Полное затмение - Андреа Жапп

– Матушка, матушка… Умоляю, объясните, что все это значит.

Аннелета приложила палец к губам, призывая Леоне к молчанию. Прошло несколько минут, когда, казалось, вокруг метались зловещие призраки.

Аннелета опустила руки, приоткрыла глаза и, глядя на Леоне, удивительно равнодушным тоном пустилась в объяснения:

– Вскоре после кончины вашей тетушки, вашей любимой приемной матери, нашей славной Элевсии была назначена другая аббатиса. Очаровательная, дружелюбная на вид. Она была такой ласковой с нами. Но меня не обманешь. И поэтому она предпочитала не связываться со мной. Это была приспешница – да что я говорю! – сообщница камерленго. Это она завербовала Жанну д’Амблен, сделав ее исполнительницей своих подлых дел. А когда Жанна стала ей не нужна, она ее отравила. Знаете, она даже мне угрожала, надеясь получить манускрипты. Но мужественная Эскив д’Эстувиль уже вынесла их из аббатства. Должна признать, мадам де Нейра умела проигрывать. Она как можно скорее покинула аббатство, даже не отомстив мне, поскольку стремилась во что бы то ни стало избежать встречи со мной. Мне не хватает слов, чтобы охарактеризовать ее. Когда я назвала ее «дьяволом с лицом ангела, вышедшим прямиком из ада», я использовала простое и довольно часто употребляемое сравнение. На самом деле все гораздо сложнее. Мадам де Нейра вовсе не одержимая. Как ни странно, но в отличие от Жанны д’Амблен и Бланш де Блино, она не пылала лютой ненавистью. Скорее… Конечно, вы изумитесь, услышав эти слова, сказанные об убийце, но они единственные, которые приходят мне на ум: мадам де Нейра была преисполнена бодрой и несгибаемой решимости.

Тревога целиком захватила Леоне, когда он покидал аббатство. Зло неумолимо приближалось. Аньес д’Отон решила отправиться в Суарси, пообещав взять с собой двух туповатых жандармов, которым было не под силу тягаться с бестией с изумрудными глазами. Многие годы эта женщина действовала в тени, за плотным занавесом. Она была виновна в смерти нескольких монахинь и его любимой тетушки Элевсии. Ей удалось стать аббатисой, и весь этот маскарад она устроила, чтобы завладеть манускриптами и передать их камерленго. Она без колебаний обратилась за помощью к ведьме, чтобы отравить мадам д’Отон, оставшись при этом в тени. Одним словом, речь шла о самом таинственном и наиболее опасном враге, с которым Леоне когда-либо приходилось встречаться. Лишь счастливая случайность и дружеское отношение к Аннелете позволили Леоне напасть на его след. И сон. Господь хранил их.

Защитить Аньес. В какое-то мгновение он уже решил ехать в Шартр. Нет, он не мог так поступить. Надо как можно скорее вырвать зло с корнем, выкорчевать его так, что ему понадобится целая вечность, чтобы вновь возродиться. Ибо зло всегда возрождается. Выиграть время. Надо выиграть время, чтобы спасти Аньес. Надо раздавить гадину.

Мануарий Суарси-ан-Перш, октябрь 1306 года

Уже наступала ночь, когда Франческо де Леоне добрался до толстых квадратных башен мануария. Спускалась сырая прохлада. Сквозь кожаные занавеси, закрывавшие узкие окна просторного общего зала, просвечивали отблески огня факелов. Это было единственным признаком, что в мануарии еще не легли спать.

Леоне спешился и привязал свою лошадь к одному из колец, вделанных в стену служебных помещений.

– Стой, моя хорошая, – прошептал он на ухо лошади. – Мы переночуем здесь. Было бы неразумно продолжать путь. Тебя вымоют и накормят.

Леоне пришлось долго колотить кулаком в массивную деревянную дверь, прежде чем он услышал недоверчивый голос:

– Кто там в этот недобрый для христиан час?

– Рыцарь-госпитальер Франческо де Леоне, Аделина. Я был гостем вашей госпожи и прошу приютить меня на ночь. Меня и мою лошадь.

Раздался лязг тяжелого железного засова, запиравшего дверь.

В дверном проеме появилась Аделина. Присев в реверансе, она одной рукой придерживала тяжелую дверь, а второй пыталась поправить шапочку, и поэтому чуть не упала.

– Ах… И вправду это вы, рыцарь, Боже милосердный, а наша добрая дама нас не предупредила… Что же я могу предложить вам?

– Густая похлебка и кусок хлеба станут для меня настоящим пиршеством, моя славная Аделина. Я недавно ел. Не займется ли Жильбер моей лошадью? А потом мне надо с ним поговорить.

– У меня остался гороховый суп со свиным салом и прочей всякой всячиной. Честное слово, он очень сытный. Простодушный небось уже храпит. Он спит как сурок, поверьте мне. Я поставлю горшок на очаг и разбужу его.

Наконец Аделина распахнула тяжелую дверь и впустила рыцаря в дом. Затем она убежала на кухню, оставив Леоне в зловещем просторном зале со стенами, почерневшими от копоти факелов. На госпитальера нахлынула волна воспоминаний. Здесь Аньес вышла из себя, заставив его ответить на все вопросы. Здесь она почти угрожала ему, в страхе за Клемана, ее родного сына. Здесь она призналась, глядя куда-то вдаль, что ее дети были зачаты от других мужчин, поскольку ее супруг был бесплоден. Она унижала себя, называла себя шлюхой. А ведь она была самой великолепной, самой лучезарной женщиной из всех, которых он когда-либо встречал.

Вошла Аделина. Из кухни она принесла дрова и хворост.

– Положите все это на пол, Аделина. Я сам разожгу огонь. Разбудите Жильбера, прошу вас. Моя лошадь устала. Ее мышцы разгорячились от скачки. Я боюсь, что она простудится.

Угловатая девушка бросилась исполнять просьбу Леоне.

Рыцарь разжег огонь, потом тяжело опустился на массивный сундук, стоявший возле камина.

Столько лет, столько шагов наугад, столько беспокойных ночей, столько разочарований, но он наконец близок к цели. Леоне не сомневался в этом. Теперь осталось лишь открыть потайную дверь. Ту самую, за которой скрывался Свет.

– Наш рыцарь, друг нашей доброй феи! – прогремел Жильбер Простодушный, сжимая в руках шапку.

Немного заспанный, с взлохмаченными волосами, но радостный, Жильбер переминался с ноги на ногу, стоя в дверях просторного зала. Леоне встал и сделал несколько шагов ему навстречу.

– Входи, славный Жильбер, и закрой дверь. Ночь выдалась холодной.

Жильбер не заставил себя просить дважды. Он легко захлопнул тяжелую дверь.

– Я поставил в стойло ведро со свежей водой и дал вашей лошади овса. Ночь для нее будет доброй.

– Спасибо, Жильбер. Я уеду завтра на рассвете. Оседлай ее заранее. А теперь подойди ближе. Мне нужно объяснить тебе кое-что. Это очень серьезно, – медленно и мягко сказал Леоне, так, как обращалась к Простодушному Аньес.

– Да, да…

Жильбер, нахмурив лоб от напряжения, подошел к рыцарю.

– Речь идет о доброй фее, нашей даме.

На лице грубоватого, но славного Жильбера отразилась тревога.