Журнал «Байкал» 2010–01 - Владимир Гармаев

Занимался в БАН. Решил просмотреть и проработать литературу в одной библиотеке, а потом переходить в другую.

Получил Рериха «Голубые анналы», II том, 1953 г. Он был на руках, но сотрудница библиотеки оказалась очень отзывчивой, когда я ей объяснил, что в Москве книгу эту не нашел. Она сняла с другого номера для меня.

Получил также книгу Лауфера о Миларайбе, изд. 1902 г. Сделал ксерокс «Голубых анналов» — 327 стр. и статью Chang’a «On tibetan poetry». Всего на сумму 35 руб. «Целое состояние», — сказала приемщица. Мне повезло: в понедельник было мало заказов, поэтому разрешили.

Сходил с Шурой в Русский музей. Выставка «Пейзаж в творчестве русских художников», есть Н. Рерих, его «Небесный бой» как своего рода иллюстрация к прологу бурятской Гэсэриады, где в битву вступают тэнгри — божества мрака и света в образах клубящихся туч и облаков.

Акварельная работа М. Волошина «Лунный вихрь» тоже вызвала рой ассоциаций на восточную тему. Полная отливающая желтизной луна словно шаманское бронзовое зеркало-толи. Коктебельский пустынный ландшафт с камлающими деревьями, как на японской гравюре. Листья готовы сорваться с обезумевших ветвей в лавину рваных облаков, кружащихся в диком порыве космического экстаза. И умиротворяющий Куинджи с его «Радугой», увенчивающей земной простор семицветным хадаком.

Поэзия — есть чувство меры.Все это от Гомера.А остальное —от перепоя.

Шура не оценила мой экспромт.

Говорим о Пастернаке:

Любить иных тяжелый крест.А ты прекрасна без извилин.И прелести твоей секретРазгадке жизни равносилен.

* * *

Если в городе нет у тебя друга, город чужой.Если тебя берет под ручку скука, город чужой.Если нету желанья вернуться снова, город чужой.

Но Питер, он же Ленинград — Петербург, город особый. Здесь столько литературных реминисценций, запечатленных в образе города, что только ходи и воображай. Серебряный век мерещится за каждым углом. Аникушинский Пушкин как бы взмывает в воздух, и А. С. не хватает только дирижерской палочки, чтобы вновь гармонией соединить распавшуюся связь времен и впрячь «в одну телегу коня и трепетную лань», сиречь век двадцатый и век серебряный…

Здесь поэт не чувствует себя одиноким, но в контрасте со временем чувство одиночества почему-то обостряется.

Легенда о Гаутаме

I

Жил на свете мальчик Гаутамана земле, где небо — бирюза.И души не чаяла в нем мама,и любил его отец раджа.

Не желал он имени и славыи ценил друзей, улыбку, смех.Обожал дворцовые забавыи стрелял из лука лучше всех.

Так и рос он, чуточку изнежен,в мире и согласии с собой.Ясодхара — лучшая из женщинстала ему верною женой.

И творя из вечных будней сказку,райским уголком на фоне горвозвышался град Капилавасту,человеческий лаская взор.

Как павлина чудо-оперенье,жизнь казалась празднично земной.Каждое бегущее мгновеньенавевало негу и покой.

Но одно таилось предсказанье,что седой брахман не зря изрек:«На отцовском троне Гаутамене сидеть, когда придет тот срок.

Но зато — величья выше нету —припадет весь мир к его стопам:он  — источник мудрости и светапуть укажет странам и векам».

II

Так и жил бы Гаутама юныйво дворце, как в клетке золотой,если б не открылся мир подлунныйдля него обратной стороной.

В ранний час, когда щебечут птицы,принц с возничим преданным вдвоемв путь отправился на колесницепосмотреть на город свой тайком.

Над землей уже царило солнце.Пахло жженой глиной и травой.У домов веселые торговцывыставляли вещи пред толпой.

И увидел юный Гаутамачеловека, страшного на вид:был лицом одна сплошная рана,гнойными коростами покрыт.

И возничий юноше ответил:«Преходяще все. Вот он, больной,а когда-то был красавец, светелликом, с нежной кожей золотой».

И увидел юный Гаутамастарика со сморщенным лицом:что-то в нос себе бубнил упрямо,долго шамкая беззубым ртом.

И возничий юноше ответил:«Преходяще все. Вот он, старик,а когда-то воин был, и ветерразносил его победный клик».

И увидел юный Гаутаматраурно одетую толпу,в путь она последний провожалачеловека, спящего в гробу.

И возничий вновь сказал: «На светепреходяще все. Вот он, мертвец,был рожден, чтоб жить,но нет бессмертья.

У начала есть всегда конец».И увидел юный Гаутама,как едва лохмотьями прикрыт,отрешенный от людского гама,кто-то в позе лотоса сидит.

И возничий вновь изрек: «На светепреходяще все. Вот он, аскет,ищет жизни истину и смерти —обрести в себе бессмертья свет».

III

И задумался о жизни Гаутама,о живых и мертвых в круге бытия.Как бездонная трепещущая тайна,представало каждое мгновенье дня.

От раздумий горестных все чащезабывался он тяжелым долгим сном:«Этот мир напоминает дом горящий,в нем живущие не ведают о том.

И рождаться каждый раз в цепях страданийчеловек по сути жизни обречен.Круг сансары обнимает мирозданье.Есть ли путь к спасенью? Где он, путь, и в чем?».

И однажды принц, призванием влекомый,через волю преступил отца,и ушел он из родительского дома —навсегда ушел из царского дворца.

И бродил, как бедный странник, Гаутамав поисках предназначенья своего.Пыль со всех дорог и тропок Индостанаоседала на сандалии его.

Вел он долгие беседы с мудрецами —знатоками книг, древней которых нет.Были их слова, как звездное мерцанье,исходил от них холодный вечный свет.

И в порыве гордом  самоотрешенья,чтоб в себе животное перебороть,Гаутама, в роще манговой  отшельник,истязал упорно собственную плоть.

Утихали страсти и росло смиренье,драгоценной каплей полнился сосуд.Но молчало око внутреннего зренья,и не все пути к спасению ведут.

И однажды под могучим древом бодхион сидел, освобожденно и светло.Просветленье, словно это возжелали боги,на него волною светлой  снизошло.

И прервал молчанье Гаутама: «В миремного есть огня, но правит миром дым.Благородных  истин же — четыре,и о них я возвещаю всем живым.

Первая из истин: жизнь — круговорот страданий,изначально существующий закон.А страдания проистекают из желаний —вот вторая истина земных времен.

А желания ввергают нас в пучинунеспокойного как море бытия.Третья истина — в отказе от причиныи привязанностей человеческого „я“.

А четвертая из истин — как просвет в тумане,как ночная путеводная звезда.Это — восьмеричный путь к нирване,путь освобождения от пут земного зла».

IV

Так явился Будда в этом мире,истинного света властелин,повелитель поднебесной шири,внутреннего знанья господин.

Так явился Будда, это кармавоплощенной в сердце правоты.Бог иллюзий и обмана — Мараотступил за кромку темноты.

Будде — гуру в желтом одеяньепоклонились бхикшу до земли.Все дороги в шумном Индостанек тихой келье в роще манговой вели.

И пришло в движенье колесосветом осененного ученья.И улыбкой Будды — знаком просветленьяозарилось истины лицо.

И бредущие по свету караванывесть о слове Будды разнесли.И на голос сутры о нирванеотзывались боги и цари.

Обнимала время и пространствослава об ученье и его творце.И о нем услышал град Капилавасту,где раджа в чудесном жил дворце.

Говорят, раджа со всей семьеюпоклонился Будде, и на склоне лет,просветлев и сердцем, и душою,принял сам монашеский обет.

Так обрел прибежище в Ученьерод и Гаутамы-мудреца.А великой сутре Просветленьявторят вслед земля и небеса.

18.5. Вторник.

Сделал ксерокс статьи «La verse» и Обермиллера «Будона». Почитал Биру, монгольского ученого.