Чужие маски - Галина Дмитриевна Гончарова

штаны не может держать застегнутыми, ей страдать!

Паразит!

Вряд ли ее здесь найдут вирмане.

Ну и ладно — сама выберется. Она и раньше милостей от природы не ждала... блин!

Но не таких же пакостей?!!

Альдонай, у тебя совесть есть?!

Трактир дядюшки Терха оказался на редкость обтерханным, иначе и не скажешь, заведением. Трактир?

Дешевая питейная!

Где стопроцентно разбавляют выпивку, подливают . в нее выморозки, и разводят тараканов и клопов.

Стопроцентно!

Двестипроцентно!

Лилю аж передернуло. Шимон, заметивший это, ухмыльнулся.

— Я чай, не к такому привыкла?

Женщина покачала головой.

— Я видела и лучшее, и худшее... у него хоть есть, где ночевать?

— Мы сарай снимаем.

Лиля скрипнула зубами.

Ага, сарай!

Значит, еще и крысы по головам ходить будут. Значит так, она тут ночевать не будет. Только — где тогда?

Шимон вздохнул.

— Слушай, я могу с тобой сходить, куда скажешь. Все равно сегодня поздно приехали, только и того, что выпить, да спать лечь.-и?

— Не выпью сегодня.

Лиля посмотрела с сомнением. Шимон махнул рукой.

— Я себя знаю, если начну, то берега потеряю. А потому сначала с купцами обо всем договорюсь, товар пристрою, деньги получу, а уж потом можно и напиться. Ребята потом погрузят, да и отвезут.

Лиля кивнула.

— Кем ты был раньше?

Вопрос ее интересовал давно. Несмотря на медвежью внешность, Шимон был неглуп, достаточно наблюдателен, образован...

Далеко не простяга-мужик.

Слишком умный, слишком у него широкий кругозор для обычного углежога. И выгоду умеет видеть на милю вперед.

— Наемником, — помрачнел Шимон.

— А в углежогах как очутился?

— Как-как... я у герцога Раштера служил.

Если б Лилиан это о чем-то и говорило? Она смотрела недоуменно, и Шимон махнул рукой.

— Где ж ты была, что не слышала?

— Поверь — мне было не до того, — честно созналась Лиля. — Расскажешь? Или не стоит?

Шимон подумал несколько минут, а потом принялся рассказывать.

Герцог Раштер был родней его величеству Энтору. Причем родней достаточно близкой, его дед был женат на королевской сестре. Тетке Имоджин Авестерской, кстати говоря.

Брак оказался счастливым, потомков было аж четыре штуки, было бы и больше, но еще троих Альдонай прибрал во младенчестве.

Дальше?Да все классически.

Сначала — дорогие родственники, мы с вами слишком дальние родственники.

Потом — у вас слишком много денег, земель, власти.

И завершающим аккордом — не хотите ли поделиться? Классическая вилка.

Если ты живешь богато — у тебя есть, чем поделиться с королем. Если ты живешь бедно, значит, ты что-то скопил и можешь поделиться с королем.

Разве нет?

На нет — и головы нет.

Вот, у герцога ее и не стало. Арестовали, обвинили в колдовстве, пытали, казнили...

Лиля покачала головой.

— Жаль.

— А нам-то как жаль...

Из дальнейшего Лиля поняла, что герцог был хорошим человеком — насколько это возможно для герцога.

Не драл три шкуры, не повышал налоги, умело распоряжался своим хозяйством — и совершенно не понимал, почему должен делиться. Даже с самым раскоролевистым королем.

Самому мало!

— А жена у него была? Дети?

— Дочь была. Потом, когда отца арестовали, вроде как и ее тоже... а уж там! Герцога-то казнили, а девочку — нет. Хорошая она была, Сандрина. Глаза голубые, волосы черные, как куколка...

Лиля покачала головой, вспоминая другую девочку с теми же ТТХ, у Мири тоже голубые глаза, то есть синие, иртоновские, тоже черные волосы...

Что сейчас с неизвестной ей Сандриной?

Вполне возможно, она мечтает о смерти. А что с Мири?Ярость захлестнула петлей горло, сжала до хрипа, до красных точек перед полуослепшими глазами. Заставила сжать кулаки так, что ногти едва не до крови впились в ладони, потом медленно разжать их и выдохнуть. Через силу, через ненависть...

Если не дай Альдонай...

Если пока она здесь, там кто-то покусится на ее семью... Кровью плакать будут. И на своих кишках вешаться. Она обеспечит.

Она обязательно вернется домой, и все будет хорошо. Главное, чтобы дом — был. Было еще в старом, в оставленном ей мире, стихотворение, Лиля его сейчас не помнила, но смысл был прост. Можно ввязываться в любые приключения, если есть куда и к корму возвращаться. А если нет...

Есть ли вообще смысл в такой жизни?

И смысла нет, и жизни нет...

Здесь и сейчас она есть. И есть маленький комочек жизни, который надо сберечь и доставить домой. Она обязана справиться.

Турон...

Да, порт.

А что маленький, что здесь тихо... да и пусть! Так даже лучше. Пока можно пожить здесь, врасти, а потом и уехать. Она справится.

* * *

Поесть и выпить воды Лиля, впрочем, не отказалась. Искать от добра — бобра лучше, когда ты отдохнула, перекусила и крепко стоишь на ногах. Тем более, по мере роста ребенка, аппетиты тоже росли. Сейчас она слопала бы даже тушеные гвозди. Не то, что тушеную картошку с мясом.

Трактирщик предлагал похлебку, но суп — дело тонкое. Кто его знает, может, там вчерашнюю крысу уварили? Или тухлую капусту?Сдобить перцем, хоть тот и дорог, да чуток можно, пряными травами, никто и не заметит, что чего-то не хватает. Или что там нечто лишнее плавает.

Картошка в этом отношении честнее. Ее не подменишь. А если принесут гнилую, так ее можно отгрести ложкой в сторону и не кушать.

Лиля так и сделала. Выбрала самую приличную и съела. Пожевала морскую капусту.

Вот ведь!

Порт — и этим все сказано. Ни квашеной капустки, ни огурчиков, зато подается морская капуста. Тоже квашеная и с накрошенным луком.

Пельмени бы тут зашли, точно. Но не в этом же гадюшнике их вводить в меню? Тут их просто никто не будет заказывать... наверное.

Лари смотрела вопросительно.

— Аля, а куда мы теперь?

— Думать надо, — честно созналась Лиля. — Здесь оставаться мне не хочется...

— Почему? — поинтересовался подошедший сзади Шимон.

— Потому что грязно и неуютно. Может, комнатку какую сниму? — Лиля понимала, что вопроса это не решит. — Здесь нас на два дня приютят?

— Мы здесь дней пять будем, потом уйдем опять. Вот, пять дней можешь с нами пожить...

Лиля кивнула и поблагодарила.

Пять дней.

Пять дней, за которые надо найти себе работу, место жительства и более-менее освоиться в Туроне. Вот как во времена оны это удалось дАртаньяну?

Приехал — и салют, Париж?

Но там был молодой гвардеец, а она — беременная