Бентли Литтл, Глория - Бентли Литтл

вынесла его в коридор. Она подставила стул под дверную ручку шкафа, чтобы дверь была закрыта. Там ничего не было, но если бы и было, оно не смогло бы выбраться, и эта ненужная предосторожность заставила Глорию почувствовать себя немного спокойнее. Хотя со стороны, в этом Глория была убеждена, она выглядела как полная дурочка.

Она быстро приняла душ (в главной ванной комнате, заперев дверь в спальню и в ванную), быстро собралась и выехала на десять минут раньше. Сев в машину, она поняла, что не только забыла взять с собой обед, но и не убрала крошки от завтрака с кухонного стола. Когда она вернется, там наверняка будут муравьи, но в данный момент это казалось не столь значительным, и она выехала из подъездной дорожки на улицу, решив, что сегодня купит обед в университетском фудкорте.

Это был не лучший вечер для Бенджамина, чтобы возвращаться домой поздно. После занятий Глория осталась в кампусе на рабочее время, затем по дороге домой зашла в "Вхоле Фудс", так как там была распродажа капусты и манго, но когда она вернулась в дом, там было темно. Что-то случилось с рубильником, поэтому весь свет был выключен. Ей очень не хотелось идти в дом одной, но никто из ее близких друзей не жил поблизости, и она не чувствовала себя комфортно, навязываясь кому-то из соседей. Ей хотелось, чтобы Бенджамин был здесь (ирония судьбы, ведь именно она должна была его защищать). Но поскольку его не было, она заставила себя открыть дверь и войти внутрь.

Первое, что она сделала, когда включился весь свет, это побежала и проверила шкаф. Он все еще был там, все еще пугающий своим видом и размерами, все еще совершенно пустой в той прожорливой манере, которая ее так беспокоила. Однако ее страх перед этим местом, казалось, ослаб. Оно ей не нравилось, но она не боялась его. Она могла сосуществовать с ним. Облегченная такой реакцией, она пошла в ванную, затем без происшествий прошла обратно через холл и направилась на кухню, где разогрела себе Lean Cuisine.

После ужина Глория вышла в гостиную. На самом деле ей нужно было сдать тесты, но она была не в настроении и пролистала список видеомагнитофонов, чтобы посмотреть, не записали ли они что-нибудь, что она хотела бы посмотреть. Комната вокруг нее была знакомой и незнакомой одновременно. Она помнила, как ходила в "Светильник плюс" и выбирала лампу, как покупала диван и кресло в "Икеа", как находила остальные предметы обстановки в разных магазинах и приносила их домой, но это определенно не была ее любимая гостиная. Это был ее вкус, но версия ее вкуса, а не та, которую она предпочитала.

Ее взгляд остановился на стене над телевизором. Рядом с антикварной вешалкой, которую они нашли во время медового месяца в Монтерее, висел карандашный набросок в рамке, изображавший маленькую хижину с линией высоких сосен за ней. Они купили ее в галерее в Лагуна-Бич, вспомнила она, но... сейчас в ней было что-то другое. Подойдя вперед и прищурившись, она внимательнее вгляделась в картинку.

Справа от маленькой хижины стояла маленькая фигурка.

Раньше на рисунке не было ни одной фигуры! Это точно. Вернее, Глория так думала.

Она была почти слишком маленькой, чтобы разглядеть ее, и Глория пошла в соседнюю комнату, стала рыться в среднем ящике стола, отодвигая карандаши, ручки и скрепки, пока не нашла увеличительное стекло, которое иногда использовала для чтения мелкого шрифта на купонах. Поднеся лупу к фотографии и двигая ее, пока фигура не оказалась в фокусе, она наконец смогла разглядеть удивительно подробные детали крошечной формы. Это был мужчина, мужчина с длинными нечесаными волосами, одетый в деловой костюм и смотрящий на нее. Его глаза были дикими, в них было слишком много белого, и он улыбался — слишком широкой улыбкой, которая казалась хищной, ликующей и безумной одновременно.

Потрясенная, Глория отпрянула назад.

И увидел еще две фигуры, стоящие по другую сторону хижины. Две женщины.

Даже не используя лупу, она знала, что они тоже ухмыляются тем же ужасным образом, а в голове у нее звучал резкий безумный смех, сопровождающий эти ужасные улыбки.

Скрежет замка на входной двери заставил Глорию подскочить от страха. Ее бешено стучащее сердце грозило остановиться! Дверь открылась, и вошел Бенджамин, выглядевший усталым. Она поспешно обняла его, благодарная за его возвращение.

— Что происходит? — спросил он.

Между шкафом и рисунком, это был напряженный день, и хотя она не хотела рассказывать Бенджамину обо всем этом, Глория решила, что лучше всего будет быть открытой и честной. Она рассказала ему все, с самого начала, и когда она закончила, он рассмеялся.

— Серьезно, тебя испугал шкаф? — сказал он. — Он всегда там стоял. Я собирался превратить его в фотолабораторию, когда увлекся фотографией и все еще использовал пленку, и думал, что буду делать свои собственные отпечатки, помнишь? Поэтому все вещи от туды мы перенесли.

И вдруг она это вспомнила. Поэтому там так темно. Проявка фотокарточек — старое увлечение Бенджамина.

Как она могла забыть?

— Тогда почему мы его ни для чего не использовали? У нас есть весь этот хлам в гараже. Мы могли бы хранить некоторые вещи в большом шкафу.

Бенджамин пожал плечами.

— Я не знаю. А теперь дай мне посмотреть на эту фотографию, — Он подошел к стене и приблизил свое лицо к рамке. — Я ничего не вижу! Человечек?

— По обе стороны от хижины.

— Тут ничего нет, — сказал он ей. — Тебе это привиделось. Богатая фантазия.

Она не представляла себе этого, там что-то было, но Глория знала, что когда она посмотрит на рисунок, фигур уже не будет. И они исчезли. Она понятия не имела, почему это произошло и что это значит, но пережитое заставило ее насторожиться, и хотя ради Бенджамина она притворилась, что это, вероятно, результат усталости, она знала, что это не так.

— Ты прав, — солгала она. — сложный день.

— Я же говорил тебе. — Он быстро поцеловал ее. — А есть что-нибудь поесть? Я умираю с голоду.

Глава двадцать четвертая

У человека было много способов как умереть.

Глория постоянно находилась в состоянии стресса, беспокоясь о том, что может случиться с Бенджамином. Многие из ее страхов — большинство из них — были иррациональными и чрезмерными, нелепыми неправдоподобностями, которые не произойдут и через сто лет.

Но