решетке, неверие в слова папы вытесняет облегчение, которое было несколько мгновений назад.

— Что?

— На время моего отсутствия за ней будет установлено наблюдение.

— Что ты делаешь? Где Шестой?

Суровые глаза прожигают меня, такого гнева я не видела у папы, и я делаю шаг назад от решетки.

— Больше ни слова, — предупреждает он.

Охранник Легиона открывает камеру и, схватив меня за руку, вытаскивает из нее.

Я вырываю у него свою руку и вылетаю из поста охраны, надеясь, что поездка домой даст некоторые ответы.

Вместо того, чтобы найти папин грузовик за пределами участка, меня ждет блестящая черная машина, и два охранника сопровождают меня внутрь. Папа втискивается рядом со мной, а напротив нас, развалившись, сидит мужчина в безупречном костюме.

— Рен, это Александр Шолен.

Шолен. Технологии Шолена. Он — детище сообщества. Тот, кто спроектировал самодостаточный город, самопровозглашенный лидер этого места. Я читала о нем в статьях, предоставленных библиотекой. Как он сотрудничал с некоторыми из крупнейших компаний в мире, чтобы построить Шолен до вспышки.

— Я так понимаю, у тебя была встреча с молодым человеком, который сбежал из больницы. Скажи мне, Рен, какова была природа вашей встречи? В его голосе есть маслянистая нотка, жесткая и роботизированная, и это так же неуместно, как и его чистая и причудливая внешность.

Я бросаю взгляд на папу, который не удосуживается взглянуть на меня, но продолжает смотреть на Солена.

— Он спас мне жизнь. Альберт и его друзья пытались … они собирались… они пытались причинить мне боль.

— Эрикссон стал проблемой, — вмешивается папа, в его голосе слышится гнев, и когда взгляд Солена останавливается на нем, он отводит взгляд от мужчины.

— Рен, твой отец — очень уважаемый врач. Очень полезный человек в нашем маленьком сообществе. Итак, если вы можете не обращать внимания на проступки юного Альберта Эрикссона, я также не обращу внимания на ваши.

— Какие проступки? Я не сделал ничего плохого!

— Рен, — предупреждает папа рядом со мной. — Хватит.

— Предоставление преступнику жилья является основанием для казни или унижения. Мой долг — обеспечить безопасную среду для нашего сообщества. Ваш долг — соблюдать законы или отвечать за последствия. Теперь я понимаю, что молодой Эрикссон повел себя нестандартно. С ним поступят соответствующим образом.

Мои челюсти сжимаются от усилия сдержать ядовитые слова, жаждущие вырваться наружу.

— Где он? Где Шестой?

— Заключенному удалось сбежать, но наши солдаты выследили его примерно в пятнадцати милях отсюда, до можжевелового дерева. Его взгляд скользит к папе и обратно ко мне.

— Кажется, он был хорошо экипирован.

Рыдание подступает к моему горлу, но я отказываюсь плакать перед этим ублюдком. Я приберегу свои слезы для Шестого. Когда это будет важнее всего. Не для мудака передо мной.

— Будьте уверены, он будет незамедлительно возвращен на объект, из которого сбежал.

— И подвергался пыткам? Для этого его там держали, верно? Чтобы вы могли морить его голодом, избивать и вспарывать, чтобы сшить обратно!

— Хватит, Рен!

Я поворачиваюсь лицом к папе, предательство в его глазах воспламеняет мое и без того пылающее сердце.

— Как ты мог? Как ты мог позволить этому случиться? Как ты мог позволить им сделать это?

Игнорируя меня, он поднимает взгляд на Шолен.

— Я могу заверить тебя, что мы будем сотрудничать. Больше не будет проблем, с которыми нужно бороться.

— Спасибо вам, доктор. Еще раз, мы благодарны за то, что вы являетесь частью нашего сообщества. Было бы обидно потерять такого талантливого человека. И, возможно, в будущем, Рен, ты тоже сможешь внести свой вклад в наше сообщество.

Я лежу на боку, смотрю в окно на луну высоко в небе. Полумесяц. Его форма выглядит так, как будто по нему соскребли инструментом, большую его часть вырезали, оставив только щепку с тусклым блеском.

Жжение в глазах тянет меня ко сну, но каждый раз, когда я закрываю глаза, все что я вижу, — это Шестого, приготовленного к пыткам. Эти монстры калечат его тело для развлечения. Мне потребовалось почти два месяца, чтобы вытащить его из этих кошмаров, а теперь я снова погрузила его в них.

Откидывая одеяло, я выскальзываю из кровати и подхожу к окну, за которым в темноте виднеется сарай для столбов. Часть меня хочет сбегать туда, посмотреть возможно, он вернулся. Хотя частичка того, что осталось от моего сердца, знает что его там нет. Он никогда больше не прокрадется в мою комнату. Я никогда не буду петь ему на сон грядущий. Он никогда не поцелует меня, не улыбнется своей Шестой улыбкой, не займется со мной любовью.

Если он выживет, его сожгут, порежут и принесут в жертву ради блага целого.

Я прижимаюсь лбом к стеклу, и на меня накатывает новая волна слез. Как бы это ни было больно, я не хочу чтобы боль уходила, потому что это все, что у меня осталось от него. Я так устала плакать,