Песнь серебра, пламя, подобное ночи - Амели Вэнь Чжао

что вам не все равно. У каждого хина, что встретится вам на пути, найдется своя слезливая история: семья, убитая во время завоевания, разграбленный дом или что похуже. Проявлять заботу было все равно что иметь брешь в броне выживания.

Так что Лань задала вопрос, мучивший ее весь день.

– А у тебя есть что-нибудь для меня?

Старый Вэй одарил ее улыбкой, в которой не хватало нескольких зубов, и снова нырнул под прилавок. Пульс Лань участился; инстинктивно она прижала пальцы к внутренней стороне левого запястья.

Там, запечатленный в плоти, сухожилиях и крови, виднелся шрам, который могла рассмотреть только она: идеальный круг, охватывающий символ в форме непонятного иероглифа, размашистые штрихи, распускающиеся подобно элегантному цветку – соцветие, листья и стебель. Девушка не могла его прочитать.

Она прожила восемнадцать циклов, двенадцать из которых потратила на поиски этого знака – единственного оставленного ее матерью ключа, ведущего к прошлому девушки. По сей день Лань чувствовала обжигающий жар пальцев матери на своих руках и дыру в ее груди, изливающуюся красным, даже когда мир вокруг стал ослепительно-белым. Дорогая лакированная мебель в их кабинете потемнела от крови, воздух наполнился горьким запахом горелого металла… и чего-то еще. Чего-то древнего и… невозможного.

– Думаю, это тебе понравится.

Она моргнула, и образы рассеялись, когда старик Вэй показался из-за пыльных полок и положил на прилавок между ними свиток. Лань затаила дыхание, когда торговец развернул его.

Это был потертый кусок пергамента. С первого взгляда девушка заметила, насколько он другой: поверхность была гладкой, в отличие от дешевой бумаги, сделанной из конопли, тряпок или ажурной сетки. Перед ней лежал настоящий пергамент – возможно, веленевый[5], почерневший в углах и потускневший от времени. Когда-то, целую вечность назад, ей было знакомо ощущение от прикосновения к таким вещам.

Несмотря на явную изношенность, Лань могла разглядеть поблекшие следы роскоши. Ее глаза пробежались по наброскам четырех Богов-Демонов в углах, едва заметных, но различимых: дракон, феникс, тигр и черепаха, застывшие во времени, были обращены к центру свитка. Верхние и нижние поля украшали завитки облаков. А в центре…

Там, в самой середине, заключенный в почти идеальный круг, виднелся один-единственный иероглиф, изображенный с тонким балансом хинского письма, но в то же время не имеющий с ним ничего общего. Сердце Лань подскочило к горлу, когда она, едва дыша, склонилась над иероглифом.

– Так и знал, что ты будешь взволнованна, – сказал старый Вэй. Он внимательно наблюдал за ней. Глаза старика блестели, предвкушая хорошую сделку. – Подожди, пока не услышишь, где я его нашел.

Слова Вэя едва доходили до сознания Лань. Пульс грохотал в ее ушах, пока она осматривала штрихи изображенного знака, следуя взглядом за каждой линией и сравнивая их с теми, которые помнила достаточно хорошо, чтобы видеть в своих снах.

Восторг девушки угас, когда ее палец замер над одним из штрихов. Нет… нет. Линия слишком короткая, нет точки, а диагональ немного смещена… Незначительные различия, но все же…

Не он…

Она обмякла, выпустив воздух из легких. Небрежно повернув запястье, Лань обвела пальцем легко очерченный круг, чтобы закончить иероглиф.

Вот тогда-то это и случилось.

Воздух в магазине изменился, и она почувствовала, как будто что-то внутри нее встало на место – невидимый ток хлынул из кончиков ее пальцев. Как удар статического электричества зимой.

Все испарилось за долю секунды, так быстро, что скорее всего ей это просто почудилось. Когда Лань снова моргнула, старик Вэй все еще наблюдал за ней, поджав губы.

– Ну? – нетерпеливо спросил он, перегибаясь через прилавок.

Получается, он ничего не почувствовал. Лань прижала кончики пальцев к вискам. Ничего особенного не произошло. Всего лишь кратковременная потеря концентрации, игра нервов, вызванная голодом и истощением.

– Этот немного другой, – ответила она, игнорируя знакомое разочарование, от которого скрутило живот.

Она была так близка… и все же знаки оказались не идентичными.

– Тогда это не то, что ты ищешь, – сказал старый Вэй, прочищая горло, – но думаю, что для начала неплохо. Смотри – слоговая азбука, кажется, составлена в том же стиле, что и ваша, со всеми этими изгибами и тире… но мое внимание прежде всего привлек круг. – Он постучал мозолистыми пальцами по свитку. – Если раньше иероглиф и заключали в круг, то только для украшения. Но видишь, как эти штрихи соединяются с ним? Они были написаны единой строкой – четкое начало и конец.

Торговец бубнил что-то себе под нос, а в ее голове металась ужасная мысль: возможно, она никогда и не поймет, что произошло в тот день, когда умерла ее мать и Последнее царство пало. Возможно, Лань никогда не узнает, каким образом ее мать протянула покрытую кровью руку и дрожащими пальцами выжгла что-то на ее запястье. Что-то, что осталось после всех этих циклов в виде метки, видимой только ей.

Воспоминание, граничащее между сном и явью? – слабая искра надежды на то, что казалось невозможным.

–.. слышала, что я только что сказал?

Лань моргнула, возвращаясь в реальность.

Старик Вэй бросил на нее испепеляющий взгляд.

– Я сказал, – повторил он с раздражением учителя, которого проигнорировал ученик, – что этот свиток взят из старой библиотеки храма и, по слухам, был изготовлен в одной из Ста Школ Практики. Мне известно, что практики в древности писали на другой манер.

При этих словах у Лань перехватило дыхание. Практики.

Лань изогнула губы и скользнула вперед, опершись локтем на стойку.

– Уверена, что практики написали это вместе с яо, мо, гуй и гуай, которым они продали свои души, – сказала она, и лицо старого Вэя вытянулось.

– Скажи о демоне, и демон придет! – прошипел он, оглядываясь по сторонам, как будто кто-то мог выпрыгнуть из-за его шкафа с сушеными ягодами годжи. – Такими словами ты накликаешь беду на мой магазин!

Лань закатила глаза. В деревне, откуда был родом Вэй, суевериям придавали больше значения, чем в городе. Истории о вурдалаках, бродящих в сосновых и бамбуковых лесах, о демонах, пожирающих души младенцев по ночам.

Когда-то от таких вещей у Лань, возможно, по спине пробежали бы мурашки, и она даже не рискнула бы заходить в темный переулок. Но теперь девушка знала, что существуют вещи и похуже, и именно их стоило бояться.

– Это всего лишь страшные байки, старина Вэй, – сказала она.

Торговец наклонился вперед, достаточно близко, чтобы она могла разглядеть пятна от чая на его зубах.

– Император-Дракон, возможно, и запретил обсуждать подобные темы, когда основал Последнее царство, но я помню рассказы своих предков. Я слышал истории о древних орденах, практикующих магию