Трагедия ленинской гвардии, или правда о вождях октября - Николай Коняев

«Сердечное сочувствие большевикам» и личное знакомство с высшими партийными бонзами, как мы знаем, не мешало ему оставаться банкиром и участвовать в весьма прибыльной операции по изъятию у населения облигаций займа свободы.

Разумеется, одними только консультациями по экономическим вопросам деятельность Филиппова в ВЧК не ограничивалась. Кроме этого, а вернее главным образом, он был стукачом.

«На обязанности моей лежало чисто личное осведомление Дзержинского о настроениях в правых кругах (сведения получались либо от Л. Н. Воронова, москвича, финансиста, либо от А. А. Ханенко из Петрограда), во избежание возможных выступлений против Советской власти и ввиду того, что кадеты начали заигрывать с правыми, а эсеры готовились к выступлению»{229}.

О моральной стороне поступков Алексея Фроловича мы говорить не будем, но ума и осторожности ему было не занимать.

«Однажды Александрович вызвал меня (он был заведующим отделом преступлений) и предложил записаться в С.Р. Я ответил, что предпочитаю оставаться беспартийным ввиду сочувствия моего к большевикам…»{230}

Тем не менее и в коммунистическую партию Филиппов вступать не спешил.

«Я предпочитаю быть около большевиков и с ними, но, не накладывая на себя партийных обязанностей…»

И вот этого-то осторожного, секретного осведомителя самого Феликса Эдмундовича Дзержинского и арестовал Моисей Соломонович Урицкий.

6

В «Каморру народной расправы» Алексей Фролович вляпался сам, когда заступился за арестованного в Петрограде Александра Львовича Гарязина — своего дореволюционного компаньона как по делам русского патриотизма, так и по коммерческой линии.

Александр Львович Гарязин был директором-распорядителем технико-промышленного транспортного общества, а в прошлом — чиновником особых поручений при Олонецком губернаторе, членом общества заводчиков и фабрикантов, одним из организаторов Всероссийского Национального Союза, публицистом, редактором-издателем еженедельника «Дым Отечества».

Еженедельник «Дым Отечества» Александр Львович начал издавать в 1912 году, когда наметился раскол русского движения. Преодоление раскола, стремление «сплотить русских людей, идущих вразброд» и было объявлено стержневой идеей издания.

«Не скоро еще найдется подходящий момент для начала издания, посвященного изучению России и обзору современной действительности, чем наши дни, хотя и тревожные и несущие опасность… — пророчески заметил Гарязин в статье «Моя вера», открывавшая первый выпуск «Дыма Отечества».

Помогал Александру Львовичу Гарязину сплотить русских людей, идущих вразброд, конечно же, Алексей Фролович Филиппов. Будущий осведомитель Ф. Э. Дзержинского вскоре и занял редакторское кресло «Дыма Отечества»…

Но все это было задолго до революции, а теперь все изменилось.

Когда подручные Урицкого 30 июня арестовали А. Л. Гарязина, жена Александра Львовича — Ольга Михайловна первым делом отбила в Москву телеграмму:

«Срочно.

Арбат. Мерзляковский. 7. Филиппову.

Муж арестован сегодня Гороховой два. Хлопочите через Дзержинского об освобождении. Отвечайте. Гарязина»{231}.

Телеграммой она не ограничилась, написала и письмо…

«Многоуважаемый Алексей Фролович!

Сегодня дала Вам срочную телеграмму и пользуюсь любезностью г. Фон-Эгерта, чтоб подробнее известить Вас о случившемся. Вчера в 12 (?) ч. ночи к нам явились коммунары с ордером для обыска и ареста Алексея Львовича. Обыск длился четыре часа, не оставили ни одного клочка бумаги, все увезли, а также и Алексея Львовича. Он находится сейчас на Гороховой, 2.

За что он арестован и в чем его обвиняют, ни он и никто из нас не знает. Обращаюсь к Вам с просьбой помочь нам по мере Ваших сил в этом неприятном деле.

Уезжая, Алексей Львович сказал, чтобы я обратилась к Вам.

Сделайте через Дзержинского все, что в Ваших силах, и если есть возможность, приезжайте. Не могут ли вас назначить следователем по этому делу?

Алексей Фролович, Вы понимаете, как нам тяжело в это страшное время, где жизнь человека зависит от одного слова, от малейшей случайности!

Я не знаю ни к кому, ни куда обратиться.

Была сегодня у Урицкого, но он не принимает, и никто точно не может мне ничего сказать, как получить свидание.

На Вас вся надежда, и я знаю, что Вы сделаете, что в Ваших силах, но только не медлите.

О. Гарязина.

17(30). VI.1918 г.»{232}.

Видимо, отношения Алексея Львовича Гарязина и Алексея Фроловича Филиппова действительно отличались некоторой теплотой и доверительностью, потому что, вполне осознавая опасность подобного вмешательства, все-таки попытался сделать то, что было в его силах.

На телеграмме Ольги Михайловны Гарязиной — приписка, сделанная рукой Филиппова:

«Тов. Дзержинский! Так как я получил эту депешу, где находится Ваше имя, то не считаю возможным не показать ее Вам.

Прибавлю: думаю, что Александр Львович Гарязин, лично мне известный коммерсант, едва ли заслуживает, чтобы к нему применялись меры исключительной строгости, по его крайней несерьезности в делах.

Посему, если найдете возможность обратить внимание тов. Урицкого на эту депешу, я почувствую себя исполнившим дело перед его женой.

P.S. Гарязин в последнее время содержал контору по ликвидации фабрик и заводов и, кажется (давно я не видел его), транспортировал беженцев в Литву.

А. Филиппов».

Ходатайство составлено, как мы видим, предельно осторожно, просьба помочь товарищу сформулирована так, чтобы у самого Филиппова оставалась возможность отстраниться от подзащитного, коли его сочтут виновным, тем не менее на этот раз осторожность не помогла Алексею Фроловичу.

Хотя Дзержинский и переслал Урицкому телеграмму с просьбой разобраться, Александра Львовича Гарязина все равно расстреляли.

«А. Л. Гарязин арестован был ЧК 30 июня сего года, как видный деятель монархической организации, и 2 сентября сего года на основании объявления красного террора расстрелян, а потому ЧК постановила отобранные при аресте Гарязина два чемодана, две бутылки вина и оружие конфисковать и настоящее дело производством считать законченным.

Н. Антипов.

22 ноября 1918 г.».

Так что не защитил компаньона Алексей Фролович Филиппов, а себя едва не погубил…

Мотивировка необходимости его ареста вроде бы звучала для чекистов вполне убедительно — Филиппов ходатайствовал за человека, напрямую причастного к русским националистическим организациям, человека, который открыто заявлял, что «только при торжестве русского самосознания и при главенстве русского народа на имперской территории и на всех ступенях государственной власти возможен спокойный прогресс для сотен народностей, вкрапленных в русскую».

Учитывая, что людей и принимали на работу в ЧК, если они умели доказать, что ненавидят Россию так же горячо, как вожди большевиков, двурушничество секретного агента Филиппова не могло не возмутить Моисея Соломоновича Урицкого.

И все-таки вмешательство А. Ф. Филиппова в расследование дела «Каморры народной расправы» было лишь формальным поводом для его ареста. У Моисея Соломоновича Урицкого имелись более веские причины, чтобы запереть в тюрьме тайного агента Дзержинского.

7

21 июня, после ночного разговора по телефону с Г. Е. Зиновьевым, Ленин попросил Феликса Эдмундовича начать параллельное расследование убийства Володарского.

Поскольку этим делом уже занимался Миша Трудник (Лашевич), а одновременно с ним следователь Э. М. Отто из Петроградской ЧК, свое расследование Дзержинский решил провести негласно. Для этой цели в Петроград командировался Заковский (официально) и агент Филиппов (тайно){233}.

Подготовка доклада по делу Русско-Балтийского завода на президиуме ВСНХ задержала агента Филиппова в Москве, и в Петроград он собирался выехать 7 июля.

Но 4 июля в Москве открылся V Всероссийский съезд Советов, на который приехал из Петрограда М. С. Урицкий.

Как он узнал о засылке в его «епархию» тайного агента, неизвестно, но, когда узнал, серьезно встревожился.

Надо сказать, что положение Урицкого в конце июня восемнадцатого года было довольно шатким.

Еще весной его освободили от должности комиссара внутренних дел Союза коммун Северной области, а сейчас в Комиссариате юстиции уже всерьез начал обсуждаться вопрос, что и Петроградскую ЧК могли бы возглавить более инициативные товарищи.

Не собирались защищать Моисея Соломоновича и в Москве.

Еще 12 июня, на заседании фракции Российской коммунистической партии на конференции чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией «ввиду грозного момента» было постановлено: «предложить ЦК партии отозвать т. Урицкого с его поста в ПЧК и заменить его более стойким и решительным товарищем»…