Девять жизней Роуз Наполитано - Донна Фрейтас

плечами.

– Просто переживаю, что, если не заведем ребенка, с возрастом об этом пожалеем, – медленно, отчетливо проговаривая каждый слог, произносит Люк.

Промчавшийся мимо официант кладет на стол еще один набор палочек. Я вся словно горю. Не знаю, что ответить. Вернее знаю, но если произнесу это вслух, ссора неминуема.

Но потом я вижу на лице мужа печаль и протягиваю через стол руку, глядя ему прямо в глаза.

– Ты знаешь, как я к этому отношусь, Люк. Не хочу заканчивать вечер ссорой. Я очень тебя люблю.

– Роуз… – Люк так тяжело вздыхает, что кажется, он вот-вот рухнет на стол. – Я тоже не хочу ссориться.

На самом деле я намеревалась закрыть эту тему. Но, похоже, Люк понял все по-своему.

– Ты можешь просто об этом подумать? Насчет ребенка? О том, чтобы изменить мнение? Когда мы с тобой начали встречаться, я говорил, что не хочу детей, и в то время правда в это верил. Мне и в голову не приходило, что мои чувства станут иными. Но потом у Криса родился малыш, – продолжает Люк, объясняя, как на него повлияло то, что его приятель из колледжа стал отцом. – А потом я фотографировал семьи других друзей, которые обзавелись детьми. И теперь только и думаю, что было бы, если бы мы с тобой родили ребенка… Разве не чудесно посмотреть, каким выросло бы наше дитя? Тебе не кажется, что наш малыш стал бы потрясающим?

Нет, нет, нет. Потому что я никогда не хотела ребенка.

– А тебе этого не хочется?

Нет. Ни за что. Никогда.

Я изо всех сил стараюсь услышать мужа, принять его доводы, почему он все же передумал. Аргументы Люка кажутся абсолютно разумными. Они такие и есть. Я понимаю, как вышло так, что в двадцать ты веришь в одно, а с течением времени осознаешь, что совсем в другое.

Проблема не в этом: Люк хочет, чтобы я прониклась его доводами и перечеркнула собственные принципы, которые диктуют мне совершенно противоположное. Ради осуществления новой мечты Люка – завести детей – я должна стать той, кто ему этих детей родит.

Мне следовало догадаться, что такой разговор неотвратим. Знаки появлялись и до сегодняшнего вечера. Они чуть ли не сиреной ревели. И что я предприняла? Закрыла на них глаза – вот что. Но перемены в Люке тоже происходили постепенно. Достаточно незаметно, чтобы позволить мне их отрицать, – что я и делала, причем уже некоторое время. Это все равно, что решить: если отрицать рак, пожирающий ваше тело, то он вас не убьет.

Мне вспоминается, как мы с Люком бродили за руки по району Трастевере в Риме, взяв наконец такой необходимый нам отпуск. Вдоль улицы выстроились рестораны с уютными террасами, люди пили вино, ели вкуснейшую пасту. Царила жара и влажность, но меня это не беспокоило. Мы то и дело сталкивались друг с другом, как часто случается, когда парочки наслаждаются неторопливой прогулкой.

Крошечная арендованная квартира, где мы остановились, располагалась на крыше дома. Она практически вся состояла из террасы, что нам очень нравилось.

К тому времени мы уже были женаты несколько лет. Радовались отпуску и ничегонеделанию, до обеда отдыхали с книгами и журналами на террасе, а всю вторую половину дня ели и пили до отвала, до головокружения.

Чуть раньше в тот день я валялась в тени, почитывая детектив, когда ко мне решил присоединиться Люк. Он поцеловал меня, один поцелуй перерос во множество, а затем мы занялись любовью. Сначала переживали, вдруг нас кто-нибудь увидит, но потом наплевали на все.

Казалось, это второй медовый месяц.

– Надо бы почаще так, – намекнула я мужу, пока мы брели по улице. Давно у нас такого не было. Я думала, для того мы и приехали сюда – освежить отношения, заниматься любовью посреди дня, если захочется, – я надеялась, что нам захочется. – Нужно это делать, скажем, каждый день, пока мы здесь.

– Соседям может не понравиться, – сверкнул глазами Люк.

– Мы будем осторожны. Нас никто не заметил!

– Тогда стоит быть осмотрительнее, – ответил Люк, но я поняла, мое предложение понравилось. Пришлось ему по душе.

Мы рассматривали меню, вывешенные возле ресторанов, читали одно, затем шли дальше, обсуждали следующее. Желудок урчал, требуя пасты, а горло жаждало вина, которое мы будем пить.

А потом Люк заметил:

– Глянь-ка… – Он указал на группу детей, мальчиков лет примерно семи или восьми, которые играли в футбол посреди улицы. – В Америке дети больше так не делают. Не играют вот так.

– Наверное, нет, – отозвалась я.

И больше ничего не сказала.

Люк остановился у скамейки.

– Может, присядем?

– Давай, – согласилась я, хотя все мысли были только о еде.

Люк завел разговор об играющих в футбол мальчиках, и от тревоги кровь чуть быстрее побежала по моим венам. К тому времени родители мужа стали спрашивать, когда же мы заведем детей. И чем больше он старался отделаться от вопросов, тем сильнее становилось давление. Бывало, Люк жаловался – так сильно его раздражали родственники, но потом прекратил. Сначала я думала, что ему удалось до них достучаться и родители наконец научились уважать наше решение, ведь о нем было известно с самого начала, еще до того, как мы поженились.

Тогда ни один из нас не понимал, что родители не поверили в серьезность наших намерений. Похоже, мать Люка, Нэнси, решила, что именно я начну просить ребенка, и когда мы приезжали их навестить, заводила со мной об этом разговоры. Но я всегда их пресекала – решительно, настойчиво – нет и нет, не обсуждается. Я не поддалась, и тогда они вместе с мужем, Джо, принялись обрабатывать сына.

Сперва я испытала облегчение. Подумала, пусть они лучше Люку читают нотации о радостях деторождения, однако через какое-то время поняла, что их аргументы и давление начали влиять на него.

Люк стал указывать мне на детей вокруг, их родителей, чем они заняты, как общаются, комментировать все происходящее, стараясь вызвать у меня реакцию. Заводить разговоры о детях, об их воспитании, о том, как с ними справляются их родители. Как мне кажется, они довольны своими отпрысками? А их поведением? Нравится ли мне, как родители разговаривают с детьми, как позволяют тем себя вести?

Люк словно выуживал что-то из меня, забрасывая леску прямо в мое тело, в мозг, пытаясь понять, что попадется. Мне не нравилось, как он копается, ковыряется во мне своим острым крючком. Я думала так: если не буду отвечать всерьез, муж наконец сообразит, что ничего не добьется. Я верила: Люк меня не подведет.

Мы долго сидели на скамейке. Люк наблюдал, как дети играют в футбол,