Тиль Гаримму - Андрей Евгеньевич Корбут

хозяйка. — Тебе не кажется, что юноша обвиняет нас в однообразии, как бы ему не стало с нами скучно.

«Да они кокетничают с ним, — усмехнулся в мыслях Ашшуррисау. — Это хорошо, значит, и бывают здесь часто, и любят его навещать. Кто бы мог подумать, что этот обычно молчаливый рыхлый увалень пользуется таким успехом у женщин».

Трасия же подобное обращение ничуть не смутило.

— Тогда, может быть, анис?

— Да, да, я слышала о нем, — подхватила служанка.

— К тому же, — продавец перешел на шепот, — говорят, он очень полезен женщинам. Возьмите немного на пробу.

«Надо будет подумать над тем, чтобы оставить ему лавку, когда придется отсюда уезжать. Или забрать его с собой? Надо будет подумать», — размышлял хозяин, отвлекаясь на подъехавшего на гнедом жеребце пожилого киммерийца. Это был повар царя Теушпы.

— Мой дорогой, Эрн! Как я рад тебя видеть! — помогая кочевнику слезть с коня, приветствовал его Ашшуррисау.

Киммериец, также выразив свое почтение купцу, сразу перешел к делу:

— У царя завтра будет много гостей. Хочу порадовать его чем-нибудь особенным. Есть чем меня удивить?

— Я был бы плохим купцом, если б ответил на твой вопрос отказом! Ты ведь давно просил меня привезти царя всех специй, да, да, того, что родом с берегов далекого Инда, — сириец перешел на шепот и сказал подмигивая: — На днях из Сирии пришел караван с моим товаром.

У царского повара загорелись глаза, и он сдержанно улыбнулся.

— Лучшего подарка ты не мог мне сделать.

Ашшуррисау сам сходил за прилавок, нашел заветный мешочек с кардамоном [32] и, вернувшись к киммерийцу, отказался от всякой платы.

Потом они поговорили о намечающемся пире, о том, куда и какие пряности, специи и приправы уместно класть, в каком количестве, а также о том, что будут за гости, откуда, как надолго, о чем пойдет их разговор…

— Думаю, царь готовится к войне. Только вот когда она начнется и с кем, пока непонятно.

Впрочем, Эрн торопился, намечался приезд более чем сотни гостей — почти всех киммерийских вождей, многих старейшин, военных советников, — и на всех надо было наготовить, заставить восхищаться царской кухней, обилием яств и их непревзойденным вкусом.

— Что бы я без тебя делал, мой дорогой друг! — признательно кланяясь, прощался киммериец.

Его товарищ меланхолично кивал, а простившись, провожал его долгим взглядом.

Пока все шло как он задумал.

Присев на скамью, стоявшую в тени старого раскидистого платана, Ашшуррисау блаженно вытянул уставшие ноги.

Молодой погонщик Ахаз — почти черный от солнца крепкий малый, вернувшийся вчерашним караваном в Хаттусу и приглядывавший в свободное время за товаром в соседней лавке, в это время обычно прекращал торговлю. Он снял с прилавка все ножи, мотыги, лопаты, аккуратно спрятал в длинный ящичек сверла и зубила, затем со всей осторожностью, на какую только был способен, собрал оружие: пару дорогих мечей, три булавы, несколько копий средней длины, а также доспехи и пару шлемов. Все это он сложил на повозку, но перед тем как тронуться, решил навестить соседа, которому нередко помогал во всех его делах, явных и тайных.

— Здравствуй, дорогой Ашшуррисау. Вот увидел тебя, хотел выразить свое почтение, — потупив взор, Ахаз низко поклонился.

— Здравствуй, мой юный друг, здравствуй. Когда ты вернулся?

— Вчера. Уже затемно. Привезли много товара.

— Пряности есть?

— Нет. Пряностей нет.

— Это хорошо. Торговля и так плохо идет. Как Ракель? Видел ее уже?

— Нет. Не было времени. Вот закрылся пораньше, чтобы найти ее и провести с ней ночь.

Ашшуррисау нахмурился.

— Постой-ка, я, кажется, знаю, где она сейчас.

— Так говори! — встрепенулся погонщик.

— Не уверен, что это тебе понравится…

— Не может быть! Она снова с этим киммерийцем! Я убью его! — вне себя от гнева вскричал юноша, срывая с пояса длинный кинжал и собираясь немедленно воплотить в жизнь свою угрозу.

— Ахаз! — остановил его Ашшуррисау. — Если ты хочешь, чтобы она была твоей, не делай этого. Избей его, но не убивай. Забери Ракель, но не мсти ей… А чтобы твоя голова была такой же ясной, как сегодняшний день, вот тебе немного серебра. Мой тебе совет: вымести свою злобу на этом старом своднике, хозяине постоялого двора. Он виноват куда больше, чем тебе кажется. Да и мне окажешь услугу.

5

Весна 685 г. до н. э.

Тиль-Гаримму

Он устал. От крови, смертей, человеческих страданий, слез, пыли, грязи, походов, сражений, побед, пиршеств, славословий в его честь, но больше всего — от лицемерия, лжи и предательства, которые он видел и ощущал почти физически в каждом.

И все равно убивал, казнил, посылал войска от одного края ойкумены до другого, пил вино в неисчислимом количестве, слушал сладострастные речи, но все больше мрачнел.

Он хотел остаться один, так как устал от людей, слуг, сановников, врагов, друзей.

И, наверное, поэтому не колеблясь посылал и тех, и других на плаху.

Он устал от казней, доносов и бесконечной череды лиц, которые сменялись из года в год в его пышной свите.

Он устал от мыслей и голосов, кричащих в его голове, от чужих советов и намеков, от настойчивых просьб царицы и осторожных взглядов сыновей.

Но знал, что прояви он хоть малую толику жалости, это сочтут за слабость, и тогда его съедят заживо все те, кто называл его господином, царем, повелителем Вселенной, кто готов был целовать пыль у его ног, питался из его рук и беспрекословно исполнял самые чудовищные его приказы.

Самый могущественный из смертных, он устал от постоянного чувства тревоги.

Страх то и дело настигал его среди ночи, и тогда он бежал из дворца туда, где, скорее всего, и могла подстеречь смерть — поближе к своим поданным, прячась среди толпы под чужой личиной, будто преступник.

А еще он бесконечно устал от богов со всем их добром и пророчествами.

Для того чтобы подозвать писца, повелителю достаточно было взглянуть в его сторону.

Царского секретаря звали Мар-Зайя. Немногие знали, откуда он появился, еще меньше — о том, что помогло ему занять этот высокий пост. Совсем недавно его, простого школьного учителя, сына учителя, внука учителя, посетил жрец Ашариду, ученый, известный далеко за пределами Ассирии. Когда выяснилось, что юноша знает акадскую, древнешумерскую и египетскую клинопись, угаритское письмо