Песнь серебра, пламя, подобное ночи - Амели Вэнь Чжао

любили делать из своих предателей и мятежников примеры, отправлять послание из крови и костей, чтобы показать другим, что надежды нет и сопротивление бессмысленно.

Цзэнь почти поверил им.

Он колебался всего мгновение, прежде чем снять перчатки. Воздух был прохладным и хрустящим на ощупь. Поток влажного ветра коснулся его кожи. Парень чувствовал огонь свечей, которые тускло освещали район – здесь люди были слишком бедны, чтобы позволить себе поставляемый элантийцами алхимический свет, – и прочную землю под ногами. Металл и дерево жилых конструкций вдоль улицы.

Никаких других нарушений в потоке энергии ци.

Цзэнь выпрямился и вышел на дорогу. В три быстрых шага он оказался у двери магазина, хрупкая рама из старого, гниющего дерева легко проломилась. Сумеречные колокола только что перестали звонить, а значит, празднование Двенадцатого цикла должно было вот-вот начаться. В то время как пешие солдаты рыскали по улицам, высокопоставленные чиновники южного оплота правительства Элантии должны были собраться в самом тихом районе.

Не то чтобы Цзэню следовало их бояться; в длинном черном плаще, плоской кепке и этих ужасных лакированных ботинках его могли принять за любого другого работающего на элантийцев торговца.

Кого Цзэню действительно нужно следовало избегать, так это магов.

Он оглядел улицу и, ничего не увидев и не почувствовав, вошел в маленький магазинчик.

Место было залито кровью. Он почувствовал это, как только потоки ци окутали его – вода и металлы, входящие в состав крови, окрашенные в инь – сторону ци, которая олицетворяла холод, тьму, гнев и смерть. Противоположность ян, несущей в себе тепло, свет, радость и жизнь.

Инь и ян: две половины ци, две стороны монеты, в непрерывном цикле равновесия постоянно переходящие одна в другую. Тепло – холод, свет – тьма… жизнь – смерть.

Проблемы возникали именно тогда, когда баланс нарушался.

Он пробирался через обломки: щепки от перевернутых полок, оторванные куски половиц, открывающие участки фундамента под ними. Цзэнь заметил среди руин кое-какие предметы: кисточку из хвоща со сломанной ручкой, фигурку дракона, расколотую пополам, складной веер, согнутый, как сломанное крыло. Вещи, имеющие значение для Хина, которые элантийцы уничтожили не задумываясь.

Цзэнь сделал глубокий, успокаивающий вдох и повернулся к фигуре на полу. Он окинул взглядом труп: конечности торчали под нелепыми углами, рот был приоткрыт от удивления или в беспомощной мольбе. Владелец лавки был пожилым человеком: его лоб усеивали печеночные пятна, седые волосы блестели в лунном свете. Цзэнь почувствовал в легких бедняги неестественную влажность – возможно, то была болезнь, вызванная вечной сыростью южного климата.

Подавив ярость, которая клокотала в его груди, парень очистил свой разум и обратился к наставлениям своего учителя.

Успокой бурю эмоций. Нельзя плыть по беспокойному океану.

Цзэнь обязан был относиться к телу как к улике, головоломке, ожидающей, когда ее разобьют на части и снова соберут воедино.

«Старик Вэй, – подумал он, разглядывая мертвеца, стараясь не упустить детали. – Что же с тобой случилось?»

Владелец магазина был осведомителем, которым после долгих поисков Цзэню посчастливилось обзавестись. Ходили слухи, что этот человек занимался контрабандой: торговал предметами, запрещенными элантийцами, и знаниями, строго засекреченными правительством.

Цзэнь пришел сюда ради одной вещи: торгового реестра закупаемых правительством металлов, ключа к пониманию передвижений Элантийских войск. Последние двенадцать циклов свидетельствовали о том, что завоевателей совсем не интересовали Центральные равнины – обширный, необузданный регион Последнего царства. Вместо этого они предпочитали создавать свои плацдармы[6] в крупных торговых портах и городах, раскинувшихся вдоль восточного и южного побережий.

За последние несколько лун кое-что изменилось: в бамбуковых лесах чаще, чем когда-либо прежде, мелькали элантийские металлические доспехи, слышался грохот войск, перебирающихся на Элантийскую южную заставу. Именно поэтому Цзэнь и оказался здесь.

Только теперь его осведомитель был мертв.

Парень стиснул зубы, сдерживая гнев и разочарование. Он проделал столько миль, но только потерял впустую время. Элантийцы не только лишили его ценной наводки, что отбрасывала Цзэня и его школу на шаг назад, но также совершили величайшее, на его взгляд, преступление: убили старика.

Постепенно Цзэнь осознал, что это место пахнет как-то странно. Элантийская магия отдавала горелым металлом из-за того, что маги использовали для создания своих заклинаний алхимию. Но в магазине витал слабый, почти незаметный аромат чего-то другого. Чего-то знакомого.

Цзэнь полез в черный шелковый мешочек, который всегда носил на бедре, и достал из него две палочки благовоний. Вздохнув, он дотронулся указательным пальцем до кончика палочки, а затем начал рисовать в воздухе печать для огня. Цзэнь натренированно и точно совершал быстрые размашистые движения пальцем как каллиграф. Только парень выводил иероглиф, который ни одному каллиграфу было не понять.

Как только один конец кругового мазка соприкоснулся с другим, Цзэнь почувствовал сдвиг ци вокруг себя: концентрация огня закручивалась в светящуюся печать перед ним, оживая на кончиках палочек, которые на мгновение вспыхнув красным, превратились в серый дым.

Все это произошло в мгновение ока.

Цзэнь поднес палочки к трупу, держа их над сердцем старика.

Сначала ничего не происходило. А затем дым начал рассеиваться в серебристом свете луны, льющемся сквозь разорванные бумажные окна. Вместо того чтобы неуклонно подниматься по спирали, он устремился к Цзэню, отпрянув от трупа, будто… пытался убежать от него.

Цзэнь наклонился и сделал короткий, точный вдох. Дым был теплым, с ароматом сандалового дерева и легким привкусом измельченного бамбука. И все же под этой смесью, подобно теням, цепляющимся за свет, витал своеобразный запах. Горький, который Цзэнь ранее принял за элантийскую магию.

Но… нет, этот след оставили не элантийские королевские маги.

Цзэнь медленно выдохнул, глядя на труп с пробуждающейся тревогой. Хины зажигали благовония в память об умерших, но истоки этого обычая были давно забыты, стерты со страниц истории. Задолго до эпохи Последнего царства, когда Император-Дракон ограничил магическую практику пределами своего двора, благовония использовали для разделения энергий инь и ян. Ян – энергия солнца, тепла, света и жизни – притягивала дым. Инь – энергия луны, холода, тьмы и смерти – отталкивала его.

Большинство трупов содержали в себе равный состав ци, но тело старика Вэя, похоже, хранило стойкий запах инь.

Хотя деревенские сказки шептали об обратном, изначально в энергии инь не было ничего плохого. Она означала простую необходимость, другую сторону медали, являлась составляющей ци.

Проблемы возникали, когда энергия инь оставалась несбалансированной.

Ибо инь также была сверхъестественной энергией.

«Мо, – сразу же подумал Цзэнь. – Демон».

Душа, наполненная непреодолимым гневом или ненавистью – избытком энергии инь. В сочетании с незаконченным делом эта энергия после смерти не рассеивалась в естественном ци мира. Вместо этого она превращалась в