Город в кратере - Иван Денисенко

На землю пыльно приземлился голубь и засуетился, поглядывая красным глазом на подложку с вяленой рыбой.

– За портом начинается пыльная жёлтая дорога, ведущая в город. На возвышенности, на полпути к первым жилым кварталам стоит старый трактир, построенный специально для моряков. Хозяйка заведения – англичанка, миссис Батерст. В то время ей было, я думаю, лет тридцать пять, то есть старше меня лет на семь. Молодая, красивая. А главное, так себя держала, что никто не фривольничал, только заигрывали слегка. Она близоруко щурилась, и это было красиво. Во-о-от. За столами шумели моряки, за окнами синело небо, до горизонта расстилалась водная гладь…

– А на шее у неё часы, – напомнил Николай, разделывая чехонь. Тусклое серебро неохотно отходило от костлявых боков.

– Точно. Миссис Батерст носила на шее маленькие золотые часики с синей монограммой на крышке. Про них есть целая легенда, мне одна официантка рассказала. История такая: эти часы ещё сто лет назад носила первая хозяйка трактира, прапрапрабабушка миссис Батерст. Что характерно, её звали так же: миссис Батерст. Однажды в трактир забрёл боцман, он сокрушался, что сошёл на берег без часов и может опоздать на корабль. Миссис Батерст сняла эти часики с шеи и отдала ему – так легко, словно они ничего не стоили. И сказала: «Когда будете отбывать на корабль, отдайте часы кому-нибудь на берегу, меня тут все знают».

Редьярд снова отхлебнул и вытер усы салфеткой. Николай терпеливо ждал.

– В тот же день поздно вечером в трактир прибежал мальчишка, принёс часы и подзорную трубу. Боцман просил передать, что всегда будет помнить прекрасную хозяйку этих часов и что если она захочет его увидеть, то пусть в любое время дня и ночи посмотрит в эту трубу в море – и он помашет ей рукой. Маленькая такая труба, из латуни, с тёмным выпуклым стеклом, висит на цепочке над барной стойкой, я видел.

Приятели замолчали, задумавшись. Каждый представлял стройную молодую англичанку, сдержанную и красивую, отстранённую и нездешнюю. Она была в чёрном, с часиками на шее и с подзорной трубой – тонкие пальцы на вытертой чёрной трубке, белая кожа, тусклая латунь. Женщина шла по времени, не меняясь. Она снова и снова приходила в мир, получая от жизни прежнее имя и прежнее лицо.

9.

Нина Авдотьевна вышла на балкон с кружкой горячего чая. Воздух был зябким. Из кружки валил густой пар, в кипятке плавала ярко-жёлтая лимонная долька. Чай приехал из Черепца, а вот лимон был местным – куплен в магазине, который находился на первом этаже, в помещении пожарного выхода.

– Разве в пожарном выходе может быть магазин? – спросила Стародумова. – А если чрезвычайная ситуация?

– Не волнуйтесь, – неопределённо ответила дородная девушка за прилавком.

Нина Авдотьевна любовалась окрестностями – впервые за долгое время.

Пейзажи в окнах её черепецкой квартиры не радовали: вид открывался на стандартные пятиэтажки. Их было много, целое море пыльного шифера и рубероида, придавленное пресс-папье серого неба. Под балконом, выходящим на другую сторону, начиналась пустыня огородов. Колышки, листы картона и фанеры, целлофановые и газетные лохмотья, железные и стеклянные банки, ржавые бочки и рваные шины – в царстве подножного корма не было лишних и ненужных материалов, пригождалось всё.

Нина Авдотьевна до дрожи боялась огородников, она знала, что это беспощадные люди с невероятной закалкой. Недалеко от дома, где она жила, было автобусное кольцо, в выходные дни утром и вечером страшные люди с лопатами и вёдрами штурмовали старые ПАЗы и ЛИАЗы.

Однажды Нине Авдотьевне довелось оказаться в автобусе, который подъезжал к остановке с огородниками. Зная, что сейчас произойдёт, она не стала садиться, а встала в уголке – и с ужасом наблюдала за стремительной толпой.

Одна старуха смогла первой запрыгнуть на ступеньку, но была схвачена оттеснённой соперницей за ноги, упала и стала лягаться… В другом конце автобуса вспыхнула драка между коричневыми от загара мужиками, ещё две могучие женщины в синих трико с лампасами, обменявшись плевками, рвали друг другу тусклые кудряшки. Автобус раскачивался и скрипел, казалось, что он лопнет, как рукавица из сказки, но не лопнул и даже смог тронуться с места.

С годами у Стародумовой начались навязчивые кошмары, особенно когда она устроилась в редакцию черепецкой газеты. Ей отдали на откуп неполотую тему надоев, удобрений и прочего скотоводства. Исполнительной журналистке снились бесконечные поля картошки, свинофермы, трактористы с чёрными полосками под длинными ногтями, румяные директора и визгливые бухгалтерши.

Под балконом новой квартиры огородников не было, и в первый день Стародумова выбегала сюда несколько раз в страхе, что они могут завестись. К вечеру, когда воздух наполнился мерцанием, сомнения исчезли окончательно.

– Всё спокойно, всё тихо, – сказала она с улыбкой, возвращаясь в комнату.

Нина Авдотьевна уже извлекла из сумок все вещи, кроме фотоальбомов – их оставила напоследок, на вечер, когда дневные волнения улягутся, можно будет налить чай и никуда не спешить. Стародумова села на диван, придвинула к себе потёртый коричневый чемодан и раскрыла: в нём лежали альбомы.

– Анатолий Павлович такой смешной, – сказала Нина Авдотьевна, продолжая задумчиво улыбаться. – Всё надувается, трясёт гребешком. А тут за него уже всё решили. Кому что делать, кому за что отвечать.

Она раскрыла верхний альбом в синей бархатной обложке. С первой страницы улыбался молодой мужчина с чёрными усами. Его сердечный приступ был внезапным и коротким. Среди ночи сел на кровати, глухо позвал «Нина! Нина…», лёг и умер. Голос, зовущий по имени, не растворился, он жил в Нине Авдотьевна, она слышала его.

Стародумова кивнула фотографии и стала рассказывать:

– С меня, слава богу, сняли огороды, не буду больше воспевать картошку и надои. В этом городе нет никакого сельского хозяйства, зато есть большой-пребольшой завод, и я буду про него писать.

Мужчина на фотографии внимательно слушал. Нина Авдотьевна погладила его пальцем и продолжала:

– Я, конечно, никогда с такой темой не работала, но думаю, что справлюсь. Журналистика – дело такое, главное найти разговорчивых людей, всё остальное – мелочи. Всё мелочи, всё-всё мелочи…

В доме, погружённом в тёмно-синее закулисье дня, долго светился жёлтый квадратик, в нём сидела женщина, перелистывая фотоальбомы в бархатных обложках. Когда сумерки сгустились, она достала из сумки маленький подсвечник – крохотную гильзу на подставке в виде дубового листа – и связку тоненьких церковных свечек.

Это была многолетняя добровольная обязанность. Всякий раз, как делалось темно, она ставила на подоконник свечу – путеводный знак для сына, который связался не с той компанией и на волне смуты, захлестнувшей страну, исчез. Ушёл куда-то со своими вечно удивлёнными глазами, весь ушёл, без остатка.

10.

Бердин деловито приколачивал к стене своего нового кабинета грамоты черепецкой администрации, фотографию писателя Скворцова с автографом и часы с логотипом торгового комплекса, который давал одно время рекламу. Настроение было ясным, в душе цвели одуванчики.

Он полюбовался на свою работу, сел и снова погрузился в инструкцию, оставленную Серафимом. Судя по её подробности, работодатель, похоже, действительно не планировал больше появляться в редакции. Оно и к лучшему: лишний контроль – лишние переживания.

В документе описывался город и упоминались люди, к которым можно обращаться за информацией. Напротив каждой фамилии стояла краткая характеристика. Например, указывалось, что начальник сборочного цеха Эйфман «контактен, но неуловим». Или специалист отдела по работе с отделами: «излишне лапидарен он, но всё ж не чужд коммуникации вербальной». Напротив имени одной дамы значилось: «женщина с косой».

На планёрке Бердин с великодушием сеятеля облигаций раздал темы и контакты и теперь прислушивался: журналисты звонили, договаривались о встречах.

Солнечный свет мигнул: за окном пролетело облако разноцветных воздушных шаров, послышались радостные крики и аплодисменты. Бердин выглянул: внизу стояла большая толпа людей в деловых костюмах. Они смеялись и хлопали в ладоши. Некоторые возбуждённо подпрыгивали.

Когда Редьярд, иной среды взыскуя, вышел на лестницу, из массы пиджаков, кишащей пролётом ниже, выскочил и поднялся к нему человечек с усталыми глазами.

– Добрый день, коллега, – приветствовал он тихой скороговоркой. – Вы из редакции? Хорошо, что газета снова будет выходить, нам её не хватало. Валерий Вилкин, директор менеджерской фирмы, – он протянул узкую влажную ладошку.

– Очень приятно, – сказал Князев. – Да-да, я обратил внимание на вашу компанию. Деловая тематика в том числе и по моей части.

– Прекрасно, – грустно и устало улыбнулся человечек. – Я всегда открыт для общения. Вы ведь зайдёте к нам, да? Я готов дать интервью. Вы побеседуете с нашими сотрудниками. У нас получится отличный текст.