След ангела - Олег Рой

Саня так и не смог согласиться с другом, что тому удалось установить подлинную причину всех раздоров, длившихся в течение почти всего учебного года. Ну хорошо, допустим, были в классе две девчонки-красотки, которые жестоко между собой не ладили. Но неужели именно из-за них квасили носы друг другу ребята? Или тут были какие-то скрытые механизмы взросления, которых даже Темыч Белопольский не мог толком объяснить? Да нет, скорее всего, дружбан просто понтовался, набивал себе цену…

В нарисованной Артемом схеме были не задействованы только два человека из класса, только от двух кружочков не тянулись ни розовые, ни черные линии, обозначавшие принадлежность к той или иной группировке. Этими кружочками были Полина Козлова, давняя симпатия Артема, и ее подруга Лиля Варламова. В общей обстановке неприязни и разделения на кланы лишь эти две девчонки сумели сохранить полнейший нейтралитет. Они поддерживали нормальные приятельские отношения с представителями обеих группировок — но не примыкали ни к одной из них. И этот факт особенно восхитил Тему, который разразился целой хвалебной тирадой в адрес Козы, так и сыпля заумными словечками вроде «поленезависимость», «доминирование самоактуализации» или «личностный конструкт». Смысла этих понятий Санька не знал, да и узнать не стремился. Ни Темкина социология, ни Темкина Коза его не интересовали. И Лила вроде бы особенно не интересовала… Во всяком случае, до первого сентября, до того момента, когда после дурацкой шутки Полины о не моющихся мальчиках Лилка с возмущением наехала на подругу, мол, думай, что говоришь, и даже вынудила Козу извиниться перед Саней. Что та и сделала без особого, впрочем, напряга. Инцидент был исчерпан, и дело кончилось тем, что домой после уроков они отправились вчетвером — Тема, Санек, Коза и Лила. В ту ночь Сане впервые приснилась Лилка — дерзкая, веселая и ничего не стесняющаяся. Они занимались любовью на берегу Дона, неподалеку от строящейся турбазы, но Лила почему-то все время повторяла, что это место по-французски называется Залив Ангелов.

* * *

Как всегда бывает, назло несчастным школярам в последние дни каникул на Москву нагрянули внезапные дожди и холода, дул совсем уже осенний ветер, и на сердце было тоскливо. Но стоило начаться занятиям, как погода вдруг установилась. Солнышко пригрело, небо опять стало совсем по-летнему синим. Так же по-летнему зелеными и свежими выглядели городские тополя. Даже Ирина Анатольевна, входя в класс на урок и внимательно посмотрев на своих учеников, бросала задумчивый взгляд поверх их голов в окно, потом делала брови домиком и грустно качала головой…

…Но злые люди — преподаватели, конечно же, не могли позволить своим питомцам насладиться последними летними радостями. Буквально со второго-третьего дня занятий началось дружное завинчивание гаек по всем предметам. Задавали на дом вдвое больше, чем в десятом классе: вы, мол, теперь взрослые, вам к экзаменам выпускным готовиться надо.

Учителей можно понять: им необходимо выдавить каникулярнюю лень из детских (или уже совсем не детских) мозгов своих подопечных. Вот и задавали повторение пройденного, выветрившегося на летних ласковых ветерках, и без остановки рвались дальше, в неведомые дали школьных наук.

Покуривая на перемене на заднем дворе на припеке, эти проблемы неторопливо, по-взрослому, обсуждали ребята из одиннадцатых «А» и «Б». Еще в прошлом-позапрошлом году они держались порознь, называя друг друга по-детски «ашками» и «бэшками». Но к последнему классу успели приглядеться, постепенно запомнили если не имена, то клички и теперь усиленно проявляли свое новообретенное единение.

Оказалось, в такой дружбе между классами есть большой прок. На переменах можно было обсудить, как прошел урок у соседей, какое настроение у училки, сколько народу вызывала к доске и что спрашивала, показать друг другу тетради с решениями уравнений, задававшихся на уроке. Да и вообще почувствовать, что их, учеников, много. Это всегда приятно.

Позади за школой возле разросшихся кустов было неприметное место, асфальтовый пятачок, заплеванный белыми пятнами жвачки, всегда замусоренный окурками и разноцветными обертками от чипсов и шоколадок. Место, ничем вроде бы не ограниченное, которое многие поколения школьников постепенно отвоевали себе как курилку на открытом воздухе. Для учеников две тысячи четырнадцатой оно было тем же, что клуб для джентльменов далеких эпох. Здесь обменивались новостями, обсуждали важные вопросы, советовались и нередко именно тут получали необходимые в жизни познания. Мелюзге сюда путь был заказан — рано еще, нос не дорос. А вот старшеклассники из десятых и одиннадцатых проводили в «клубе» все перемены, осенью до самых морозов и весной, как только сойдет снег.

— Нелька все лютует, — жаловался с характерным кавказским акцентом невысокий чернявый парень из класса «А» по кличке (а может, и по имени?) Гамлет. Имелась в виду, конечно же, англичанка. — Обратили внимание, как она задание на дом задает? «Сделайте упражнения семнадцать и восемнадцать». Только запишешь, как она: «И еще девятнадцать. И двадцать один». Нет, чтобы сразу сказать…

— Ясен пень, в чем дело, — вступал в разговор Мишка Гравитц, одноклассник Сашки. — Не трахают бабу — вот и все дела. Мужа нет, хахаля нет — она и бесится.

— Дык, может, это… Помочь ей? Безвозмездно, то есть даром? — заржал прыщавый Валерка Шелгунов из одиннадцатого «А». — Типа мы ей хороший трах, а она нам — пятерки на экзамене?

— Если в обмен на пятерки, то это уже небезвозмездно, — хмыкнул Лева Залмоксис. — Только не в трахе дело. Просто она, типа, в завучи метит. Тамаре Петровне на пенсию скоро, вот Нелька и старается, чтобы ее место занять, рвет на британский флаг свою попу — а заодно и наши.

Сомневаться в Левкиных словах никому и в голову не пришло. Все знали, что Залмоксис в курсе всех школьных дел, его мать в родительском комитете первая активистка.

— Слышьте, мужики, а правду говорят, что весной на ЕГЭ кто-то в обморок упал? — перевел разговор на другую тему Юра Аверин, новенький в одиннадцатом «Б».

— Было дело, — отвечал Лева. — Девчонка одна, забыл как ее зовут. Даже «Скорую» вызывали.

— Что, и впрямь такая жесть на экзаменах? — напрягся новичок.

— Ой, да не смеши мои подковы! — Левка в ответ только рукой махнул. — Кому надо — родители обо всем договорятся…

— Это точно, — кивнул Саня. — Я слыхал, парни на экзамены ваще пьяными приходили — и то сдавали…

Леву Залмоксиса и Сашу Сазонова связывала если не дружба, то крепкое товарищество. Хотя вместе они смотрелись странно, даже потешно, поскольку Санек был одним из самых высоких ребят в классе, а Левка ростом едва-едва перевалил за метр шестьдесят.

Лева пришел к ним в седьмом классе одновременно с Лилей Варламовой, Таней Усольцевой и еще кем-то. На классном часе в первый день занятий Ирина Анатольевна представила новеньких и указала им места. Все послушно сели за парты, один только Лева остался стоять перед доской как вкопанный. Стоял и медленно наливался краской. Ирина Анатольевна воззрилась на него с недоумением:

— В чем дело, Лева? Иди садись вон туда, за вторую парту.

— Вы неправильно назвали мою фамилию, — мрачно сказал Лева. Маленького роста, густые черные брови, глубоко посаженные глаза — он всегда смотрел исподлобья.

Ирина Анатольевна посмотрела на листок бумаги, вложенный в классный журнал. Потом на Леву. Поджала губы, оглядела класс, будто ища у него поддержки.

— Но я же сказала: Лев Замолксис.

Лева, набычившись, покосился на нее и отчеканил:

— Моя фамилия: Зал-мо-ксис!

— Но я так и сказала: Зал-мо-ксис!

— Нет, вы сказали «Замолксис».

Класс грянул дружным хохотом. «Замолксис»! Действительно, звучит смешно. Будто «Замолкни!», «Замолчи!», но как-то по-еврейски. И еще напоминает всеми любимые комедии про великана Обеликса и его дружка Астерикса — фильмы, которые ребята смотрели множество раз, знали наизусть и постоянно цитировали.

— Ну, хорошо, — согласилась наконец Ирина Анатольевна. — Прости меня, пожалуйста. — И тут же, точно устыдившись своей слабости, четким учительским голосом произнесла:

— Лев Залмоксис, идите, пожалуйста, на свое место!

Лева молча прошел к указанной парте, сел, неловко достал из сумки и разложил дневник, учебник, тетрадь и ручку.

Его новым соседом стал Сашка Сазонов. Место рядом с ним освободилось, когда после шестого класса из школы выперли закадычного Санькиного дружка Вовку Киселева по прозвищу Кисель, первого хулигана в классе.

Разложив свои вещи, новенький искоса глянул на Санька и протянул ему руку:

— Лев.

— Александр, — проговорил Сазонов и с изумлением ощутил, что руку его сжали чуть ли не железными клещами. Новый знакомый оказался не по росту силен.