Тригон. Изгнанная (СИ) - Дэкаэн Ольга

«Тогда зачем пошёл со мной?» — гадает она, когда вдалеке неожиданно раздаётся жуткий рёв, словно предсмертный кличь раненого животного. Такое она уже слышала раньше.

— Что это? — приподнимаясь на локте, настороженным шёпотом спрашивает Тилия, ни к кому конкретно не обращаясь. Холодный воздух тут же продирает до костей, заставляя снова юркнуть в спасительное тепло витилигских шкур. Ей никогда не привыкнуть к таким резким сменам температуры, для этого нужно родиться в Пекле.

— Это Таны трубят в рог, — поясняет Рон, как ни в чём не бывало, переворачиваясь на другой бок. — Так они дают сигнал Витилиго, что наступила ночь и можно начинать охоту. Отдохни немного, они нас не достанут.

Но когда спустя всего лишь несколько минут рядом раздаётся тихое утробное рычание, сон с Тилии, как ветром сдувает.

Ничего более жуткого она в жизни не слышала!

«Может у меня слуховые галлюцинации?» — с надеждой думает она, до рези в глазах вглядываясь во мрак за высокой стеной огня. Но когда взгляд натыкается на полные тревоги и без того огромные глаза Руки, понимает, что слух её не подвёл: их выследили, окружили, загнали в угол. Витилиго всё же явились за ними. Дрожь пробегает по телу Тилии, когда совсем близко раздаётся протяжный вой хищного животного, а затем ещё одного, пока всё это не сливается в один жуткий, звериный зов.

«Сколько же их там?» — гадает Тилия, покрываясь липким потом и прижимая к груди кулак, с зажатым между пальцами клинком. От её оружия мало толку, но так спокойнее.

— Не дёргайтесь, — раздаётся совсем рядом приглушённый воем голос Рона. Ещё секундой ранее мирно дремавший, он теперь сидит на земле, нарочито медленно беря в руки своё оружие, на фоне которого её нож выглядит просто игрушечным. — Они реагируют на резкие движения. Не вставайте и следите, чтобы костры не погасли, иначе нам конец.

— Рано или поздно они догорят… — стараясь перекричать вой своры, отзывается Рука. — А что потом? Мы все понимаем, что до восхода солнца нам не хватит дров.

— Придётся рискнуть. Эти твари боятся огня. Каждый возьмёт по факелу… Псы не станут нападать.

Тилии очень хочется верить словам друга, но то, что твориться за огненной преградой, пугает настолько, что кажется, им нет спасения. Она медленно выбирается из своего мехового кокона и, зажав уши руками, чтобы хоть как-то заглушить дружный вой диких псов, вглядывается в темноту поверх языков пламени. И видит звёзды. Так ей кажется в первый момент, пока не вспоминает, что она в Долине и вокруг лишь стены.

— Сколько же их там? — голос срывается, когда Тилия медленно обводит глазами округу, а ярко-жёлтые точки тем временем пристально следят из темноты за каждым её движением.

— Не меньше сотни, — впервые со времени появления изгнанника, она слышит его спокойный голос. — Может и больше.

Следующие несколько часов проходят в тягостном ожидании. Время тянется слишком медленно и Тилия мысленно подгоняет его, то и дело, запрокидывая голову, в надежде приблизить рассвет. Но небо по-прежнему непроглядно-чёрное. Время от времени слышны повизгивания, словно свора не может поделить между собой ещё не убитую добычу и вступает в постоянные перепалки друг с другом, но как только вдалеке раздаётся тихое, словно предупреждение, рычание, всё тут же прекращается.

— Вожак стаи, — ни к кому конкретно не обращаясь, подаёт голос изгнанник. Он сидит чуть поодаль, скрестив длинные ноги, а его лёгкий клинок без рукоятки с глухим стуком снова и снова опускается на носок ботинка, словно отсчитывая секунды.

— Может им надоест, и они уберутся прочь? — неуверенно спрашивает Тилия, зябко кутаясь в тёплые шкуры.

— Ты бы отказалась от сочного куска мяса, только потому, что приходиться ждать? — бросает на неё насмешливый взгляд Рон, подбрасывая в огонь ещё дров. — Мы их единственная цель на эту ночь. Они не сдвинуться с места пока не взойдёт солнце или пока не погаснет один из костров и в нашей защите не появится брешь.

— Не жалеешь, что пошёл с нами? — чтобы хоть как-то отвлечься, обращается она к Рону и тот к её удивлению расплывается в улыбке, так напоминающей улыбку того восьмилетнего мальчика.

— Эй, Ти, рано ты о смерти думаешь! — тут же подбадривает он, протягивая руку и нежно стискивая её подбородок. Его пальцы, в отличие от её собственных, невероятно тёплые. — Что я зря вытаскивал тебя? У нас ещё куча дров, да и оружия хватает. Скоро рассветёт, и мы двинем дальше.

— Мы все здесь знаем, что костры погаснут раньше…

— И это говорит та, которая прикончила соперницу на арене голыми руками?

— Я не выиграла бы тот бой, не знай я про яд, — отзывается она, с неохотой вспоминая вчерашний день.

— Плевать на то, как ты победила! Думаешь, борьба — это только правила и законы? На войне все средства хороши. Даже сейчас Таны играют нечестно, отсиживаясь в своих пещерах, пока их псы выслеживают добычу. Но поверь мне на слово, пировать они станут вместе!

— Если ты так пытаешься меня воодушевить, у тебя плохо получается, — отшучивается Тилия, но на душе гадко. Рон даже бровью не повёл, когда она упомянула о яде, а значит, все его слова о чудесной способности пересекать барьер без угрозы для жизни изначально были ложью. Он прекрасно знал, что нужно сделать, чтобы избавиться от невидимых глазу кандалов, которыми их сковали каратели. Тилия переводит взгляд на однорукую гоминидку и, встретившись с ней глазами, понимает, что та тоже заметила эту оплошность.

— Зато ты несколько раз подумаешь, прежде чем опускать руки, — парирует Рон, игриво щёлкая пальцем по кончику её замёрзшего носа.

Ему даже в голову не может прийти, какая неразбериха твориться сейчас в её голове. В Башне до наступления совершеннолетия запрещались любые телесные контакты и ни один представитель противоположного пола не прикасался к ней, не считая объятий отца перед Посвящением, постоянных потасовок с братом, порой доходящих до драк и железных тисков изгнанника, в тот день, когда чуть не погиб Заячья Лапка. Но вряд ли то, что произошло между ними на барьере, можно расценить, как проявление интереса по отношению к ней. Эта был поединок, из которого она вышла победителем и только.

Что бы Рон не говорил, а она рада, что не позволила изгнать Кира. Присутствие ещё одного человека в их компании успокаивало. Она уже видела, на что способен изгнанник, а лишняя пара рук, способная держать оружие, сейчас не помешает.

И тут только Тилия ловит себя на мысли, что назвала изгнанника человеком. Когда же она перестала делить гоминидов и людей? Все они для неё стали чем-то большим, чем просто облучёнными. У большинства есть пара рук и ног, многие здраво мыслят, что даже у башенцев не всегда получается. Да у некоторых есть изъяны, как у Руки или Вары, делающие их неполноценными, уродующие правильные черты или тела. Но они разумны! Они думают, рассуждают, любят, боятся…

Тилия бросает мимолётный взгляд на друга детства и что-то внутри неё переворачивается. Возможно, это он помог ей избавиться от предрассудков, которыми уже не одно столетие были напичканы все без исключения жители внутреннего города. Каждый имеет право на лучшую жизнь и не Совету решать, кому жить в тепличных условиях Башни, а кому умирать на грязных улицах Пекла.

Когда запасы дров практически на исходе и огонь начинает захлёбываться, ночь, наконец, начинает сдавать свои позиции. Едва тьма рассеивается, сердце Тилии обрывается. Витилиго действительно сотни! Огромные чёрные тела в беспорядке лежат вокруг их стоянки, в ожидании добычи. В первый момент кажется, что псы спят, но, когда она различает светящиеся жёлтые точки на белесых приплюснутых мордах, понимает, что ошиблась. Витилиго выжидают подходящего момента, чтобы напасть, ждут, когда исчезнет их непреодолимый враг. Огонь!

— Бледная, тебе лучше поторопиться, — подаёт голос Рука, то и дело поглядывая на угасающий огненный барьер и торопливо упаковывая свой мешок. — Надевай ботинки и готовься бежать.

— Ты шутишь? — Тилия окидывая взглядом чернеющее море из собачьих тел, — Да там наступить некуда! При всём желании мы не продвинемся и на сотню шагов.